первый раз, красоту ее едва начали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась, я сделал предложение, ваш ответ при всей его неопределенности на мгновение свел меня с ума; в ту же ночь я уехал в армию; вы спросите меня — зачем? Клянусь вам, не знаю, но какая-то непроизвольная тоска гнала меня из Москвы; я бы не мог там вынести ни вашего, ни ее присутствия. Я вам писал; надеялся, ждал ответа — он не приходил. Заблуждения моей ранней молодости представились моему воображению; они были слишком тяжки и сами по себе, а клевета их еще усилила; молва о них, к несчастию, широко распространилась. Вы могли ей поверить; я не смел жаловаться на это, но приходил в отчаяние».

Душевное состояние, как всегда, найдет себе выход в стихах. 15 мая в Георгиевске был написан первый вариант стихотворения «На холмах Грузии», в котором лирическому герою вспоминается прежняя любовь, как автору — первая встреча с Марией Раевской 15 мая 1820 года: «Я твой по-прежнему, тебя люблю я вновь…» Но в окончательном варианте ей уже нет места:

На холмах Грузии лежит ночная мгла;          Шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко; печаль моя светла;          Печаль моя полна тобою, Тобой, одной тобой… Унынья моего          Ничто не мучит, не тревожит, И сердце вновь горит и любит — оттого,          Что не любить оно не может.

В таком виде стихотворение было впервые напечатано в альманахе «Северные цветы на 1831 год», вышедшем в самом конце 1830 года в Петербурге. Летом 1830 года княгиня В. Ф. Вяземская переслала это стихотворение уехавшей вслед за мужем-декабристом в Сибирь княгине М. Н. Волконской, сообщив со слов Пушкина, что оно обращено к его невесте Наталье Николаевне Гончаровой. Мария Николаевна явно с этим согласилась и не упоминала его в своих «Записках» в числе стихов, адресованных ей. Образы прошлого, вызванные лирическим обращением к минувшему, сливаются в стихах поэта с образом Натальи Гончаровой, ощущением новой любви.

Во время пребывания на Кавказе Пушкин отметил свое тридцатилетие. Осенью 1828 года, еще в Петербурге, он беседовал с К. А. Полевым в гостинице Демута. Тот, говоря о нем самом, произнес его стих: «Ужель мне точно тридцать лет?» Поэт тотчас возразил: «Нет, нет! У меня сказано: „Ужель мне скоро тридцать лет?“ Я жду этого рокового термина, а теперь еще не прощаюсь с юностью».

За стаканом вина в доме городничего селения Душет майора Ягулова поэт встретил свой юбилей. Следующий день рождения он отмечал уже в Полотняном Заводе, во время визита к Афанасию Николаевичу Гончарову, деду Натальи Николаевны, в хлопотах о предстоящей женитьбе.

Путешествие Пушкина на Кавказ оказалось сродни средневековым странствиям рыцарей во имя прекрасных дам. В написанном в ту пору стихотворении, в одном из автографов названном «Легенда», этот образ нашел отражение:

Жил на свете рыцарь бедный[27], Молчаливый и простой, С виду сумрачный и бледный, Духом светлый и прямой. Он имел одно виденье, Непостижное уму. И глубоко впечатленье В сердце врезалось ему. С той поры, сгорев душою, Он на женщин не смотрел. Он до гроба ни с одною Молвить слова не хотел. Он себе на шею четки Вместо шарфа повязал И с лица стальной решетки Ни пред кем не подымал. Полон чистою любовью, Верен сладостной мечте, А. М. D. своею кровью Начертал он на щите. И в пустынях Палестины, Между тем как по скалам Мчались в битву паладины, Именуя громко дам, Lumen coeli, santa Rosa! Восклицал он, дик и рьян, И как гром его угроза Поражала мусульман. Возвратясь в свой замок дальний, Жил он строго заключен, Все безмолвный, все печальный, Как безумец умер он.

А стихотворение «Поедем, я готов…» того же 1829 года с биографически обусловленной в нем темой путешествия и мучительной любви к Гончаровой тонкими ассоциативными нитями связано со стихотворением «Легенда».

Одним из атрибутов странствий влюбленных рыцарей становились временные увлечения сарацинками. Своеобразной пародией на такой роман в «Путешествии в Арзрум» оказывается встреча с калмычкой, поэтически преображенная в написанном тогда же стихотворении, где явно слышится перекличка с собственной ситуацией и воспоминание об оставленной Москве:

Твои глаза, конечно, узки, И плосок нос, и лоб широк, Ты не лепечешь по-французски, Ты шелком не сжимаешь ног, По-английски пред самоваром Узором хлеба не крошишь, Не восхищаешься Сен-Маром, Слегка Шекспира не ценишь, Не погружаешься в мечтанье, Когда нет мыслей в голове, Не распеваешь: Ма dov’e, Галоп не прыгаешь в собранье…
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату