-Что знаю – скажу. И что не совсем уж секретная инфа. Устроит?
-Да.
-Пошли.
-К парикмахеру?
-Конечно.
Люк и Вейдер.
-Ты хочешь поговорить с Кеноби, - без выражения сказал Вейдер. Он привёл Люка в его же каюту. Люка это гораздо больше устраивало, чем разговор на нейтральной или общей территории.
-Да.
-Объясни мне смысл этого действия.
-Он… - Люк задумался. – Он… С ним что-то не в порядке. Я не в плохом смысле. То есть, не в оскорбительном для него. С ним просто плохо. И ему от этого плохо.
-И что?
-Мы… связаны.
-Безусловно, - кивнул Вейдер. – И?
-Только я могу понять, что с ним происходит. Только передо мной он откроется. И только я…
-Сможешь ему помочь?
Фраза не была подобна пощёчине – пощёчиной и была.
-Да, мне ты уже помогал, - кивнул Вейдер физиономии Люка. Ни жалости, ни сочувствия – холод. – И если ты срочно не перестанешь быть дураком, твоя помощь откликнется на тебе. Кеноби перед тобой не откроется – опять солжёт. Он будет лгать до тех пор, пока его не начнут бить. Чем и занимается сейчас профессионал.
-Кто?
-Ты её не знаешь.
-
-А что? Какие-то фобии относительно лиц женского пола?
-Тебе смешно…
-Перестань быть тряпкой. Тогда тобой не будут вытирать пол.
-Послушай, - Люк выпрямился. – Я не тряпка. Я просто другой, чем ты. Ты любую инаковость считаешь слабостью?
-Нет. Только слабость.
-И в чём проявляется моя?
-В том, что ты веришь во всеобщее примирение.
-Разве такого не может быть?
-Не может.
-Почему?
-Почему два претендента на одну женщину никак не могут воспылать благожелательностью друг к другу? Наверно, всё дело в конкуренции.
Люк взглянул на главкома. За маской Вейдера не было видно лица. Но у Скайуокера возникло ощущение, что отец смеётся.
-Мы с Ханом…
Короткий фырк. И хотя Люк ещё ничего не сказал, а отец ничего конструктивного не ответил, тема любви двоих к Лее показалась Люку донельзя глупой. Вместо этого он спросил:
-А почему ты считаешь, что Кеноби лжёт? Почему не предположить, что он сам верил в то, что говорил?
-Может, и верил, - отозвался Вейдер. – Я бы даже дал этой версии больше пятидесяти процентов. Он верил, что я – зло, которое надо уничтожить. Ну, - пояснил он, - Дарт Вейдер – зло.
-Тогда он не лгал.
-Лгал. Ложь страха. Ложь слабости. Ложь самой структуры жизни. Чтобы примириться с собой. Чтобы не сойти с ума. В существе есть изначальный костяк – личность, которая приходит в мир. И личность, которую мир наращивает на этих костях. Они иногда столь различны. И очень трудно признать, что жир на костях – твоя собственная слабость. Легче сказать: я сделал свой выбор. Я сделал свой трудный выбор, - Вейдер усмехнулся. – Когда-то был такой пацан, Бен Кеноби. Которого даже Храм не слишком сломал. А потом пацана поставили перед выбором: подчинись или тебя выбросят на помойку. Он подчинился. Наверно, быстро убедил себя, что всегда хотел быть таким, каким его хотели видеть. Джедаем. Только раньше не совсем понимал, что это такое. По детской глупости. А потом его учителем стал такой замечательный рыцарь. Человек. И мальчик Бен проникся, каким должен быть настоящий рыцарь…
-Ты о чём?
-О дерьме,- ответил Вейдер. – Большом, украшенном дерьме. С ароматизатором.
-Пап…
-Мам, - ответил Вейдер. – Вечный выбор. Подчинись – или умрёшь. Большинство считают, что надо сохранить себя в живых, потому что лучше сохранить часть, чем быть уничтоженным в целом. Часть что-то сможет. А труп не сможет ничего. Логично. Я не спорю.
-Но тогда в чём дело?
