Пепел испарился в огне. Огонь растопил воздух. Огонь горел. С процентами возвращена вся её жизнь. Два жара солнц, обжигающих кожу, накал песков, возвращающих жар от земли. Вся её жизнь – огонь. Огнём страха началась. Огнём боли закончилась. И в промежутке был пылающий песок. Душный жар выживания. Слабое тепло надежды. И чёрное жесткое пламя материнства. Которое не любовь.
Теперь же огонь стал воздухом, а то, что он выжег – всего лишь болотным пузырём, в котором скопилась всякая дрянь. Затхлый лежалый комок, не имеющий ничего общего с тем, чем можно дышать. Консервированная вата.
Тварь в ней взглянула на мир, сожмурила от удовольствия глаза. Распахнула огненные крылья. Полетела.
И вслед за ней пошёл огонь.
Последние эмиссары.
В мире всё тряслось и громыхало. Облетали цветы. Опадали камерные небеса. Отваливались голубые чешуйки, как штукатурка. Медленно плыли вниз, кружась, падали на штукатурную землю. Смешивались с зелёными чешуйками земли. С потолков и со стен капало что-то, текло…
-Библиотека, - с тоской сказал Рэк. – Библиотека… То, что я бы хотел сохранить. Эта слизь проест книги… или книги тоже исчезнут и испарятся. А как жаль.
Они стояли трое посереди зала и смотрели, как вокруг опадает мир.
-Что-то совсем не то сделали наши культурные рыцари, - сказал Рэк. – Что-то такое, в ответ на что нам разрушили вечность…
-Ну что ж, - сказал Мейс. – По крайне мере, я отдохну.
-От чего? – буркнул Йода.
-От Вечности, - взорвался Мейс, - той, которая с большой буквы!
Йода ухмыльнулся:
-Выжечь вечность пламенем? А что. Неплохая идея.
Рэк смотрел вокруг и покачал головой:
-Это мой мир, - сказал он. – Другого я не знаю. Другой я забыл.
-Но так, - сказал Йода, - ещё интересней.
-Да? – скептически хмыкнул эмиссар Рэклиат и оглянулся на группу вбежавших на грани паники студентов. – А ну, - прикрикнул он, - вперёд. Каждый берёт и выносит книги. Кто сколько может. Скоро тут будет жарко… и, возможно, - он взглянул на слизь, - мокро. А эти книги – будут нужны. Очень. Ну? Кому сказал?!
-Что вообще происходит? – спросил Мейс.
-Не знаю, - ответил Йода. – Но мне – весело.
Пространство закручивалось в спираль и раскручивалось обратно, взрывались планеты и гибли люди, вспышки солнц – и оплавленные глыбы на месте мгновенье назад живых миров.
Но кое-что выдержало испытание на прочность. Что-то взорвалось. А что-то – осталось.
Галактика.
Дарт Вейдер открыл глаза. Дарт. Вейдер. Вейдер. Дарт. Тихо. Очень тихо. Ушла боль. Настала тишина. Звенит в голове. Слабость – не повернуться.
Он сел. Потемнело в глазах. Голова стала пустой и лёгкой. Звон, мушки… прошло.
По стеночке, по стеночке, точней – по полу, почти ползком, добраться до кресла. Чести и достоинства он этим не уронит. Остальные лежат в глубоком обмороке. В отрубе.
-Мда, - услышал он над собой.
Палпатин сидел в кресле и смотрел в иллюминатор.
-Анакин, ты посмотри: половина звёзд погасли. А некоторые вспыхнули так ярко, что ослепили глаза.
Вейдер опёрся о ручку императорского кресла и молча поднялся. Сел на подлокотник. Долго смотрел на звёзды. Ничего не узнавал.
-Связь с Корускантом отсутствует, - сказал император. – Но она вообще отсутствует. В том числе и ментальная. Половина галактики точно погибла. Взорвалась. Но это всего лишь мидихлориане. Почему звёзды?
-Не знаю. Хотя я почему-то не удивляюсь.
-У тебя кровь на губе.
-А у тебя в волосах.
-Временная потеря сознания чревата травмой, - поморщился император и потрогал затылок.
Они сидели молча и молча смотрели в чужое пространство.
-А ещё мы за чёрным экраном, - сообщил император.
-Что?
-За чёрным экраном. Ощущение, что на границе галактики пространство схлопывается и не существует.
-Ощущение?
-Ну, можно проверить.
-Я почему-то тоже не удивляюсь.
-Да, - флегматично кивнул Палпатин. – За всё своя плата. Не нравится мне она… но что поделать.
