выходу.
На следующий день он узнал, что Гарри был усыновлен семьёй Дурсль. Притом усыновление было обычным. Вопросов возникало всё больше. Дамблдор проклинал себя за то, что раньше не занялся расследованием. Полгода назад он был абсолютно уверен, что мальчик вернётся, и не стал афишировать своё опекунство над юношей. Но теперь он понял, что ошибся, что ещё тогда следовало заняться всем лично.
* * *
А в то время, как весь магический мир крутился у Гринготса в поисках свидетелей, семья Де Мелори готовилась к выходу в свет.
- Вас не узнать, - улыбнулся Артур, который расположился на картине в гостиной дома Блеков.
Почти две недели семья жила в Лондоне. Их внешность действительно изменилась после того ритуала. Самые поразительные изменения произошли с Патриссией: женщина стала просто красавицей. Мышиного цвета волосы стали красивого светло-русого оттенка и густой копной спадали до пояса, фигура стала более изящной и женственной, шея больше не казалась непропорционально большой, лицо приобрело черты истинной аристократки, зубы больше не были лошадиными. Больше всего, как утверждал Самуэль, Патриссия походила на его мать. Валентин тоже приобрёл некоторые черты аристократа, хотя и до этого мужчину никто уже и не мог бы сравнить с бывшим Верноном Дурслем. Сейчас же подтянутый высокий мужчина и вовсе не был похож на себя. Рыжина исчезла из волос, которые стали более тёмного каштанового цвета. От шикарных густых усов, мужчина оставил лишь короткие, аккуратно очерченные усы, придававшие его виду воистину королевский облик.
Что касается детей, то больше всего изменилась Луни. Глаза уже ни казались такими большими и стали тёмно-серыми, волосы стали серебристо-белыми, они струящейся волной ниспадали чуть ниже лопаток. Хрупкая фигурка стала более изящной, лицо, по мнению Артура, напоминало Ровену. Как с улыбкой сказал Элиот, девушка стала настоящей Луной: такой же таинственной и красивой. Николас тоже значительно изменился. Ещё до смены имени он сильно похудел, а теперь стал более грациозным и изящным. Во всём его облике было нечто благородное, черты лица стали чёткими и чуть резкими, волосы тёмно-каштановой гривой обрамляли лицо, глаза стали более яркого карего цвета.
Остальные почти не изменились, но в облике каждого можно было угадать настоящего аристократа. Деррен, светлые волосы которого были почти как у матери, приобрёл лишь темно-синие глаза, в то время как раньше у него были серо-голубые, как у Патриссии. Гивент, невероятно-чёрные волосы которого ниспадали до плеч, теперь имел насыщенного цвета тёмно-зелёные глаза. Как пояснил Элиот, глаза редко сохраняют тот цвет, который был в младенчестве, но ограничитель сыграл свою роль. Теперь же магия вернула всё на свои места. Юноша очень походил на Самуэля, чему их предок был несказанно рад. Дейвис тоже опустил за эти полгода волосы до плеч. Его платиновый цвет волос стал чуть серебристым, серые глаза остались прежними, но весь облик и уверенная осанка никому уже не могли сказать, что он ещё недавно был Малфоем, хотя для ребят это было очевидно.
Хрупкая фигура и черты лица Глории стали утончёнными, карие глаза стали более тёмными и выразительными, тёмно-каштановые волосы стали более светлыми и теперь не лежали непослушной гривой, а красиво струились, ниспадая чуть ниже талии и слегка завиваясь. Облик Паулы стал более резким и решительным, однако грации и изящества ей тоже было не занимать. Чёрные волосы спадали почти до талии, широкие брови придавали лицу грозное выражение, которое усиливалось при взгляде в её абсолютно чёрные глаза. Дейвис всё чаще сравнивал свою девушку с её суровой защитницей, но Паула лишь улыбалась.
- Жаль только, что шрам не убрать, - посмотрел на своё отражение Гивент.
- Почему же, - неожиданно сказал Элиот, - Ваш защитник вполне справиться с этой задачей.
- Что? - Гивент изумлённо посмотрел на старца, затем также недоверчиво взглянул на свою палочку.
- Попробуй, - попросила Глория. Ей нравился шрам юноши, но он мог их выдать, а значит, следует от него избавиться.
Гивент взмахнул палочкой. Посреди гостиной появился белый единорог. Юноша и его защитник несколько минут смотрели друг на друга, затем единорог приблизился и коснулся рогом шрама на лбу подростка. Невероятная боль охватила сознание, в глазах всё поплыло, желудок сжало, дыхание стало прерывистым. Сквозь крепко стиснутые зубы прорвался стон, глаза заволокло пеленой слёз, ноги подкосились. Единорог, заржав, не дал разорвать контакт, опустив голову к осевшему на пол почти бессознательному парню. Вдруг из груди юноши вырвалась чёрная тень. Единорог встал на дыбы и пронзил рогом тёмную дымку, лишь горстка пепла упала на ковёр. Единорог вновь посмотрел на юношу и растворился.
- Гив! - к юноше кинулись все, кто был в гостиной.
- Гивент, очнись, - Глория прижала к себе юношу, нежно гладя по волосам, из глаз девушки текли слёзы. Юноша был без сознания, дыхание было еле заметно и вырывалось из уст с каким-то хрипом.
- Братишка, не уходи, - Деррен положил руку на грудь брата, сердце сковало болью.
- Гив, ну же, ты ведь сильный, - шептал Дейвис, как и Глория, поглаживая мокрые волосы подростка.
- Ты же обещал, я не смогу без тебя. Гив, я люблю тебя, я не вынесу, если ты уйдёшь, - Глория уже плакала навзрыд, крепко прижав к себе парня.
- Я… не брошу… тебя, - еле слышно прохрипел юноша. Сознание уходило, но он слышал друзей, слышал любимую. Он не мог их бросить. Не теперь. Сил не было, но он боролся, боролся с той упоительной тьмой, которая казалась такой желанной. Но он не мог, не мог отдаться невероятному желанию уснуть, уйти навсегда от этого мира, от боли и лжи. Его ждали, ему теперь было, за что сражаться. Он почувствовал, когда тьма отступила, по телу разлилось спокойствие и умиротворение. Сил не было, но он смог прохрипеть эти слова, смог успокоить Глорию.
- Гив, - девушка чудом услышала слова юноши. Невероятное облегчение и радость появились в её глазах, - Он не уйдёт, он сказал, что не бросит.
- Сынок, - Валентин поднял юношу на руки и отнёс в ближайшую спальню.
Несколько дней друзья не отходили от парня. Деррен и Глория так и вовсе не покидали Гивента, проваливаясь в сон прямо в креслах. Юноша очнулся лишь к вечеру третьего дня. Силы вернулись, но он был ещё слаб.
- С возвращением, - облегчённо улыбнулся Артур, заметив, что юноша открыл глаза.
- Что это было? - прохрипел парень, посмотрев на картину.
- Я тоже хотел бы это знать, - сказал Дейвис, улыбнувшись другу и садясь на его кровать.
- Я не ожидал такого результата, - виновато сказал Элиот, который ни на секунду не покидал холста, беспокоясь за юношу.
- А чего ты ожидал? - хрипло спросил Гивент, с благодарностью принимая от Глории стакан с водой.
- Небольшая боль, и шрам должен был исчезнуть, - оправдывался Элиот.
- Я бы не сказал, что боль была «небольшая», - сказал Гивент, проводя по тому месту, где был шрам. Шрама больше не было.
- Ваш Лорд так расколол свою душу, что осколок души откололся, когда заклинание отразилось в него. Вероятно, осколок попал в тебя, Гивент. Поэтому твой защитник и не решался избавить тебя от шрама. Но теперь связь с вашим Лордом больше не существует. Да и со змеями ты разговаривать больше не сможешь, - сказал Артур.
- Это великолепно, - слабо улыбнулся юноша.
- Так вот почему ты должен был умереть. Дамблдор знал, что ты невольно стал крестражем Лорда, а значит, Лорд не умрёт, пока жив ты, - воскликнула Глория, поражённая своей догадкой.
- Вы правы, моя леди, - согласился с девушкой Артур, - Но теперь пророчество не имеет силы. Единорог избавил Гивента от этого проклятия.
- А метка, защитник может избавить от метки? - Дейвис с надеждой посмотрел на свою левую руку.
- Сейчас проверим, - Гивент, чуть приподнявшись, взял свою палочку и взмахнул ею.
Единорог опустил голову на плечо юноши, словно приветствуя, а затем повернулся к блондину и задел
