…А из кустов к отряду уже мчались варвары. Остановись отряд Лонгина чуть позже, нападавшим до лакомой добычи было бы рукой подать, а теперь разбойничкам придется попотеть. Даки мчались к дороге кто как — одни наискось, перескакивая через кустарник и пни, оставшиеся от срубленных римлянами деревьев, другие устремлялись напрямик — чтобы уже потом ударить на охрану легата в лоб. Эта неразбериха давала римскому отряду шанс, потому как даки навалились не сплошной массой, а наскакивали группами по два-три человека. И как ни страшны были их фальксы,[17] дротики всадников укладывали нападавших, прежде чем варвары успевали нанести удар. Впереди на дорогу упало заранее подрубленное дерево, но рушили его варвары второпях, так что упало оно вкось и не смогло закрыть проезд полностью.
Резвый под Приском бесился, вертясь и выгибаясь. Напрасно центурион пытался сдать назад — жеребец не желал подчиняться. Приск не придумал ничего умнее, как отпустить узду. Жеребец тут же ринулся на врагов.
Летящего на него дака Приск встретил метким броском дротика. Второго, отбив удар опасного фалькса, пронзил мечом — кровь окатила начищенный понож. А следом уже мчался третий. Да что там третий — катилась целая волна, разгоряченная бегом, орущая, жарко дышащая.
Третий проскочил мимо и на миг исчез из поля зрения.
А потом Приска будто бревном долбанули в бок, и центурион летел с коня, и мир вращался вокруг — небо, деревья вдали, одинокий куст, лошадиные морды, раззявленные в крике рты. Белое, голубое, зеленое, грязно-коричневое, красное… Вспыхнуло белым, на миг оглушило.
Но лишь на миг. Приск вскочил, пошатнулся, но устоял.
Рядом почему-то никого не было. Что стало с тем, кто ссадил его с коня, центурион поначалу не понял. Да и некогда было разбираться. Как и ловить Резвого.
Первым делом — прикрыться щитом, ожидая атаки. А потом уже отступать к своим. Две стрелы ударили и застряли в обивке и дереве щита, еще одна отскочила от умбона. Повезло — центуриона нигде не оцарапало, не задело! Еще одно жало наконечника ударило в бок. Чешуйчатая лорика выдержала, не пробилась, но удар был силен. Приска шатнуло. А в следующий миг центурион оказался нос к носу с каким- то мальчишкой. Варвар — на лицо еще подросток, круглолицый, почти безусый, с набычливым лбом под охапкой светлых волос, но по сложению — местный Геркулес — высокий, широкоплечий, с фальксом в деснице.
Центурион встретил удар дакийской «косы» мечом, а сам ударил умбоном, сбивая с ног. Следом колющий удар мечом — под ребра. Второго нападавшего центурион опять встретил клинком, вслед ударил умбоном. Дак успел выставить щит, но на редкость неудачно: щит Приска развернул его и открыл для меча. Мгновенно последовал удар клинка в шею. А далее — даже не взгляд, лишь краешком глаза заметить обстановку и выбрать тактику. Справа — варвары. Слева — толика пустого пространства, чтобы проскользнуть к своим.
Бежать со всех ног!
Очутившись рядом с одним из ауксилариев — упавшим с лошади и раненым, — Приск поднял его рывком и швырнул в просвет между лошадьми. В следующий миг он уже и сам очутился тут же. Варвары ненадолго отступили — то ли ожидали подмогу, то ли перестраивались.
— Сколько их? — спросил Приск легата.
Тот сумел усидеть на сером жеребце, хотя тот был уже дважды ранен. Но всадник со своим скакуном сросся намертво.
— Живых даков осталось пять десятков.
Выходило: даже не военный отряд, а всего лишь разбойничья ватага. Приметили нарядный плащ легата да решили поискать счастья, захватить показавшуюся легкой добычу.
Ауксилариев первоначально было тридцать. Приск себя почитал за целый контуберний.[18] Немного завышенная оценка, но пока что она оправдывалась. Бездоспешных варваров римляне легко доставали мечами, но коварные даки приноровились падать на колени и рубить фальксами ноги лошадям. Ржание раненых животных неслось отовсюду. От этих криков, почти человеческих, полных муки, мороз продирал по коже. После того как даки отступили, раненых животных прирезали, и их туши легли еще теплым остывающим валом перед уцелевшими всадниками.
— Что будем делать? — спросил легат.
Приск не успел ответить — даки вновь ринулись в атаку. В этот раз — плотной массой, практически со всех сторон. Но — отметил про себя Приск — подмоги они не дождались. Первый залп дротиков в этот раз почти не причинил варварам вреда — нападавшие прикрылись щитами. Потом пошла рукопашная. Пока ряд пеших римлян сдерживал даков, всадники с высоты коней кололи их копьями. Несколько раненых и прислуга, забравшись на крыши повозок, обстреливали нападавших с высоты. Были бы нападавшие римлянами — построились бы черепахой, закрывшись от жалящих дротиков и копий, но варвары просто перли вперед, рассчитывая задавить массой.
В конце концов, так и не сумев прорвать строй и пробиться к повозками, даки вновь отступили к придорожным кустам. Достать их теперь не было никакой возможности. Хуже того — у римлян закончились дротики. Даже запасные колчаны, что везли в обозе, и те успели почти все расстрелять, осталось не больше десятка.
— Они ждут подкрепления, — решил Приск. — И если дождутся — нам конец.
Лонгин кивнул, соглашаясь.
— Что предлагаешь? — спросил легат.
— Останемся на месте — погибнем. Надо атаковать.
— Что?
— Прорываться вперед. Поваленное дерево впереди не даст проехать повозкам. Придется всё бросить.
— Я не могу.
— Возьми самое ценное. Только быстро. Выпрягаем мулов, две повозки сталкиваем влево — две другие вправо и поскачем вперед. Резвый мой удрал — не видать. Значит, прорвемся. Слуги сядут на мулов. Решайся!
Лонгин оглянулся — лишь на миг, чтобы скользнуть взглядом по придорожным зарослям. Потом повернулся к Асклепию, что притулился за деревянной обивкой первой повозки.
— Выпрягаем мулов! — отдал приказ легат.
Дальнейшее снилось Приску потом не раз в различных вариантах — то повозки загорались, едва громоздкие деревянные дуры начинали сталкивать к обочине, а даки выскакивали из засады, прежде чем римляне успевали что-то предпринять, и обстреливали вспыхивающими в полете стрелами. Роем взмывали стрелы, ауксиларии падали, Приск с Лонгином оставались одни — в цепких лапах подоспевших неведомо откуда незнакомых личностей в длинных льняных рубахах. Связанные, римляне не могли пошевелиться и даже кричать не могли, потому что рот каждого стягивала веревочная узда.
Просыпаясь, Приск с трудом восстанавливал картину реальную — будто складывал черепки разбитой амфоры. Но нескольким осколкам всякий раз не находилось подходящего места.
Слуги выпрягли мулов быстро и, почти не мешкая, столкнули повозки — будто приглашали варваров за добычей. А потом весь отряд устремился вперед. Приску отдали кобылу одного из погибших ауксилариев — не молодую, но послушную животину. Несколько человек, оставшихся без лошадей, посадили на мулов из повозок или за спины товарищам.
И пошли на прорыв. Расчет Приска оправдался — отряд варваров не страдал излишней дисциплиной. Увидев брошенные повозки (из одной как бы случайно выпала корзина, покатились в пыль серебряные и бронзовые кубки), самые нетерпеливые из нападавших ринулись грабить, начисто позабыв, что живая добыча ускользает из тенет.
Впрочем, бегство не напоминало простую скачку — десяток варваров все же попытался задержать римлян, но безлошадный статус нападавших сыграл на руку легату и его спутникам. Из римлян из прорыва не вышли двое — остальные, не пострадав или отделавшись царапинами, сумели не только уцелеть, но и увезти мешки, названные легатом ценнейшими.
Сам Приск, опять же очутившийся на острие прорыва, прикончил одного из нападавших и сбил с ног
