— Замолксис и так нам знак подал… — пробормотал Бицилис.
— Какой? — Децебал смотрел, подозрительно щурясь. Не любил Бицилис этот взгляд, ох, не любил.
Точно, сына гонцом назначит, Бицилис был уже почти уверен в этом.
Но как воспротивиться воле верховного жреца, Бицилис не знал. Однако твердо решил — сына к богам не пошлет. Потому вечером отослал парня в Костешти к Диегу, якобы узнать, как продвигается дело, тайком же шепнул — приедут за тобой от Децебала — беги на север, за границы царства — там тебя примут.
Но зря мучился подозрениями Бицилис — обошлось.
На другой день Сабиней ворвался в покои царя с криком:
— Вернулись!
— Кто вернулся? — спросил Децебал, сидевший за столом в мрачном оцепенении.
— Племянники твои вернулись. Диег и Регебал, — сообщил Сабиней.
— Они же в Риме…
— Уже нет!
И тут же следом в трапезную ворвались мальчишки. Децебал поднялся, глянул на возмужавших и сильно изменившихся племянников.
— Я троих римлян убил, — похвастался Диег.
— А я — четверых! — подхватил Регебал.
Децебал ринулся к ним, обнял.
— Знак богов, знак, — бормотал он, обнимая мальчишек.
Бицилис, застывший у порога, смотрел на эту сцену и не замечал, что дерзкая усмешка ломает губы: «А ну как Децебал отошлет одного из них к Замолксису? Насадит на копья милого племянника. Кого выберет? Младшего? Старшего?»
Бицилис в дакийских богов уже давно не верил. И уж тем более не верил, что пронзенный копьями дак может что-то кому-то сообщить. Пилеат медленно отступал, стараясь не попасться в этот миг на глаза Децебалу. Ему было плевать — насадит царь юных племянников на копья или пошлет в бой с римлянами — все равно итог будет один и тот же.
Кориолла не сразу сообразила, отчего на улице крики и кутерьма, — только что она сидела в крошечном дворике, укачивала Флорис и сама задремала, привалившись к стене, и вдруг крики, вой, чей-то визг, ржание лошадей, и откуда-то ветер песет запах дыма.
Кориолла вскинула голову. Пожар? Пожары в поселке уже вспыхивали этим летом, но, на счастье, их быстро гасили.
Прим влетел во двор, волоча на плече доску, — он и отправился поутру к плотнику за этой доской — укрепить в комнатушке хлипкую дверь.
— Даки… — выпалил Прим. — Живо! В дом!
— В крепость? — вскочила Кориолла, прижимая к себе малышку.
— Не успеем. В комнату. Запремся. Не бойся — наши отобьются.
Кориолла бросилась в комнату. Мышка спала на узкой кровати — Флорис, проплакавшая всю ночь, и ее измучила. Теперь обе женщины в ужасе смотрели друг на друга, понимая, что в крепость им уже не пробраться. А чем грозит плохо укрепленному поселку нашествие даков — они знали отлично.
Первым делом кинулись закрывать ставни на единственном окошке, потом Прим помог запереть дверь и подпер ее принесенной доской. Для надежности придвинул еще и сундук, сверху взгромоздил два тяжелых табурета. Тут только вспомнили, что не взяли воды. В кувшине с ночи осталось на дне немного разведенного водой вина. Да еще был кувшин местного вина, неразбавленного.
Кориолла распахнула сундук и вытащила лежащий на дне и завернутый в кусок кожи меч, служивший Приску верой и правдой, когда хозяин был еще просто легионером. Сделавшись центурионом, Приск заказал себе спату из металла куда лучшего, с рукоятью из слоновой кости. Правда, меч свой он утратил в плену, но друзья купили ему новый, не хуже прежнего, а этот старый так и остался лежать в сундуке.
Прим посмотрел на Кориоллу и с сомнением покачал головой.
— Возьмешь в руки меч — надо будет драться. И уж тогда пощады не жди. Так уж лучше…
— А я не прошу пощады! — выкрикнула Кориолла с такой яростью, что голос сорвался на визг.
— Дай мне! — потребовал Прим.
Кориолла поколебалась, но меч отдала.
Мышка, обхватив Флорис, прижала малышку к себе и села в угол.
— Положи ее в колыбель! — приказала Кориолла.
Мышка отрицательно замотала головой.
— В углу самое безопасное место — если в окно стрелять начнут.
— Где Галка? — спросила Кориолла у Прима.
— Мне-то почем знать?
Галку пришлось отдать в помощники булочнику, за это парня кормили, давали кров да еще платили за него Приску. Парень ленился, булочник жаловался, что Галку можно только розгами заставить работать, хотя Приск обещал, вернувшись с войны, все заработанное парнем обратить на его, Галки, выкуп. Но то ли раб был ленив от природы, то ли обещаниям не верил, только работать не стремился, и булочник пригрозил вернуть нерадивого раба и ничего за него больше не платить.
Прим на Галку злился до бешенства и при встрече сам учил мальца тумаками — деньги эти им были нужны до зарезу, особенно после того, как Приск уехал в Бонну, в лагерь Первого легиона Минервы. Сейчас Галка тоже должен был находиться при госпоже — подпирать крепким плечом хлипкую дверь, но он, видать, рассудил иначе. Наверняка, заслышав крики, увидев, как заклубился в небе сигнальный дым, рванул вместе с булочником своим в крепость. С него станется, не о хозяйке в этот миг подумать, а о своей шкуре. А может, и вообще ударился в бега — в надежде примкнуть к ватаге разбойников.
С улицы тем временем доносились крики, визг. Пока что кричали и визжали поселенцы, разбегаясь в панике по домам. Что будут делать даки? Кинутся грабить поселок — или попробуют прорваться в крепость и дальше на мост.
Две женщины и мужчина смотрели друг на друга, Кориолла чувствовала, как горят щеки, как бежит по лбу пот — она едва успевала его отирать. Ждали. Вода была уже вся выпита. Прим налил себе и женщинам неразбавленного вина. Сколько так прошло? Полчаса? Час? Кориолле казалось — вечность. Ребенок то и дело просыпался, Кориолла давала ему грудь, и малыш, с молоком всосавший виноградный хмель, уже не орал в голос, а только порой хныкал, ворочаясь в мокрых пеленках. Хныканье это их выдало. Кто-то, вошедший во двор, сразу понял — внутри люди — и ломанулся в дверь. Однако не сумел выбить — доска, сундук и Прим помешали.
— Не надо! — завопила вдруг в ужасе Мышка. — Не надо, убьют…
Ребенок стал вторить, захлебываясь плачем.
Кориолле было жарко так, что хотелось сорвать пропитанную потом тунику, сердце билось в горле как сумасшедшее.
Она подскочила к Мышке и надавала пощечин. Никогда прежде не била — а тут хлестала и хлестала, находя в этом дикое, безумное наслаждение. Девчонка вдруг успокоилась, глянула на Кориоллу полными слез глазами. Хотела что-то сказать, но лишь губы запрыгали.
Человек за дверью что-то крикнул — по речи явно не римлянин, теперь уже трое принялись ломать дверь и сумели выбить доску сбоку. Тут же Прим ткнул мечом в возникшую щель. Нападавший завизжал и сам ударил — Прим отскочил, ухватившись за бедро, — по пальцам побежала кровь. Кориолла вмиг схватила выпавший из рук раба меч и нанесла удар так, как и положено бить легионеру, — всадила меч и тут же отдернула руку назад. За дверью кто-то взревел, потом рев перешел в жалобный стон и стих. Нападавшие о чем-то бурно заспорили, вновь раздались шаги — удаляясь. То ли варвары бросили непосильную затею, то ли ушли за подмогой.
