тряпье, чтобы подложить спящему вместо подушки. Когда он вернулся, то так и застыл: на лице у Андреича сидело противное насекомое с клешнями. Откуда взялось только? Видно, Андреич забыл обратно в банку сунуть. В кармане, что ли, оно у него всё время ехало?..
Мишка стал махать руками, прогоняя скорпиона, но тот враждебно шевелил клешнями и хвостом и не уходил.
— Ну, я тебе устрою! — пообещал Мишка.
Он сбегал в ближнюю комнату, высыпал из банки с крышкой какие-то синие горошины.
Скорпион сидел на лбу у Андреича, задрав хвост. Мишка подкрался сзади, надвинул на него банку, а спереди загреб крышкой — и чудище въехало в ловушку, как в гараж.
— Вот и сиди тут! — сказал Мишка, завинчивая крышку.
Он посмотрел на беснующееся страшилище, подумал — и на всякий случай сунул банку в карман куртки. Потом подсунул принесенные тряпки под голову Андреичу, сел рядом с ним и стал ждать, когда тот проснется.
40
Время шло, а Андреич всё не хотел просыпаться.
Шум мышиного боя на улице затих. После тишины стали появляться другие звуки. Откуда-то донеслись человеческие голоса: сначала осторожные, потом всё более громкие. Потом раздались тихие быстрые шаги, и в комнату заглянул суетливый человек. Стремительно обшарив всё вокруг взглядом, он кивнул на неподвижное тело:
— Это кто?
— Андреич, — пояснил Мишка.
— А что с ним?
— Не знаю. Может с сердцем что-то.
— Понятно. Не дожил до рака, умер от инфаркта, — сказал суетливый. — А ты что здесь делаешь?
— Стерегу, — ответил Мишка.
— Ну, стереги.
Суетливый исчез, долго гремел и звенел в соседних комнатах, потом потащил что-то к выходу.
— Андреич! — позвал Мишка.
Он подергал лежащего за плечо, потом потрогал за лицо. Лицо было холодным, как мороженое. Мишка понял, что Андреич не проснется.
Пора было уходить.
Он схватил Андреича за одежду и попытался тащить, но очень скоро понял, что для этого нужно сначала накопить раза в два больше мускулов.
— Пока, Андреич, — попрощался Мишка и медленно побрел сквозь череду комнат, то и дело останавливаясь и оглядываясь назад.
Снаружи было пустынно, только один безжизненный мышиный танк стоял у самых дверей.
Где-то слышались человеческие голоса. Они говорили всё чаще и громче, потом неприятно закричали, после чего хлопнул выстрел, а в ответ саданула целая очередь.
Мишка встал на доску и покатил обратно тем же путем, что прикатил сюда, к Андреичу. По дороге ему стали попадаться неподвижные серые комочки мышей. Микроб их съел, понял Мишка, вспомнив объяснения Андреича.
Послышался завывающий звук, и в газон впереди врезалось что-то не очень большое, стремительно упавшее с неба и родившее смесь огня и дыма. Мишка догадался, что кто-то из мышиных пилотов в отчаянии пытался улететь от невидимой смерти.
'Надо смотреть в оба, а то как даст по котлу!'
Скоро он увидел людей. Они были похожи на того, суетливого, куда-то спешили и что-то несли: коробки, ящики, мешки, скатанные в трубу ковры…
Ворота Троицкой башни были открыты. Старательно объезжая дохлых мышей, Мишка съехал вниз.
— Мальчик, погоди! — нехорошо крикнул вслед чей-то голос, но Мишка только прибавил хода.
Жидкая толпа зевак стояла перед Кремлем, глазела и осторожно переговаривалась.
— Мальчик, ты оттуда? Что ты видел? — подбежавший запыхавшийся дядька зачем-то достал блокнот и нацелился в него авторучкой.
Вместо ответа Мишка вдруг заплакал, махнул рукой и быстро покатил к к Тверской.
Но не идти же домой, в подземелье, таким зареванным? Он поднялся вверх по Тверской до самого красного дома, где протягивал руку железный дядька на коне, и скатился оттуда до самого низа. Потом поднялся опять и опять скатился. Хотел скатиться третий раз, но когда поднялся, заметил шатер с бутербродами, вспомнил, что не завтракал, и почувствовал страшный голод. Он купил длинный бутерброд и стал жевать жесткий хлеб.
Мимо рухнувших навесов и разломанных столов заброшенного кафе он спустился в скверик за молчащим фонтаном, где уже имелись каменный полированный лысый мужик, сосредоточенно сидящий на стуле, и еще один мужик — живой, с бутылкой пива, сразу видно: то ли пьяница, то ли алкоголик.
Лысый гранитный смотрел куда-то вниз и немножко — на Мишку.
— Жалко Андреича, правда? — сказал тот ему.
— Ты с кем это беседуешь? С Лукичом? — спросил веселый гражданин с бутылкой пива в руке.
— А кто это — Лукич?
— Да вот же он! Лукич, разглядывающий лягушку! — сказал веселый гражданин.
'Вырасту — Андреичу тоже памятник поставлю', — подумал Мишка.
Он внимательно посмотрел на лысого.
— Врешь ты всё. Это Ленин. Он Ильич, а не Лукич.
— Значит: Ильич, разглядывающий лягушку, — сказал веселый и протянул ему бутылку. — На, выпей. Говорят, мышиный царь салазки откинул. Выпей за свободу и за избавление от рабства. А то бы ишачил на хвостатых.
— А пошел ты! Сам бы ишачил! — сказал Мишка, вскочил на доску и поехал.
Под памятником мужику на коне стоял парень с газетами и кричал:
— Сенсационные новости! Гибель зловещего профессора! Конец мышиного царства!
Мишка уже почти проехал мимо, как вдруг увидел в чьих-то руках листок с большими портретами, а на портретах — лица мамы и Алексея. Мишка чуть не упал с доски, что с ним редко случалось. Он остановился, подождал, пока возле парня стало пусто и сказал:
— Слышь! Дай одну газету.
— Вали отсюда, баклан, — сказал газетчик.
Мишка не знал, сколько стоит газета. Он вынул последнюю десятку и протянул парню.
— Ну, ты баклан! — засмеялся тот. — Ты откуда упал? Газеты уже неделю назад меньше полтинника не стоили. А эта вообще экстренная.
Очередной покупатель протянул красную бумажку, взял газету, а от сдачи отказался.
— Видал? — сказал жадный парень. — А ты с десяткой лезешь! Что я — на голову стукнутый? Вали отсюда!
Расстроенный Мишка сунул десятку обратно в карман и наткнулся на банку.
— Ладно, не вытыкивайся! Давай тогда меняться. У меня тоже есть одна штука. Экстренная.
— Вали, я сказал.
Не обращая внимания на этот грубый совет, Мишка вытянул из кармана банку и повертел ею в воздухе, чтобы скорпион ожил.
— Это что за гадость? — спросил газетный парень, скривив губы.
— Ученый скорпион, — сказал Мишка. — Против мышей. Бьет их, как мух.
