Государства и народы Евразийских степей: от древности к Новому времени

В середине II — начале I тыс. до н. э. на востоке Евразии окончательно сформировались два отличных друг от друга хозяйственно-культурных региона — собственно китайский, в среднем и нижнем течении Хуанхэ, и центральноазиатский, охватывающий огромную территорию от Восточного Туркестана на западе до Южной Маньчжурии на востоке, от Гоби и Ордоса в излучине Хуанхэ до Тупы и Забайкалья.

В долине Хуанхэ сложился мощный очаг земледельческой и урбанистической цивилизации (археологический комплекс Аньяна), породивший свою архаическую государственность. По традиционной китайской историографической периодизации к древней истории Китая относятся эпоха династии Инь (Шан, XIV–XII вв. до н. э.) и эпоха династии Чжоу (XII–III вв. до н. э.). В свою очередь, эпоха Чжоу подразделяется на периоды Западного Чжоу (1122–771 гг. до н. э.), Весны и Осени (771–464 гг. до н. э.) и Борющихся Царств (463–222 гг. до н. э.). В конце XI в. до н. э. в надписи на бронзовом сосуде впервые употреблено сочетание Чжунго «Срединное царство» [Васильев, 1995, с. 223].

На большей части центральноазиатского региона основой хозяйственной деятельности стало полукочевое и кочевое скотоводство (кони, быки, овцы, верблюды), сочетавшееся с примитивными формами земледелия и охотой. Лишь в оазисах Восточного Туркестана, прежде всего в бассейне р. Тарим, сложилась на базе ирригационного земледелия оседлая культура. Племена, населявшие тогда Центральную Азию и Южную Сибирь, освоили металлургию бронзы и железа, металлообработку, колесные повозки, а затем и всадничество. Жилищем им служила полусферическая с коническим верхом войлочная кибитка, которую при перекочевке укрепляли на большой повозке, влекомой быками. Облик «предскифской» и «скифской» культур Центральной Азии, восстанавливаемый археологами, дополняется письменными текстами, созданными в древнем Китае.

В иньских гадательных надписях на панцирях черепах и лопаточных костях животных северо- западные соседи иньцев именуются цянами, «лошадиными цянами» и «во множестве разводящими лошадей цянами». Позднее, в эпоху Чжоу, название цян исчезает и те же соседи именуются жунами. Северные и северо-восточные соседи названы ди, но они появляются в поле зрения китайской историографии лишь при описании событий VII–IV вв. до н. э. Возможно, часть племен ди относились к кочевникам «скифского» круга, что археологически засвидетельствовано находками бронзовых изделий — великолепными памятниками «скифского» искусства Ордоса и Внутренней Монголии.

Какие отношения сложились между обеими столь разными культурными общностями?

По словам крупнейшего американского исследователя древнекитайской цивилизации Хэрли Крила в «западночжоускую эпоху варвары играли в китайской истории в высшей степени важную роль. Они олицетворяли собой заклятого врага, противостояние которому требовало постоянного напряжения всех военных сил государства» [Крил, 2001, с. 135]. Особенно досаждали чжоуским правителям (ванам) племена жунов, обитавших к северо-западу от земель Чжоу, в Гуйфан «Стране демонов». О сражениях с ними и победах над ними многократно повествуют столь специфические для той эпохи тексты, как пространные надписи на ритуальных бронзовых сосудах, которые X. Крил назвал «самыми важными источниками, дошедшими до нас из чжоуских времен» [Крил, с. 322].

Предоставим слово современникам и участникам тех событий, жившим в конце XI–X вв. до н. э. Жунское племя сяньюней не раз угрожало столичному городу и ван отдал приказ полководцу Бо наказать беспокойных соседей. «[Полководец] Бо сказал [молодому] Бу-ци: „…Я повелеваю тебе следовать в колеснице в направлении Ло. Во главе моих колесниц напади на сяньюней возле Гаоиня. Да побольше отруби голов и захвати пленных! Смотри, не ввергни мои колесницы в беду!“» В следующем сражении противник разбит, захвачены пленные и трофеи: «Ши-гун отрубал головы и пленял врагов. Добыл 5 боевых колесниц и 20 телег, 100 баранов, о чем и доложил вану. Захватил 30 металлических шлемов, 20 треножников, 50 котлов, 20 мечей» [В. Крюков, 1985, с. 10].

Надпись на другом сосуде описывает более драматическую ситуацию — нападению подверглась столица. Более того, город был захвачен сяньюнями: «В 10-м месяце [предводитель] сяньюней Фансин напал на столицу. [Об этом] доложили вану. [Ван] приказал У-гуну: „Пошли своих доблестнейших воинов изгнать [сяньюней] из столицы“. В день гуй-вэй неприятель напал на Сюнь и многие жители были угнаны в плен. Дою, следуя по пятам сяньюней, устремился на запад. В день цзя-шэнь сразился у Чжу. Дою правой рукой рубил сплеча и брал пленных. Всего, при поддержке колесниц У-гуна, сразил 205 человек, 23 человек захватил живыми, добыл 107 вражеских колесниц… освободил пленных, [захваченных сяньюнями в] Сюнь. Затем был бой при Гун. [Дою], обезглавив в сражении 35 человек, двух взял в плен, захватил 10 колесниц… Затем он настиг противника у Чанцзя. Колесницы У-гуна поразили 115 [сяньюней], трое были взяты живыми. Но вот колесницы [противника] захватить не удалось, потому как все они были сожжены в сражении, а кони перебиты. Дою освободил людей угнанных [сяньюнями] из столицы… И ван сказал У- гуну: „Ты очистил столицу. Жалую тебя землями и полями!“ Гун лично сказал Дою: „Ты очистил столицу. Жалую тебя яшмовым украшением и бронзовым колоколом“» [В. Крюков, с. 11–12].

Один из текстов на сосуде описывает триумф полководца Юя: «Еще не рассвело, когда правители царств по трое слева и справа вошли в храм… Занялась заря и ван взошел в храм Чжоу… Юй вошел через южные ворота и доложил вану: „Государь приказал Юю напасть на Гуйфан… [я сразился с неприятелем и] захватил 4800 отрезанных ушей, пленил вражеского населения 13 080 человек, добыл лошадей… голов, 32 телеги, быков — 315, 38 баранов. В мою добычу вошли: 237 отрезанных ушей… лошадей 104, телег 102“. Ван сказал: „Это славно!“… Юй отвесил земной поклон и ввел [пленного] вождя в зал… Вождя допросили о причинах [его неповиновения], после чего отсекли ему голову… Юй вводил пленных и вносил отрезанные уши через ворота, поднося [их вану] у западных ступеней храма» [Крюков, 1985, с. 10–11]. Затем, в качестве жертвы сожгли тысячи отрезанных ушей [Крил, 2001, с. 162].

А древнейшее собрание китайского фольклора, Ши цзин («Книги песен») описывает выступление в поход чжоуского войска:

«Мы выводим свои колесницы в предместье столицы. Здесь мы поднимаем знамя с черепахой и змеей! Там мы поднимаем флаг с хвостом буйвола! Флаг сокола и знамя черепахи и змеи peer по ветру!» [Крил, с. 176–177].

Подобные повествования на бронзе, где совмещены рапорты о походах и сражениях, инвентарные списки трофеев, описания триумфа победителей и казни вражеских вождей, не единичны. Их информативность многократно возрастает при сопоставлении с результатами археологических исследований в Северном Китае и Монголии, в Туве и Забайкалье. Но прежде всего эти тексты бесценны для характеристики того «варварского» мира, который был совсем близок к стенам столицы царства: «Хаоцзин, столица Чжоу, была расположена вблизи районов расселения жунов и ди, между реками Цянь и Вэй, как раз на пути вторжения западных жунов» [Фань Вэнь-лань, 1959, с. 102].

Владения Чжоу граничили с жунами и ди прежде всего в излучине Хуанхэ (Ордос) и в примыкающих к излучине землях. Северо-западное направление уже в эпоху Инь считалось особенно опасным, недаром название «Страна (сторона) демонов» появилось в XIV–XIII вв. до н. э. [Крил, с. 161]. Там, в горностепной стране, простиравшейся в неведомую и страшную даль, по представлениям обитателей «великого города Шан» и земледельцев долины Желтой реки, могли обитать только «варвары с сердцами шакалов и волков». Следует оговорить, что собирательное название жун «поначалу видимо имело значение «военный» и лишь потом стало использоваться применительно к народу. И действительно, варвары-жуны славились своим боевым духом и воинственностью» [Крил, с. 138]. Вместе с тем, это название могло обозначать самые разные племена, некоторым из которых была свойственна оседлая жизнь [Крил, с. 138–139].

Но те племена Страны демонов, о войнах с которыми рассказано в надписях на сосудах, племена степей и гор, которые «ходят с распущенными волосами», «одеваются в шкуры», «не употребляют в пищу хлебных злаков» [Крюков, Софронов, Чебоксаров, 1978, с. 275], не были оседлым народом. Их богатство — тысячные табуны коней. Так, в походе Го-гуна против северных жунов была захвачена тысяча лошадей [Крил, с. 163]. И «коней древние китайцы получали в основном от своих северо-западных соседей, разводивших их… в степях современной Монголии» [Васильев, 1995, с. 288]. Необходимость в большом