Однако, согласно «Дневным запискам» капитана Н. П. Рычкова (ум. 1784 г.), Абу-л-Хайр-хана положили в могилу «в одежде обыкновенной и с некоторыми военными снарядами, как-то: саблею, копьем и со стрелами». Со слов Н. П. Рычкова понятно, что, несмотря на соблюдение основного ритуала мусульманской погребальной обрядности, были сохранены также и элементы древнего домусульманского погребального обычая кочевников Центральной Азии: похороны в парадном одеянии и с оружием. Мусульманский же обряд требовал погребения в саване и без каких-либо обиходных предметов.

Сержант царской армии Филипп Ефремов, в 1774 г. оказавшийся в плену у казахов, затем долго живший в Мавераннахре и через Индию и Англию вернувшийся в Россию в 1782 г., о вероисповедании казахов писал так: «Киргизцы вероисповедания магометанского, но понятие об оном они имеют, по- видимому, весьма слабое, так что кажется, будто бы совсем не имеют никакой веры» [Путешествия по Востоку, с. 194].

Словом, несмотря на официальный переход к магометанству, в жизни казахов-кочевников ислам имел номинальное значение и на государственное устройство и общественный быт народа не оказывал почти никакого влияния. Как это ни парадоксально, но окончательная победа ислама в степях Казахстана (т. е. в восточной части прежнего Дешт-и Кипчака) произошла именно после принятия казахами российского протектората и при энергичном содействии русских — последователей христианства.

Отношение русского правительства к исламу в разные исторические периоды было различно. Изначально русское правительство при покорении новых земель на Азиатском материке не покровительствовало исламу, но и не прибегало к прямому насилию над совестью своих азиатских подданных-мусульман и страхом их к крещению не приводило. Правда, затем правительство стало совершать гонения на ислам. Особенно ожесточенными гонения на ислам были в Российской империи в 40 -х годах XVIII в., когда именным указом предписывалось распространять среди мусульман христианство, освобождать новокрещеных от податей и рекрутчины, возлагая то и другое на некрещеных; когда сенатским указом в бассейне Волги и Камы уничтожались мечети. Но поскольку религиозные гонения вызывали восстания «восточных инородцев», а насаждение среди них христианства давало ничтожные результаты, то правительство во второй половине XVIII столетия изменило свое отношение к исламу. Теперь русское правительство сознательно стало содействовать распространению ислама и укреплению его позиций в своих азиатских владениях. Специальным указом царское правительство предписывало строить мечети; в частности, в 1755 г. было разрешено основание недалеко от Оренбурга так называемого Сеитовского посада с великолепной мечетью, который вместе со своей религиозной колонией в Стерлибаше, в Уфимской губернии, стал новым центром мусульманской науки на границе с Казахской степью. Отсюда, с ведома российских властей, посылались в Казахские степи мусульманские проповедники для насаждения ислама и муллы для организации мусульманских религиозных школ и обучения детей. Об успехах ислама на официальном уровне свидетельствует и тот факт, что в 80-х годах XVIII в., согласно материалам М. Вяткина и И. Ерофеевой, в Казахских степях официально действовал некий ходжа Абу-л-Джалил, носивший почетный титул «Пир (духовный наставник. — Т. С.) всего киргиз-кайсакского журта», т. е. своеобразный степной шейх ул-ислам.

Таким образом, отныне мусульманская культура и ислам распространяются в Казахстане не только с юга, как это было первоначально, но и с севера. Это обстоятельство в конечном счете привело к тому, что бывшая Кипчакская степь теперь полностью и окончательно сделалась мусульманской страной (дар ал-ислам).

Культура золотоордынского времени

С самого начала центром жизни властителей Золотой Орды был бассейн Волги; причем город Болгар, бывшая столица Волжской Болгарии (остатки его находятся в Татарстане), был первым городом, в котором Джучиды чеканили свою монету. При монголах возникли в бассейне Волги и другие города. Возник Укек (на правом берегу Волги близ современного Саратова), затем Джучиды построили на левом берегу Ахтубы (Астраханская область) свою столицу, получившую название Сарай («Дворец»; перс.), а на правом берегу реки Яика — город Сарайчик («Малый Сарай») и т. п. Города являлись не только средоточием ремесла, торговли, но и важными административными и культурными центрами страны.

Правда, в каждом крупном городе, от Ургенча на Аму-Дарье, Сарая в Поволжье и до Солхата (ныне г. Старый Крым), была своя жизнь и свои культурные традиции, отражавшиеся на типе монет, на художественных изделиях, на архитектуре и т. п. Тем не менее мы можем говорить об общей культуре Золотоордынского ханства — мусульманской. Принятие ислама династией Джучидов, как уже отмечалось, не создало общегосударственной идеологии, однако культура Золотоордынского государства со времени правления Узбек-хана (1313–1341 гг.) приняла определенный мусульманский отпечаток. «В силу ориентации ханов на мусульманство и городской быт среднеазиатско-иранского типа, — пишет крупнейший знаток истории и культуры Золотой Орды, профессор Г. А. Федоров-Давыдов, — в южнорусской степи, далекой от ислама, вдруг пышно распускается совершенно чуждая номадам яркая урбанистская восточная средневековая культура, культура поливных чаш и мозаичных панно на мечетях, арабских звездочетов, персидских стихов и мусульманской духовной учености, толкователей Корана и математиков-алгебраистов, изысканно тонкого орнамента и каллиграфии» [Федоров-Давыдов, 1976, с. 118].

В жизни государства Золотой Орды были в ходу два языка: монгольский, тюркский — и два алфавита: уйгурский, арабский. Соотношение между этими двумя языками и алфавитами было различным в разные периоды истории государства потомков Джучи.

Монгольские кочевники, пришедшие в Дешт-и Кипчак, по численности значительно уступали местным тюркам, и потомки монгольских завоевателей скоро утратили свой язык и приняли тюркский язык кипчаков. В этом смысле замечательно, что арабский путешественник Ибн Баттута, в 1333–1334 гг. посетивший ставку монгольского эмира Туглук-Тимура и орду золотоордынского хана Узбека, слышал и там и тут только тюркские слова; во время пира проповедь, произнесенная по-арабски, была переведена на тюркский язык.

Однако в первой половине XIV в. в среде Чингизидов и монгольской кочевой знати Дешт-и Кипчака монгольский язык еще не вполне вышел из употребления. В этом отношении интересен пример с Узбек- ханом. Зимой 718/1318–1319 гг. во время похода Узбек-хана в Арран (область от Дербента до берега Куры), согласно рассказу историка Вассафа, современника золотоордынского хана, дештцы захватили двух монголов из армии Хулагуида Абу Саида, монгольского правителя Ирана, и привели к Узбек-хану, который лично стал допрашивать их о положении военачальника Ильханов эмира Чупана. Они ответили: «Чупан с 10 туманами войска, для устройства засады, через Карчага зашел вам в тыл». Узбек-хан по- монгольски сказал Кутлук-Тимуру и Иса-Гургану: «Тот человек, которого мы ищем, у нас в тылу; куда же нам направиться?» Замечательно, что и Хулагуид Абу Саид (правил в Иране в 1317–1335 гг.), по словам автора «Тарих-и Шейх Увайс» Абу Бакра ал-Кутби ал-Ахари, «хорошо знал монгольское и персидское письмо и хорошо писал» [Тарих-и Шейх Увейс, с. 102].

Во время Чингиз-хана (ум. 1227 г.) в Монголии был принят и широко распространен уйгурский алфавит. Уйгурской письменности, по приказанию Чингиз-хана, обучалось все молодое поколение монгольской знати, в том числе и сыновья самого государя. То же письмо послужило для записи «Великой Ясы» (собрание законов и приказов Чингиз-хана) и для составления «Алтан-дафтара» — «Золотого свитка» (официальная история ханского рода Чингизидов). Вместе с монголами уйгурская письменность пришла на запад, в страну кипчаков, где до того она не была известна.

Правда, письменных памятников, написанных уйгурским шрифтом на монгольском языке, на территории Джучиева Улуса пока найдено всего несколько: это четыре пайцзы (пайцза — золотая, серебряная, бронзовая или деревянная пластинка с определенной надписью, выдаваемая от имени монгольского хана как мандат), относящиеся к XIII–XIV вв. (о пайцзях Джучидов Тохты (1290–1312), Узбека (1313–1341), Кельдибека (1361) и Абдаллаха (1362–1369) см.: [Крамаровский, 2001, с. 75–76]), и фрагменты рукописи на бересте, содержащей тексты уйгурским шрифтом на двух языках — монгольском и тюркском. Есть золотоордынские монеты, где уйгурскими буквами написано имя хана; однако монет с монгольскими надписями в Золотой Орде, насколько известно, нет;

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату