— Слышали, — не удержался кто-то из генералов, хотя обычно прерывать фюрера такими ответами на его сугубо риторические вопросы было не принято.
— Из того, что мне было представлено, ясно вытекает, что сам гарнизон был плохо подготовлен к боям: не было достаточно оружия, не хватало продовольствия, не был развернут госпиталь, в крепости оставалось немало гражданских лиц, к тому же она не была охвачена заградительными полевыми рубежами обороны. Я уж не говорю о том, что у брестского гарнизона не было зенитных орудий, и вообще, она не имела никакого прикрытия с воздуха. Тем не менее крепость держалась довольно долго и вынудила наши войска понести немалые потери. Так кто посмеет убеждать меня, что германские солдаты, особенно подразделения СС, не способны на такую же оборону, и что наши крепости менее мощны, нежели Брестская? Особенно если их инженерно подготовить к современным боям. Что скажете по этому поводу, генерал Кренц?
Прежде чем подняться, генерал-инженер вопросительно осмотрел сидевших по обе стороны от него генералов, словно ожидал, что найдется кто-то, кто решится ответить фюреру вместо него или же подскажет правильный ответ. И генералы насторожились. Все знали, что Кренц — толковый, знающий фортификатор, но точно также всем известен был грубый, вспыльчивый характер этого пятидесятипятилетнего шваба, почти всю свою жизнь проработавшего в своей Швабии инженером какой-то крупной строительной фирмы.
— В зоне создания «Регенвурмлагеря» есть только один более или менее приспособленный к обороне замок. И он уже охвачен четырьмя дотами и одной линией окопов. Понимаю, что этого мало, оборону мы усилим. Но при одном условии, что постоянный гарнизон этой крепости будет сформирован хотя бы за две недели до появления в его окрестностях русских и польских частей, дабы можно было ознакомить его с особенностями подобной фортификационной обороны, особенностями боя в условиях средневековой крепости. Кстати, напомню, — голос Кренца становился все громче и резче, — что упомянутая вами, господин фюрер, Брестская крепость обладала постоянным гарнизоном, который отлично знал ее устройство, ее подземелья, все подступы к ней.
— Что из этого следует? — нервно проворчал Гитлер.
— Что следует? — явно заводился Кренц, забывая, с кем говорит. — Позволю себе напомнить, что, когда, еще во время подготовки плана «Вариант «Барбаросса»[23], генерал фон Паулюс был назначен главным квартирмейстером вермахта, я предложил ему, а также одному из разработчиков «Плана Барбаросса», генералу Марксу, заняться инспекцией и укреплением всех германских крепостей. И Паулюс…
— Куда вас занесло, Кренц? — едва ощутимо толкнул его в бок сидевший рядом Фрицринг. — Только не Паулюс! — едва слышно проговорил он, зная, что после покушения слух Гитлера заметно притупился.
Подрастерявшийся Кренц взглянул на сидевшего слева от фюрера Мартина Бормана и увидел, как тот медленно повел из стороны в сторону своим квадратным подбородком, словно пытался утолить неутолимую зубную боль. Он тотчас же понял свою ошибку: упоминать сейчас, при фюрере, имя сдавшего русским свою сталинградскую группировку и сдавшегося в плен фельдмаршала Паулюса было непростительной глупостью, ударом ниже пояса. Но тут взыграли гонор Кренца и его швабское упрямство.
— Я понимаю, — еще резче произнес он, переведя взгляд теперь уже на фюрера, — что кое-кому неприятно слышать здесь имя фельдмаршала-предателя, ноя констатирую факт. А он таков, что уже тогда я предлагал инженерно укреплять и по-современному фортифицировать все имеющиеся в стране замки и крепости. Считая, что нельзя идти войной против русских, не подготовив страну к оборонительным боям. Но Паулюс, генерал Маркс и, конечно же, сам начальник генштаба Гельдер отвергли мое предложение, считая его пораженческим.
— Претензии теперь предъявляйте только Марксу и Энгельсу, — вновь вполголоса обыграл имя однофамильца основателя марксизма главный фортификатор «Альпийской крепости» Фрицринг.
С минуту Гитлер, не отводя глаз, смотрел на Кренца, как на городского сумасшедшего, пританцовывающего впереди похоронной процессии. Когда он зачем-то нервно ощупал свой боковой карман, возможно, для того, чтобы извлечь оттуда носовичок или таблетки, Кренцу в какое-то мгновение показалось, что сейчас он выхватит оттуда пистолет и пристрелит его.
— Мне, лично мне вы предлагали тогда свой план фортификации? — вдруг угрюмо, медлительно, с сонливым выражением лица, спросил Гитлер, поражая генерала от инженерии непредсказуемостью своей реакции.
— Нет, мой фюрер. Да тогда вы и не стали бы выслушивать меня.
— Правильно, не стал бы. Потому что тогда не время было выслушивать подобные проекты. Точно так же, как и сейчас — не время выслушивать ваши жалобы на Паулюса. Разве что хотите предъявить их бывшему фельдмаршалу лично? Могу походатайствовать перед Сталиным. Садитесь, Кренц. Чем чаще я выслушиваю людей, подобных вам, тем все больше убеждаюсь, что выслушивать вас не следует, поскольку вам понятен только язык приказов. Приказы вам нужны, приказы и только приказы! Поскольку ни один из вас самостоятельно мыслить не приучен, да, пожалуй, и не способен.
— Вам не кажется, что фюрер оскорбил меня? — довольно громко спросил Кренц у своего коллеги Фрицринга, когда они чуть не столкнулись в двери.
Но вместо ответа тот удостоил Кренца такого же взгляда, каким недавно «осчастливил» его сам фюрер.
Скорцени был занят чтением каких-то бумаг, и, чтобы не отрывать его от чиновничьеугодного занятия, Родль молча преодолел просторный кабинет и так же молча положил ему на стол несколько скрепленных листиков.
— Что это вы мне опять подсовываете, адъютант? — нервно подергались глубокие мясистые шрамы на левой щеке начальника отдела диверсий РСХА.
— Это не я, это Черчилль нам подсовывает, причем с каждым днем все настойчивее. Слишком уж навязчиво, должен вам доложить.
Отто пробежал взглядом две первые страницы и похмельно покачал головой.
— Еще один стенографический пересказ передачи английской радиостанции?
— Если быть точным, нескольких передач германского отдела Би-Би-Си и вещающей на рейх радиостанции «Золдатензендер Айне». Преамбулы в этих передачах разные, но в них названы десятки имен одних и тех же людей, которые, по мнению Лондона, состоят в заговоре против фюрера.
— Вы правы, Родль, почти одних и тех же, — задумчиво кивал обер-диверсант.
— Но какие это имена! Можно представить себе, как англичанам хочется, что бы фюрер лично вычеркнул из их списка живых. Лично… вычеркнул!
— Вижу, — вновь обратился Скорцени к тексту расшифровки стенограммы. — Ну, понятно: граф фон дер Шуленбург, Адам фон Зольц, Дитрих Бонхеффер, Карл Герделер, Эрих фон Хаммерштейн-Экворд…
— Замечу, что Хаммерштейн-Экворд — это бывший главнокомандующий сухопутными силами, — напомнил ему адъютант. — Штабисты утверждают, что очень талантливый, своеобразный военачальник, которого давно пора вернуть в штаб сухопутных сил.
— Поверим им на слово, Родль. Кто тут у нас дальше? Фельдмаршал Георг фон Кюхлер…
— Командующий группой армий «Север».
— С этим я немного знаком. Прусский педант, который хорошо смотрелся бы в армии прусского короля начала девятнадцатого столетия. Кто следующий на эшафот? Генерал Отто Херфурт. А это кто такой? — поднял Скорцени глаза на добровольного комментатора списка обреченных.
— Начальник штаба Берлинского округа.
— Тоже важная птица.
— Этого заговорщики действительно могли привлечь в свои ряды, поскольку от него зависело поведение частей столичного округа в ходе путча.
— Логично. Кстати, Родль, уж не с вами ли консультируются английские разведчики, когда готовят эти списки для дикторов радиостанций?
