Гиммлер удалился, — то комендантом его следовало бы назначить вас, Скорцени.
— Побойтесь Бога, бригаденфюрер!
— Только вас, Отто, только вас! С повышением в чине. До сих пор оставаться всего лишь штурмбаннфюрером — это недостойно вас. Я, старый солдат, понимаю это только так!
— Успокойтесь, господин бригаденфюрер, в «СС-Франконии» только что появился новый комендант.
— Вот я и говорю, что опять назначили черт знает кого!
— Ну, если таковым будет решение фюрера… — Скорцени не стал продолжать этот бессмысленный спор.
— Конечно же, он держит вас в запасе, для устрашения всех прочих неблагонадежных, и назначит комендантом «Альпийской крепости». Но это будет потом, а пока…
— Если таковым будет решение фюрера, — вновь многотерпимо объяснил свою позицию Скорцени. Ибо для него, «старого солдата», единственно верным решением было только решение фюрера. Даже если представлялось оно в корне ошибочным и принципиально неверным.
Вежливо раскланявшись с гаулейтером Вестфалии, на территории которой находился замок Вебельсберг, и обергруппенфюрером Лаутербахером, входившим в штаб Гиммлера еще и в качестве заместителя «имперского руководителя молодежи», Скорцени намерился подойти к своему шефу Кальтенбруннеру, однако Хауссер вновь перехватил его.
— Должен вам напомнить, господин диверсант, что многие решения, которые принимает фюрер, на самом деле созревают в кабинете Гиммлера.
Скорцени непонимающе уставился на генерала. Будь перед ним кто-либо иной, он попытался бы избавиться от подобного советчика куда решительнее, но этот фронтовой генерал. Его первый генерал…
— Это я все еще о «дождевых червях», — объяснил бригаденфюрер.
— То есть вновь возвращаетесь к должности коменданта «Регенвурмлагеря»?
— Не все готовы поверить в это, но порой рейхсфюрер СС прислушивается к мнению старого солдата Хауссера.
— К счастью, не всегда, — как можно вежливее осадил его Скорцени, не ведая, каким еще образом можно увести бригаденфюрера от навязчивой идеи загнать его в подземелья «СС-Франконии».
— Но ведь по существу этот подземный город может стать столицей СС, — вполголоса проговорил Хауссер. — И потом, если бы вы стали комендантом, то обратились бы к Гиммлеру и самому фюреру с просьбой поручить охрану «СС-Франконии» дивизии «Дас Рейх». Я, старый солдат, понимаю это только так.
— Вы бы так сразу и сказали, господин бригаденфюрер, — снисходительно улыбнулся Скорцени своей окаймленной шрамами «улыбкой Квазимодо».
— А о чем, позвольте вас спросить, мы вот уже в течение получаса толкуем с вами?! — не стал уходить от сути интриги командир дивизии СС «Дас Рейх».
И снова сдержанное офицерское раскланивание. Отдав дань уважения шефу гестапо Мюллеру, рейхсляйтеру Борману, командиру третьей танковой дивизии СС Йозефу Дитриху, а также Шелленбергу, Кальтенбруннеру, командиру дивизии СС «Адольф Гитлер» бригаденфюреру Монке и нескольким другим адептам и высшим руководителям СС, Скорцени наконец занял то же кресло у большого полуовального стола, которое занимал во времена предыдущих совещаний.
Фюрера пока что не было. Все присутствующие нетерпеливо ждали его, располагаясь у окон-бойниц, у камина или двух небольших «картежных» столиков. И лишь Скорцени опустился в свое кресло у «круглого стола рыцарей короля Артура» и, блаженно вытянув ноги, вальяжно откинулся на его спинку. При этом он презрительно игнорировал удивленные взгляды кое-кого из принадлежащих ко «внутреннему кругу посвященных».
Скорцени как бывшему фронтовику не нравилось, что принадлежащие к Черному Ордену эсэсовские чины все больше отдалялись от армейских частей ваффен-СС, представавших теперь в качестве низшей касты. Он считал такое положение вещей несправедливым.
Это было первое совещание высших посвященных, которое фюрер собирал в «Вебельсберге» после покушения на него и подавления «заговора генералов». И поскольку маховик репрессий еще только раскручивался, то многие из призванных сюда все еще чувствовали себя неуверенно. Если сами не принимали участия в заговоре, то знали о нем, обязаны были знать, или, в крайнем случае, вся вина их в том и заключалась, что не знали и не упредили заговорщиков.
Увидев рядом с собой бригаденфюрера Вильгельма Монке, Скорцени хотел приподняться, однако генерал СС великодушно налег рукой на его плечо, разрешая не вставать.
— Вы, Скорцени, — единственный из всех берлинских бонз СС, чья совесть перед фюрером чиста, — довольно громко, не опасаясь быть услышанным остальными адептами «внутреннего круга», произнес он.
— Не уверен, что фюрер догадывается об этом, — с мрачной иронией заметил Скорцени, — но лично мне слышать приятно. Тем более — из ваших уст.
— Догадывается, штурмбанфюрер, догадывается. И теперь я знаю, что если русские все же ворвутся на территорию Германии, вы останетесь верным фюреру до конца. Как и я [9].
— И пусть никто не смеет усомниться в этом, — сурово молвил Скорцени.
— А значит, все мы, кто предан фюреру, можем положиться на ваше мужество и ваш диверсионный талант.
— Попытаюсь не разочаровать вас, — кротко заверил его Скорцени. Он так и не определился, как ему вести себя в таких случаях, а потому, оказываясь на гребне подобной похвалы, всегда терялся.
— Для всех нас вы — образец мужества. Ордену СС повезло, что у нее есть такой кумир, такой рыцарь! И фюрер не может не понимать этого.
Вместо ответа Скорцени с уважением взглянул на Золотой крест, которым фюрер совсем недавно наградил Монке за участие в боях на Западном фронте. Это еще два-три месяца назад награждение подобным орденом кого-либо из генералов не вызвало бы у первого диверсанта рейха никакого интереса. Теперь же комдив Монке оказался одним из немногих генералов, которого после подавления заговора фюрер хоть как-то — в чине, должности или в награде — уважил.
Особенно это касалось генералов вермахта, в присутствии которых фюрер уже не раз подтверждал, как горько он сожалеет, что не подверг свой офицерско-генеральский корпус чистке, как это сделал в свое время Сталин.
Все, кто встречался в эти дни с Гитлером, знали, что у него вырабатывалось неукротимое отвращение к генеральским мундирам и фельдмаршальским жезлам. Генеральский корпус рейха приобретал в его глазах хищный облик притихшего на время террариума.
— Я решил быть там, где находятся последние из рыцарей короля Артура, — на ходу извещал высокое собрание приближающийся к обер-диверсанту и Монке бригаденфюрер Пауль Хауссер.
— С вашего позволения, — с великосветской холодностью отреагировал командир дивизии «Адольф Гитлер».
— Позволю себе напомнить, что, как всякий истинный солдат, Скорцени начинал свое восхождение в составе дивизии «Дас Рейх».
— Сам Скорцени давно забыл бы об этом, если бы вы без конца не напоминали ему, — саркастически парировал Монке, заставив обер-диверсанта мстительно улыбнуться.
— Об этом мог бы забыть кто угодно, но только не Скорцени, я, старый солдат, понимаю только так.
— Если бы такой парень, как Скорцени, — тыкал указательным пальцем в грудь своего соперника Монке, подтверждая давно закрепившуюся за ним привычку, — служил у меня, то не оставался бы до сих пор в майорах.
