Не ездишь — и не надо. На репетициях перед съемками Высоцкий брал режиссерские обязанности на себя. Ставил сцену подавления наклевывавшегося бунта на сплаве:
— Мне драка нужна. Понял? Он — моя правая рука — Варлашкин. Никто за него не заступится. Я два года вас всех в кулаке держу, — ему приходилось орать. — Вы со мной связаны. Пока вам милиционер не помог. Понял, нет?.. Это не должно быть простой дракой. Это — издевка. Он сильнее тебя физически, а ты его спокойно раза два ногой в воду столкни и почти ласково: «Успокоился?.. Все, теперь иди, работай...
Он говорил: «Мне было интересно работать над ролью Рябого.. Человек он сложный и неоднозначный... Главное же, на мой взгляд, в противоречивости его характера. Личность, несомненно, сильная, привлекательная. Рябой способен на большое чувство... В общем, мне хотелось сыграть незаурядного человека, попытаться на примере Рябого показать, что мера отношения к окружающим людям есть одновременно мера отношения к себе самому...»
В августе, в разгар съемок, прикатил Станислав Говорухин. Просто в гости к другу, на охоту за тридевять земель. «Глубокой ночью вхожу в село, — рассказывал он. — Бужу всех собак, с трудом нахожу нужный мне дом. Стучу... Открыл мне Валерий Золотухин... В доме темно — ни керосиновой лампы, ни свечки, электричество отключили в одиннадцать часов вечера. Мы обнялись в темноте. Володя сказал... Что может сказать разбуженный среди ночи человек, которому в шесть утра вставать на работу?
— Какую я песню написал! — сказал тогда Володя. Я еще рюкзака не снял, а они с Золотухиным уже сели рядышком на лавку и запели на два голоса «Баньку»:
«И сразу наладил наш быт, — обрадовался появлению Говорухина Золотухин. — В доме появилось завсегда молоко, мед, поросенок, гусь, курица, банька по-белому и по-черному... Забрал Высоцкого на пару дней».
Говорухин решил познакомить Владимира с большой наукой. «В Новосибирске физики показывали нам настоящий ускоритель, — вспоминал он. — Объяснял, что к чему, молодой бородатый ученый. Вскоре я отвлекся от объяснений, так как перестал что-либо понимать... Смотрю, Володя кивает, поддакивает. Ну, думаю, играет, а на самом деле ничего не понимает, как и я. Вдруг он стал задавать вопросы бородатому физику. Вопрос — ответ, вопрос — ответ. Словно мячики кидают друг другу. Вскоре я понял, что мой друг свободно разбирается в предмете разговора. А ведь он был чистым гуманитарием...»
Но вернулся из Новосибирска Высоцкий, и сразу тоска в деревеньке улетучилась. Золотухин ликовал: привез подарки от художников, бутылку армянского коньяку и наброски новых песен. «По ночам Владимир работает, пишет. Иногда что-то проверяет гитарой. Лампа электрическая, в миллион свечей — другой нет...»
«Я люблю, когда мои песни, которые я пишу специально для фильмов, звучат на титрах, или в конце картины, или на каких-нибудь видах, чтобы действие, то, что происходит на экране, не отвлекало вас от содержания песни, — рассказывал Владимир. — Потому я всегда пишу песни, чтобы они могли жить самостоятельно, не только на сцене или на экране...»
Одна из песен стала чем-то вроде современной серенады:
А для серенады, естественно, нужен объект внимания и воздыханий — как же без него? Вернее, без нее. На роль искусительницы Нюрки была приглашена Лионелла Пырьева. На пробах в Москве она артачилась: «После фильма «Братья Карамазовы» мне... предложили роль современной героини в «Хозяине тайги»! Сначала я была возмущена. Высоцкий меня по-дружески высмеял. В фильме подобрался неплохой коллектив...»
Разве можно было вчерашней Грушеньке устоять на красноярском пленэре под мощным напором
Наблюдательные аборигены поселка Выезжий Лог судачили: «Они жили вместе и, не скрывая чувств, обнимались и целовались у всех на виду». А дед по фамилии Басистный «по секрету» рассказывал, что актриса, поссорившись с Высоцким, даже пыталась травиться, и за ней из Красноярска якобы прилетал вертолет. Спасли.
Даже в «медвежьем углу» Высоцкий не забывал о своем обещании, данном одесскому режиссеру Георгию Юнгвальду-Хилькевичу: по возможности сочинить песни для будущих «Опасных гастролей». И теребил, не давал покоя другу: «Дорогой мой Юра! Это оказалось довольно трудно, чтобы и стилизация, и современность, и юмор, и лесть, и шик, и элегантность, и одесское чванство. Насколько удалось — увидим. Нужна музыка. Пусть композитор начинает, а потом мы вместе. Как там сценарий? Пиши, Юра, получше! Не слушай советчиков, подавляй автора интеллектом, а при отсутствии такового — угрожай всеми возможными средствами... Например, припугни, что возьмешь править сценарий Муратову или главного героя тоже сделаешь грузином..»
В конце августа лимит времени, отпущенный актерам Театра драмы и комедии на Таганке на отдых и съемки, иссяк. Учитывая «особые обстоятельства», на первом сборе труппы необходимо было быть вовремя, кровь из носу... А получилось с «перевыполнением»: день общего собрания на Таганке сдвинули. Не беда, зато удалось поспеть к прогону «Последнего парада» в Сатире. Все понравилось, кроме самой драматургии. Скоро премьера. Штейн обещает, что в сборнике его пьес «Парад» будет опубликован с текстами песен и указанием автора.
Домой совершенно не тянуло. Да и дома-то не было. Люся все- таки ушла. Убежала к себе, на Беговую. Такой вот каламбур. Надо будет Веньке «продать», он такие штуки обожает.
Людмила Абрамова задавала себе вопрос: боялась ли я, что он может уйти навсегда? Я этого начинала бояться, когда он возвращался. Вот тогда я боялась, что он сейчас скажет — «все». А потом, когда пришел конец всему, я сразу поняла, что надо уйти. Просто надо было с силами собраться и сориентироваться...
Кроме всех житейских претензий, в душе Людмилы Владимировны, наверное, тлел уголек обиды на мужа за ее несбывшуюся судьбу как актрисы Еще бы — такой блестящий старт. «Мисс ВГИК», она еще студенткой получает главную роль в кино, потом занимается пантомимой в модном театре, задумывается над научной карьерой. Но — одна беременность, следом вторая. Неустроенный быт, безденежье и косые взгляды родни: дескать, говорили мы тебе... В конце концов, неопределенный статус гражданской жены, затянувшийся аж на три с лишним года. Вот откуда возникла ею самой придуманная роль эмансипированной женщины, чье призвание — дети, семья, а не презренное лицедейство. Роль, которую она напрасно пыталась разыгрывать перед тонким польским интеллектуалом Лемом.
Вплоть до середины 60-х годов Владимир живо интересовался творческой карьерой Людмилы, следил за ее работой в экспериментальном театре пантомимы Александра Румнева, советовался с друзьями, куда бы ее еще пристроить, подыскивал подходящий киносценарий для нее... Последний раз Абрамова мелькнула на экране в 1969 году в совместном с немцами фильме «Мне не забыть тебя, Юсте». А потом со
