Марина подала эту идею... Дом я уже нашел, со всеми удобствами, обыкновенная деревянная дача в прекрасном состоянии, обставим ее... У меня будет возможность там работать. Марина действует на меня успокаивающе...»
Она настаивала, что ее Володя «...был простой русский человек — легкоранимый, хрупкий, ласковый, и в то же время неистовый, непримиримый, упорный. Умел стоять на своем. Был и отходчив... Но не такой уж он был добрый, хороший, спокойный мальчик У него внутри все кипело, он сжигал свою жизнь. Он был из крови, из нервов, и душа его болела все время. И даже то, что он пил, — это он сам. Его разрывало внутри сердце... Не надо делать да него ангела. Он и сам не хотел слыть им...»
Не хотел. И каялся, вымаливая у Марины прощения за свой жуткий прокол, когда со сна назвал ее чужим именем, а потом за tor скандал, который он учинил, когда пришлось запираться в ванной, чтобы она бутылку не отняла... Просто затмение какое-то тогда нашло. Прости, любимая.
Говоря о главных качествах характера мужа, Влади на первое место ставила щедрость. «Это дар, которым обладал Володя. Он был очень трудный человек, но очень щедрый. У него была колоссальная сила, и он всю ее отдавал...». И еще: «Он был «врун, болтун а хохотун». Я его ругала... Я очень любила его юмор. И я считаю, что в человека, который может рассмешить, очень легко влюбить- at То есть, это очень большое качество у мужчин, чтобы, целуя его, шесте могли бы смеяться...»
Поздним вечером он позвонил в Париж.
— Мариночка, ты в Прибалтике была? Как ты к Таллину относишься?
— Прекрасно. А при чем тут Таллин? Им что, там?
— Да нет, Марин, я еще в Москве. Но утром уже лечу.
— А как же я? У меня ведь завтра вечерний рейс на Москву. Я думала, ты меня встретишь...
— Я все продумал, не волнуйся. Севка тебя встретит в аэропорту. Там заказан билет на твое имя на рейс в Таллин на послезавтра, выкупи. А там уже я тебя встречу, ладно? Не сердись, скоро увидимся. Севка все организует. Целую.
В Домодедове парижский рейс встречал сияющий Абдулов. И фазу затормошил, заговорил, сообщая последние новости, передавая приветы и так далее.
— Так, в Матвеевское тебе ехать нет смысла. Володька утром умотал, там наверняка не убрано и жрать нечего. Поехали прямо к нам. Мама ждет, стол накрыт, все в порядке. Переночуешь у нас, а завтра я тебя отвезу на самолет в Таллин. Все будет о'кей! У Володьки все в порядке, он уже звонил. Ждет.
— Сева, ты хоть объясни, что за пожар? Почему вдруг Таллин? Я ничего не знала...
— Да там целая интрига. Ты ж знаешь своего мужа-хитрюгу. Насколько я знаю, где-то месяц назад в театре побывали ребята с эстонского телевидения, решили сделать с ним часовую передачу, песни, роли и так далее. Пригласили в Эстонию.
— И что, Юрий Петрович согласился?
— А он не мог не согласиться! Володька ребятам подсказал: прежде чем заводить разговор обо мне, сделайте интервью с шефом. Он в Прибалтике любит отдыхать, у него там друзья. Они так и сделали. Сделали сюжет с Любимовым. Он расчувствовался, как всегда, завел свои истории. А когда они спросили, можно ли пригласить на съемки в Таллин вашего Владимира Высоцкого, легко махнул рукой: да пускай съездит на недельку, развеется. Вот так все и получилось...
В Таллинском аэропорту Марину встречал Владимир с огромным букетом роз на длинных стеблях Рядом стоял какой-то высокий парень, который скромно поклонился и представился: «Мати Тальвик».
Гостей поселили в лучших апартаментах интуристовского «Таллина».
— Марин, а ведь тебе тут собираются устроить официальную встречу, — улыбался Владимир. — Я не шучу. Вот Мати уже звонили из ЦК, они каким-то образом пронюхали, что ты прилетаешь, и вот теперь маются в сомнениях, как лучше организовать прием. Ты ведь не только актриса, но и тоже как бы член французской, правда, компартии. Что делать будем?
— А ничего не будем, — Марина в такие моменты всегда собиралась и говорила твердо. — Ничего. Объясните им, пожалуйста, — обратилась она к Мати, — что я здесь как частное лицо, приехала к мужу. На свидание. Это можно?
— Конечно.
— Вот и отлично!
В самом деле, все получилось без лишней суеты и проблем. Неделя — целая беззаботная неделя! — в прелестном старом городе Таллине. Чудесная, почти летняя погода. Мати и его жена Алиса оказались хорошими гидами, знали, куда повести гостей, что показать: Вышгород, Ратушная площадь, парк Кадриорг... Каждый кабачок, ресторанчик был своебразен и уютен — «Мюнди баар», «Кянну Куук».. А варьете «Астория»?.. Ночные прогулки по узким улочкам. Один из вечеров был посвящен сауне на окраине Таллинна, в Мяннику, в окружении соснового леса. А в подвале там был оборудован тир, где можно было пострелять из старинных арбалетов...
— Ну, а делом когда займемся? — устав от отдыха, спросил Владимир.
— Завтра. Студия уже заказана. Я за вами заеду в гостиницу в двенадцать.
Когда Тальвик приехал в «Таллин», в номере Высоцкого на столе уже лежало три листа бумаги.
— Мати, я тут кое-что набросал для передачи. Посмотри. Пусть эго будет называться «Маска и лицо», хорошо? Там примерно все, о чем мы говорили в Москве...
Тальвик взял листки, профессионально быстро пробежал наи- Ососою «Готовый сценарный план! По нему и пойдем...»
В студии было тепло, если не сказать жарко. Марину усадили в кресло сразу за камерами. Высоцкий предложил:
— Начало сделаем такое: в камере — ведущий и актер. Представь скромно: «У нас в гостях — актер Московского театра на Таганке Владимир Высоцкий...» Ну, парочку вопросов о биографии, только творческой, хорошо?..
Запись делали без перерывов, уложились в пятьдесят пять минут. Потом посмотрели на мониторе — все остались довольны...
А завтра вновь была Москва и знакомые таганские подмостки, «Гамлет» прошел как надо. Веня Смехов смотрел из зала, похвалил: «Великолепно».
Потом на юбилейной афише 400-х «Антимиров» Высоцкий ему написал:
Хотя каламбуры это, конечно, Смехова парафия. Как он однажды выдал, увидев гигантскую люстру: «Какой светильник раз ума повис!»?!. Гениально! Этому не научишься, это свыше...
— Зато рифмы у тебя случаются просто потрясающие, — утешала Высоцкого Белла Ахмадулина.
В их отношениях с Беллой присутствовал элемент нежного обожания. Она рассказывала: «Со мной он всегда радовался, блистал... При мне он нисколько не тушевался. Я уверена, свое место он знал и знал, что место это единственное. Но при этом он искал суверенности, независимости от театра, от всего, чему он что-то должен. Ему, конечно, более всего хотелось писать... Он был замечательным артистом, прекрасным человеком — добрым, милым, щедрым. Но полагал он себя, прежде всего, поэтом. И был абсолютно прав. А место его в литературе — оно одно, оно уникально...»
Даря Высоцкому свой сборник «Стихи», Ахмадулина написала: «Володя, как я люблю тебя! Как я счастлива, что — ты! Марина, моя нежность к тебе, мое безмерное восхищение — как объяснить? Люблю. Целую. Белла».
