ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава 1. Фашизм — это либерализм, загнанный в угол
Каждый либерал верит в свои святые принципы: свободу частной инициативы и частной собственности, благотворность конкуренции и в то, что «побеждает сильнейший». Разумеется, при этом либерал также верит и в нерушимость законов и в то, что побеждать сильнейший должен исключительно в их рамках, этично, а по возможности еще и эстетично. Побеждать красиво.
Ну а если красиво не получается — идеалам приходится слегка потесниться. Ибо главное — побеждать, при возможности честно и законно, но а коль не получается… Тогда этика с эстетикой слегка ужимаются.
И тогда либерал начинает твердить, что если законы неправильные — они могут не исполняться и более того, не должны исполняться. Если бизнес не может развиваться, не давая взяток, то… С точки зрения законопослушного человека, это означает, что бизнес не должен развиваться, ибо взятки давать незаконно.
Но с точки зрения либерала это означает, что
И на этой почве либерал всегда сходится с мещанином. Именно поэтому такие рафинированные, во многом не от мира сего либералы, как Андрей Сахаров, Гавриил Попов и Анатолий Собчак, стали общепризнанными вождями мещанской,
Кстати сказать,
И потому стремление к идеалам никогда не мешало либералам, становясь мэрами городов, создавать свои эксклюзивные винные погреба, превращать Ленинград в «бандитский Петербург», а известному защитнику прав малых народов на этнические чистки русских — возвращаться с Кавказа с целым вагоном подарков от гостеприимных горцев.
И именно потому уже в 90-е годы от насквозь проверенных всеми международными фондами гуманистов мы слышали слова, казалось бы, звучавшие диссонансом ко всем их прочим и главным речам. О том, например, что Моисей водил свой народ по пустыне сорок лет, чтобы умер последний, помнивший рабство. И как следствие, экстраполяция на нашу современную реальность — все помнящие советское рабство тоже должны вымереть.
И ключевое слово тут — вовсе не «рабство», и даже не ненавистное большинству модернизированных и вестернизированных сограждан слово «советский», которое они предпочитают заменять на «совковый». Ключевое слово здесь —
Чем более либерал ограничен в своих главных идеалах — обогащаться и жить лучше прочих, тем более он близок к фашизму.
Почему сегодня у нас — в России, на Украине — многие слова дискредитированы, утратили свое положительное содержание? Например, «демократия», буквально — власть народа, что же тут плохого? С
Это произошло благодаря не теории, а практике реформ, скажет большинство из нас. Подразумевается, что теория была правильная, но ее загубило корявое исполнение. Многие до сих пор верят, что это так — как кабинетный теоретик Пфуль в романе «Война и мир» верил в то, что его планы идеальны, а то, что они всегда проваливались, объяснял тем, что исполнители отступали от их точного исполнения.
Такое объяснение будет поверхностным.
Главное заключается в том, что понимать демократию как власть народа правящие давно уже не хотят. Ни те, которые в концепции Вильфредо Парето называются «элитой лис» и к власти только стремятся, ни те, которые зовутся «элитой львов» и власть уже имеют.
Потому сегодня в ходу другие определения демократии.
Многие полюбили повторять слова о том, что демократия — это плохое общественное устройство, только ничего лучше нее человечество до сих пор не выдумало. Чаще всего эти слова понимаются так, что на самом-то деле старый, жирный, хитрый и мудрый сэр Уинстон считал, что демократия — хороший строй, это он так тонко, по-английски шутил.
Но какие есть основания для такой трактовки? Не следует ли в данном случае понимать буквально, то есть именно так, что демократия — плохой строй, и Черчилль лучше многих видел ее недостатки, как снаружи системы власти, так и изнутри. И доказательств этому немало имеется в его биографии.
Еще одно определение демократии принадлежит одному из отцов-основателей США, чей авторитет не подвергается сомнению ни в политике, ни на стодолларовой купюре: демократия — это два волка и ягненок, ставящие на голосование меню обеда.
А если формулу Франклина слегка изменить, вот так: два ягненка и волк?
Тогда волку, чтобы добиться своего, нужно обмануть, привлечь на свою сторону одного из баранов.
Примерно это и происходило во времена горбачевской «перестройки», до декабря 1991 года, когда формально перестал существовать СССР.
Сущность фашизма — антикоммунизм. Автор этих строк не принадлежит компартии, более того, лучше многих видит недостатки коммунистов, прежде всего — современных коммунистов. Но при всем том мы погрешим против объективности, если не будем видеть главного: сущность фашизма — антикоммунизм. Наверное, именно поэтому коммунисты всегда последовательнее других боролись с фашизмом.
Даже у еврея, при гитлеровских порядках, был шанс спастись. Даже «наци номер два» Герман Геринг оправдывался на Нюрнбергском процессе, что он спасал евреев (и кого-то, по-видимому, действительно спас).
Но у коммунистов в объединенной Гитлером Европе был только один шанс спастись — бороться с фашизмом до конца, вплоть до полного его уничтожения. Только так, уничтожив врага, коммунист получал шанс выжить и давал такой шанс своей жене и детям.
Не поэтому ли во всех движениях Сопротивления по всей Европе коммунисты были наиболее активными и последовательными борцами против гитлеризма?
Это нужно помнить и понимать, чтобы не заблуждаться в оценке событий истории.
Австралийский военный корреспондент Осмар Уайт, вошедший в Германию вместе с армией Паттона и много поездивший в том числе и по советской зоне оккупации, вспоминает такой эпизод:
