идентифицировать ее как книгу из коллекции Ильина. Этот факт стал доказательством того, что вещь, принадлежавшая умершему, пошла в продажу до истечения установленных законом шести месяцев со дня смерти. Одновременно по Кировограду пошли слухи о вывозе уже принятых на хранение раритетов из этой коллекции за границу и для «верноподданнейшего дарения» первым лицам государства.
Тогда было написано письмо, адресованное представителю президента Украины в Кировоградской области Н. Сухомлину и председателю областного совета народных депутатов В. Долиняку. Подписали его тогдашний директор областной библиотеки Лидия Демегценко и Павел Босой. В письме выражалось опасение, что коллекция Ильина — национальное достояние неведомой на тот момент ценности — может разойтись по частным рукам и содержалась просьба сделать все возможное, чтобы это сокровище осталось в Кировограде. Представитель президента (так тогда именовали губернаторов) дал поручение управлению юстиции облгосадминистрации, после этого, соответственно, было судебное решение и судебные исполнители арестовали коллекцию. Таким образом собрание Александра Ильина удалось сохранить.
Кем же на самом деле был Александр Ильин? Коллекционером, благодаря которому были сохранены уникальные предметы старины, или скупщиком и укрывателем краденого? И откуда у него появились сокровища, стоимость которых оценивается миллиардами долларов? Предположений и домыслов на этот счет существует предостаточно. Но будут ли когда-нибудь получены однозначные ответы на эти вопросы? Думается, вряд ли. Александр Ильин умер, не оставив ни завещания, ни каких· либо документов или записей по поводу своей коллекции. Так что тайна его уникального собрания скорее всего так и останется не разгаданной.
За что боролись и гибли украинские диссиденты?
Слово диссидент, происходящее от латинского dissidens — несогласный, в современном языке получило еще и значение «инакомыслящий». Диссидентами когда-то называли христиан иных вероисповеданий (в большинстве — православных) в Речи Посполитой, где господствующей религией являлся католицизм. А несколькими веками позже этот «ярлык» закрепился за участниками движения против тоталитарного режима в СССР, которые с конца 1950-х годов в разных формах выступали за соблюдение прав и свобод человека и гражданина, против преследования инакомыслия, протестовали против ввода советских войск в Чехословакию (1968) и Афганистан (1979). Эти люди и их семьи подвергались моральным и физическим репрессиям со стороны властей. Так за что же боролись и нередко гибли диссиденты?
В средине прошлого века в Советском Союзе возникло примечательное явление: политику правительства стала открыто подвергать критике небольшая группа диссидентов, которые требовали более широких гражданских, религиозных и национальных прав. Возникновению диссидентства способствовала смерть Сталина и последовавшая за ней хрущевская оттепель. Несмотря на ослабление «паралича страха», многие люди понимали, что страшные преступления сталинской эпохи раскрыты отнюдь не полностью. Ограниченные разоблачения вызвали разочарование и скептицизм относительно нового, но так еще похожего на старый режима. Еще больше эти процессы усилились в конце правления Хрущева и в брежневскую эпоху, когда процессы относительной либерализации были практически свернуты.
Диссидентское движение «плыло» в СССР несколькими потоками, которые часто сливались. Наиболее известным стало московское правозащитное, или демократическое, движение. В Украине, как и в других республиках, диссидентство имело целью борьбу за национальные права народов, а также за религиозную свободу. Откровенно проукраинская линия Петра Шелеста, первого секретаря ЦК КПУ, без сомнения, дала украинской интеллигенции дополнительную возможность высказывать недовольство бюрократической машиной. Сначала группу украинских диссидентов составляли «шестидесятники» — новое поколение писателей, которое быстро снискало признание, — Лина Костенко, Василий Симоненко, Иван Драч, Иван Светличный, Евгений Сверстюк, Николай Винграновский, Алла Горская и Иван Дзюба. Позже к ним присоединились Василь Стус, Михаил Осадчий, Игорь и Ирина Калинцы, Иван Гель и братья Горыни. В Украине насчитывалось не больше тысячи активных диссидентов, однако поддержка идей украинского диссиденства в обществе была, конечно же, гораздо шире.
Характеризуя украинское диссидентское движение, Евгений Сверстюк писал: «Среди признаков шестидесятников я бы поставил на первое место юный идеализм, который просветляет, поднимает и соединяет. Вторым признаком я бы назвал поиск правды и честной позиции. Поэтов тогда называли формалистами за поиск своей индивидуальности. На самом деле — за поиск истины — вместо идеи, спущенной сверху для воспевания. Как третий признак я бы выделил неприятие, сопротивление, противостояние официальной литературе и всему аппарату строителей казарм». Действительно, на последней волне оттепели успело расцвести много талантов, которые потом пострадали за свое инакомыслие.
Говоря же о самых ярких представителях литературы того времени, Е. Сверстюк писал, что несмотря на общие черты, каждый из них отличался своей творческой индивидуальностью: «Иван Светличный выводил соцреализм на общечеловеческое пространство и демонтировал теорию партийной литературы. Иван Драч принес первые стихи, необыкновенные и непонятные, так, будто его и не учили, о чем и как нужно писать. Василий Симоненко заговорил с Украиной в тоне чрезвычайной искренности и откровенности. Николай Винграновский тревожно заговорил о своем народе, и метафоры его звучали апокалиптично. Лина Костенко изредка выступала со своими стихами, но это были стихи такой силы звучания, будто вся советская поэзия для нее несущественна».
Против чего же выступали украинские диссиденты и каких целей стремились достичь? Как и в каждой группе интеллектуалов, здесь существовало большое разнообразие и отличие во взглядах. Иван Дзюба, литературный критик и один из самых видных диссидентов, одинаково стремился добиться как гражданских свобод, так и национальных прав. Он четко высказал свою цель: «Я предлагаю… одну- единственную вещь: свободу — свободу честного публичного обсуждения национального вопроса, свободу национального выбора, свободу национального самопознания и саморазвития. Но сначала и прежде всего должна существовать свобода на дискуссию и несогласие». Национал-коммуниста Дзюбу беспокоила огромная пропасть между советской теорией и действительностью, особенно в области национальных прав, поэтому он призвал власти устранить ее для блага как советской системы, так и украинского народа. В отличие от него, например, историк Валентин Мороз продолжал интеллектуальные традиции украинского национализма, открыто выражая свое неприятие советской системы и надежду на ее крах.
Первые проявления диссидентского движения появились в конце 1950-х — в начале 60-х годов, когда на Западной Украине было организованно несколько небольших тайных групп. Среди них выделялась так называемая «Группа юристов» во главе с адвокатом Левком Лукьяненко. Она призывала к осуществлению законного права Украины на выход из Советского Союза. Вскоре эти группы были разгромлены, а их участники на закрытых процессах были приговорены к продолжительным срокам заключения.
Безусловно, украинская интеллигенция не могла смириться с поголовной русификацией республики. Прошедшая в 1963 году в Киевском университете официальная конференция по вопросам культуры и языка превратилась в открытую демонстрацию против этого процесса. В следующем году пожар, возникший при весьма подозрительных обстоятельствах, уничтожил фонд украинских рукописей библиотеки Академии наук Украины, что вызвало бурю протестов ведущих деятелей литературы. Репрессии коснулись и театральной жизни. Украинский театр все больше терял свою национальную особенность. Стало заметным и исчезновение интереса к национальной музыке. Ее традиции старались сохранить хор имени Веревки, капелла «Думка», запрещенный в 1971 году этнографический ансамбль «Гомин» и другие коллективы. Произведения некоторых художников-новаторов просто уничтожали (А. Рыбачук, В. Мельниченко). В 1979 году трагически и загадочно оборвалась жизнь автора песен «Червона рута» и «Водограй» В. Ивасюка.
Нарастание диссидентского и национального движения, естественно, не могло не беспокоить Москву. Реакция Кремля была «соответствующей»: в конце 1965 года было арестовано около двух десятков лиц из тех, кто протестовал особенно громко. При этом власти, чтобы запугать оставшихся на свободе, решили судить диссидентов открытым судом, что вызвало еще более яростные протесты.
Побывав на этих процессах в Львове, молодой журналист Вячеслав Черновол написал «Записки
