Джон Уитборн
РИМ, ПАПЫ И ПРИЗРАКИ
«НОВЫЕ РАЗМЫШЛЕНИЯ: МЕМУАРЫ ПИРАТА-СТОИКА, ФИЛОСОФА И УПОЛНОМОЧЕННОГО ПАПСКИМ ПРЕСТОЛОМ НА ОХОТУ ЗА ВЕДЬМАМИ» АДМИРАЛА СОЛОВО КАПРИЙСКОГО, ПИСАНО В РИМЕ И ПОВСЮДУ.
Год 1525. Как я попал сюда и откуда, а также стоило ли все дело хлопот? Утешения плоти и духа
В году 1525 еще одна европейская нация (Дания) познала радости лютеранства, а бывший монах Лютер — радости плоти (с бывшей монашенкой). В то же самое время адмирал Солово, владетель Каприйский, папский рыцарь, прежний гонфалоньер (знаменосец) вооруженных сил его святейшества, а также персонаж многочисленных объявлений, рекомендующих «убить на месте» и вывешенных в Венеции, Женеве и им подобных местах, решил наконец принять ванну.
Конечно, восход в тот день был прекрасен, и голоса собственных детей, занятых игрой, отвлекали, хотя уже не могли помешать ему исполнить свое намерение. Это купание, столь долго откладывавшееся, теперь сделалось невероятно привлекательным. Закутавшись в тяжелый черный плащ, адмирал оставил свое сидение на холме и побрел к собственной вилле. Встретивший его сад являл идеальное великолепие. Был как раз тот самый день, который посещает всякий ухоженный сад, когда вдруг оказывается, что в нем больше нечего делать, и совершенство на миг осенило кусты, цветы и деревья. «Благодатное время для омовения», — подумал адмирал.
Вступив внутрь, он улыбнулся статуе римского императора, потом симпатичным юнцам и девицам, составлявшим его домашнюю прислугу. Если бы молодая жена решила показаться ему, Солово получил бы возможность улыбнуться и ей, но она, как всегда, держалась подальше от него.
Ванна из белейшего мрамора была углублена в пол. Любовь к античности заставила адмирала потратить на восстановление римских терм невозможную сумму, однако все это злато позволило воспроизвести только форму, но не дух подобных заведений. Словом, вся идея закончилась разочарованием, как и многие предприятия рода людского.
Пока размалеванные юнцы и девицы торопились с горшками, полными выкипающей воды, адмирал хромал вокруг, проверял, все ли окажется у него под рукой. Самое необходимое уже было рядом: губка, стригиль,[1] тазик с очищающим жиром и полотенце. Кроме того, адмирал предусмотрел письменный набор — пергамент, гусиное перо и чернильницу (на случай, если вдруг осенит вдохновение), а также пропитанный воском стойкий к пару и воде экземпляр бессмертных «Размышлений» Марка Аврелия, изготовленный специально для купания.
— Нет, не сегодня, но тем не менее благодарю, — ответил адмирал на косвенный вопрос брата и сестры из Тосканы, опорожнивших последнюю громадную амфору в наполненный до краев бассейн. Ситуация не допускала компании в любом толковании.
Когда молодые люди оставили палату, Солово нагнулся и поместил возле остальных последний недостающий предмет… бритву — чтобы вскрыть себе вены.
Прежде чем погрузиться, адмирал Солово вспомнил про бутылку[2] фалернского, которая несколько лет назад обошлась ему в баснословную сумму… Сосуд был извлечен из обломков корабля времен империи ныряльщиками, искавшими губки возле Карфагена. Посредник — кастилец — знал вкус адмирала и разыскал его; барыш позволил ему удалиться от дел. Печать на горлышке сохранилась, содержимое тоже — насколько можно было судить, — и Солово не смог отказать себе в удовольствии отведать вина, которое, быть может, пробовал Гораций или сам божественный Марк Аврелий. Оставалось насладиться букетом именно сейчас.
Однако его ожидало разочарование. Одного аромата, хлынувшего из горлышка бутылки, было довольно, чтобы смыть фрески со стен виллы, а содержимое уже могло растворить даже кирпичные стены. Сей иудин состав был достоин того, чтобы выплеснуть его на пол, но еще более, чем всегда, стойкий к бурям эмоций адмирал Солово лишь поставил сосуд и, не одеваясь, отправился за бутылкой простого красного, рожденного здешней землей.
И тут прямо в дверях ванной комнаты Солово столкнулся лицом к лицу с незнакомцем, мгновенно осознав, что все его планы, связанные с купанием и достойным уходом из мира, сами собой оказались отложенными.
С учетом былых деяний адмирала и целей, которым он служил, дом его находился в самой середине тончайшей сетки, обеспечивающей его безопасность. Суровые и неласковые солдаты приглядывали за входом и выходом из Villa di Solovo. Внешняя стража в гавани Неаполя стерегла доступ на сам остров Капри. Однако этот человек в черном преодолел все препоны, а посему доставленная им весть требовала почтительного внимания.
Адмирал Солово не опасался за свою жизнь, поскольку только что намеревался собственными усилиями избавиться от нее. Впрочем, гость не напоминал злодея, а скорее пробуждал любопытство. Он поглядел поверх головы адмирала на разложенную возле ванны утварь и произнес:
— Похоже, я прибыл как раз вовремя. — В его голосе чувствовалось лишь безразличие к подобному повороту судьбы. — Наши расчеты не предполагали, что события зайдут настолько далеко…
Солово, прекрасно знавший, кто стоит перед ним, хотя и не встречал прежде этого человека, ощутил облегчение оттого, что при развязке драмы, в одном шаге от челнока Харона, он еще не сделался
— Нетрудно заметить, — проговорил он вежливо, — что я собрался в дорогу, и если вы пришли с новой работой, то запоздали.
Пришедший воздел руки, выражая ужас перед возможностью подобного непонимания. Рукава его сутаны упали, открывая удивленным глазам адмирала бледную плоть северных варваров.
— Нет, о Господи! — Как и прежде, итальянская речь гостя оставалась безупречной. — Я вовсе не желаю смутить вас, допуская, что вы еще можете быть полезны для нас.
— Тем лучше, — ответил Солово, поворачиваясь к ванне. — Дни моих деяний окончены.
— Как и должно быть. Вы и без того столько совершили на нашей службе, что даже наши господа едва ли вправе рассчитывать на большее.
—
Гость явно был не согласен, однако спрятал тень недовольства в синеве недобрых глаз.
— Уж в этот день нам незачем ссориться, — проговорил он, — непригоже расставаться во взаимных попреках. Мое начальство не простит мне подобной бестактности.
— Мягкосердечие никогда не значилось среди их основных привычек, деловитым тоном произнес Солово.
— Да, — согласился гость. — Впрочем, и ваших тоже, если судить по тому, что я прочел о вас.
Не обращая внимания на выпад, Солово пожал плечами.
— Я вижу, собственная нагота не смущает вас. И это тоже происходит от вашего восхищения римско-эллинской культурой — вместе со стоицизмом[3] и… со всем прочим?
— Да, — ответил адмирал с самой мягкой миной. — «Вместе со стоицизмом и со всем прочим». К тому же, — добавил он едким тоном, — во всех культурах, с которыми я был знаком, перед купанием принято разоблачаться. Или это не так в вашей… Англии?
— Точнее, в Уэльсе.
— Невелика разница.
— Тем не менее она существует. Видите ли, адмирал, я понимаю, что вторгся в занятие, крайне важное для вас, но сделал это не без причины. Сознавая, что время вашего отбытия недалеко, наши господа послали меня передать вам благодарность, на которую я намекал. Мне доверено прощальное послание, выражающее вам самые теплые чувства.
— Терпеть не могу сантименты. Более того, презираю их со страстью, парадоксально противоречащей моим стоическим убеждениям. Боюсь, что ваше путешествие из страны дождей и эмоциональной дизентерии было напрасным. Я способен невозмутимо продолжить свое купание, не выслушав той пламенной вести, которую вы принесли мне.
— И это мы тоже подозревали, — ответил гость, — поэтому одним прощанием новости не ограничиваются. Я привез с собой Книгу, точнее ее копию.
— А… — проговорил адмирал, приступая к переоценке мнений. — Это может изменить дело. Всю целиком?
— От альфы до омеги, с первой до последней страницы и не замаранную сокращениями.
— Понимаю… — Солово задумался. — Это другое дело.
— Я на это надеялся.
— Если вам настолько доверяют, значит, вы занимаете куда более важный пост, чем я считал. — Адмирал поглядел на коренастого молодого уэльсца с известным уважением.
— Не принимая важного вида, можно глубже понимать истинную человеческую природу. — Гость пожал плечами. — К тому же нам издавна известна непредсказуемость вашего поведения. Но вашим знаменитым стилетом Книгу у меня не добудешь, в таком случае она просто самовозгорится. Если приготовления не были напрасными, я могу справиться со всем, что вы способны придумать.
— Отлично, — ответил Солово, все еще обрабатывавший поток информации… могучий интеллект его явно предшествовал компьютерам. — Хорошо. Я поговорю с вами и подожду пускать в ванну собственную кровь.
Уэльсец согласно кивнул.
— Великолепно. Я думаю, это пойдет на благо нам обоим.
Адмирал скорбно улыбнулся.
— Боюсь лишь того, что от слов моих душа ваша съежится и вы уподобитесь камню.
