комментировать письмо:
– Клодель извиняется за спешку, но дело в том, что от моего решения зависит, отвезут ли ему этот портрет в Париж или нет.
– Да, господин.
«Действительно, не тащить же во Францию бог знает что, если это не портрет кисти Кристофа Амбергера! Как вообще он оказался в Амстердаме? И если это действительно так, почему Клодель, а не я успел его купить?» – размышлял Геррит.
– Ну что же, пригласите этого барона… – он опять посмотрел в письмо, – Рефицюля с картиной.
– Да, господин.
Дворецкий удалился, а Геррит достал справочник и, освежая память, быстро прочитал: «…В 1530 году Кристоф Амбергер был принят в цех художников Аугсбурга, где трудился вплоть до своей смерти, специализируясь на портретах…» Так… Изучал живопись у Л. Бека в Аугсбурге… считается выдающимся немецким портретистом наравне с Дюрером и Бургкмайром… В этом же году… получил звание мастера, необходимое, чтобы стать гражданином Аугсбурга и пользоваться всеми гражданскими правами… Так… Известны его портреты патрициев Аугсбурга и их жен, а также портреты Карла Пятого, Георга фон Фрундсберга, Конрада Пейтингера, Фуггеров и Вельзеров, космографа Себастиана Мюнстера… В 1548 году Амбергер познакомился с Тицианом… Ничего себе!.. Самым значительным произведением Амбергера считается панель главного алтаря аугсбургского кафедрального собора, созданная в 1554 году, после того как был уничтожен алтарь работы Ганса Гольбейна Старшего…»
– Интересно, очень интересно, – произнес он вслух. – У меня только одна его работа… Как мне нужна помощь Анны Белль!
В это время в библиотеку вошел незнакомец, следом за ним дворецкий, который нес картину. Ее водрузили на освобожденную подставку. Человек в черном представился Браамкампу как барон Анатас Рефицюль проездом из княжества Андорра. После официальных взаимных приветствий Геррит Браамкамп предложил его сиятельству Рефицюлю присесть.
Барон выглядел весьма экстравагантно. Он вылез из своего плаща, оставшись в красном бархатном камзоле с золотыми пуговицами и с толстой золотой цепью поверх одежды. Темный парик, заплетенный сзади в косичку, с завитыми буклями по обеим сторонам, сообщал его лицу строгость и выражение уверенности в себе. Горбатый нос и смуглая кожа выдавали в нем южанина.
На портрете, привезенном бароном, был изображен мужчина лет тридцати пяти в меховой накидке и странной черной шляпе, которая совершенно сливалась с темным фоном картины. Даже на самом близком расстоянии эту шляпу едва можно было рассмотреть. Издалека казалось, что часть головы мужчины просто срезана по диагонали, а кусок черепа вместе с мозгом удален.
Подписи художника на холсте не было. Но, несомненно, картина была написана в стиле немецких портретистов XVI века.
Одним из способов определения подлинности картин всегда было сравнение манеры письма и красок с другими полотнами того же художника. Этим методом пользовались все коллекционеры.
– Как мне сообщил господин Клодель, во всей Голландии только у вас найдется еще одна работа Кристофа Амбергера, дабы произвести сравнение, – подтвердил гость.
– Вы правы, барон. Только знаете, в последние годы я передоверил заниматься коллекцией внучатой племяннице. И сам перестал даже задумываться, где размещены картины в доме. К сожалению, ее сейчас нет, и я никак не припомню, где находится портрет кисти Амбергера, – развел руками Геррит Браамкамп.
– Картина, которую вы видите, – моя собственность, и я абсолютно уверен в том, что это подлинник.
– У меня тоже не вызывает сомнения, что это работа шестнадцатого века.
– Картина хранилась в нашем фамильном замке в Андорре более двухсот лет. Ваше мнение потребовалось покупателю не потому, что он испытывает недоверие. Просто месье Клодель еще не видел этого портрета, мы обо всем договаривались в переписке. Когда он узнал, что я заеду по дороге в Амстердам, попросил обязательно показать портрет вам.
– Да-да, он как раз об этом написал мне.
– Жаль, что вашей внучатой племянницы не оказалось дома, – посетовал барон.
– Она вернется уже сегодня к вечеру.
– Замечательно! Я отбываю во Францию послезавтра. С вашего позволения, ваше сиятельство, могу я оставить портрет у вас? Когда приедет ваша внучатая племянница, вы сравните портреты между собой. И если не трудно, черкните о результатах месье Клоделю. А завтра к вечеру я заберу картину и ваше письмо. Мне будет неудобно держать ее в комнате на постоялом дворе.
Браамкамп согласился. Портрет действительно ему понравился. Когда барон ушел, он стал рассматривать холст детально, все больше убеждаясь в том, что это подлинник творения настоящего мастера. Особенно искусно был выписан мех на воротнике – от него как будто исходило тепло. Геррит даже пожалел о том, что картину нельзя оставить в доме навсегда. По законам этики он не мог себе позволить начать прямую торговлю с бароном, чтобы перекупить портрет у Клоделя. Некоторые коллекционеры так поступали, но Геррит понимал, что Серж Клодель ему доверился, и потому не мог обмануть его ожиданий.
Он разглядывал портрет вблизи, когда почувствовал легкое головокружение. Стеллажи с книгами стали медленно передвигаться. Геррит, опершись одной рукой на угол стола, с удивлением смотрел на убыстряющееся вращение предметов и стен. Вскоре это движение превратилось в водоворот, и граф, не устояв, рухнул на ковер библиотеки…
…В этот момент Анна Белль вздрогнула и выглянула в окно кареты. Прямо перед ее глазами всадник на лошади, засмотревшись, сбил с ног женщину с корзинкой, переходившую улицу. Прохожие вскрикнули от неожиданного зрелища. Анна Белль, словно по наитию заставшая момент трагедии, очень испугалась. Карета покатила дальше.
Эпизод отложился в сознании девушки, и в течение всего оставшегося времени пути волнение только нарастало. Когда она думала об Андрее Петровиче, становилось легче. Однако при мысли о дедушке Геррите к горлу почему-то подступал ком и начинали трястись руки. Она несколько раз просила кучера прибавить ходу. Тихонько ерзала на сиденье и не могла ни на минуту задремать. Рябцев же, разместившийся напротив, заснул еще на первой сотне метров обратной дороги, да так и не просыпался до самого Амстердама.
…Дворецкий обнаружил лежащего в библиотеке Геррита Браамкампа только через два часа. Он закричал, призывая на помощь, и вместе с двумя служанками оттащил хозяина на большом пледе в спальню, перевалил на кровать его грузное тело.
Геррит Браамкамп совершенно обмяк и не подавал признаков жизни. Послали за доктором, и через короткое время тот уже входил в спальню. Он прощупал пульс, приложил пальцы к шейной артерии графа, оттянул нижние веки закрытых глаз и, увы, констатировал смерть.На подъезде к Амстердаму волнение Анны Белль значительно спа́ло. Это могло быть следствием усталости от дороги, но девушка надеялась, что была какая-то другая причина: опасность, которую она ощущала в течение пути, скорее всего миновала…
Вот наконец появились знакомые очертания особняка. Анна Белль открыла двери своим ключом и вбежала внутрь. Следом вошел отпустивший лейтенанта Рябцев с шедевром Питера де Хоха в руках.
Девушка столкнулась с дворецким и, не дожидаясь приветствий, взволнованно спросила:
– Как он? Что с ним?
– Примите мои соболезнования, госпожа Браамкамп. Лекарь сказал, что этот удар стал для нашего господина роковым.
– Что?! Дедушка умер?..
– Мы привели тело в порядок, подвязали руки полотенцем, чтобы они заняли правильное положение в гробу… Сейчас рядом с ним Изольда.
– Как это случилось? Когда?
– Сегодня утром. В библиотеке. Мы нашли его на полу.
– Но дедушка выздоравливал… Это не могло случиться само по себе… Должна быть причина, – с трудом произнесла Анна Белль, борясь с подступившими слезами.
– Нет, – покачал головой дворецкий. – Никаких причин я не заметил. Это случилось вскоре после того, как дом покинул тот господин…
– Какой господин?
– Барон… с очень странной фамилией. Мы можем зайти в библиотеку. Там письмо, в котором упомянуто его имя.
– Зачем он приходил?
– Он принес картину, чтобы хозяин ее осмотрел. С письмом от французского коллекционера… этого, как его… месье Клоделя, по-моему.
– От какого Клоделя?! – выпалила Анна Белль. – Месье Серж Клодель умер в прошлом году в Париже. Я скрывала это событие от дедушки, чтобы он не переживал…
Они спешно проследовали в библиотеку. Туда же с картиной де Хоха в руках направился сопровождавший Анну Белль отставной офицер. Столкнувшись с трагедией, он был готов помогать во всем.
– Вам же было известно: графу Браамкампу нельзя волноваться. Зачем вы впустили в дом незнакомого господина? – говорила Анна Белль.
– Сначала он передал письмо, а потом хозяин сам приказал его привести, – оправдывался дворецкий.
Горничная зажгла в библиотеке свечи. В их трепещущем свете Анна Белль увидела портрет на подставке.
– Спасибо вам за участие, – поблагодарила она Рябцева. – Поставьте де Хоха вон там, рядом со столом.
– Может быть, вам нужна помощь, мадемуазель? Я мог бы задержаться…
– Нет. Пока мне ничего больше не надо. Примите мою искреннюю благодарность.
– Тогда вот мой адрес в Амстердаме. – Отставной офицер протянул ей лист бумаги. – В любую минуту, днем или ночью, если потребуется, сразу же посылайте за мной. Я отвечаю за вас перед его сиятельством графом Шуваловым и почту за честь служить внучке героя Гангутского
