коликами, не были отравленными, – так неужели же вы хотите, чтобы такой мужчина еще мог думать, как превратить девицу в даму?
– Очень рад видеть вас настолько рассудительным, – одобряет его Дельгац, сопровождая Фонтани в маленькую гостевую комнату (тот занимал ее, когда не имел никаких супружеских намерений). – Призываю вас не нарушать режим, и вы вскоре ощутите его благотворное влияние.
Со следующего дня возобновились ванны со льдом. За весь период их применения президент ни разу не оспаривал необходимости предписанного режима, и прелестная Тероз в течение этой передышки могла безмятежно наслаждаться любовными утехами в объятиях своего ненаглядного д'Эльбена, пока, по истечении двух недель, посвежевший Фонтани вновь не принялся обхаживать жену.
– О сударь, – говорит ему юная особа, видя, что отступать уже некуда, – сказать по правде, мне сейчас не до любви. У меня на уме совсем другие дела. Почитайте, что мне сообщили, сударь. Я разорена.
И она тут же подсовывает мужу письмо, из которого следует, что замок Тероз, приданое его супруги, расположенный в четырех лье от их нынешнего местопребывания, на краю леса Фонтенбло, уединенный и никем не посещаемый, вот уже шесть месяцев как стал гнездом нечистой силы. Привидения устраивают там страшный шум, вредят управляющему замком, разоряют посевы. Если так будет продолжаться, президент и его жена не получат с этого имения ни одного су.
– Вот, поистине, ужасная новость, – говорит магистрат, откладывая письмо. – Нельзя ли все же сказать вашему отцу, пусть он предложит нам что-то другое вместо этого страшного замка?
– Что же он нам может дать, сударь? Не забывайте, я младшая. Большую часть отдали сестре. Не годится требовать чего-то другого. Придется довольствоваться этим замком и пытаться навести там порядок.
– Выдавая вас замуж, отец ваш, надо полагать, знал об этих обстоятельствах.
– Признаюсь, это так, но он не думал, что они столь существенны. Впрочем, это ничуть не умаляет ценности приданого, возможна лишь некоторая отсрочка оплаты по векселям.
– А маркизу известно дело?
– Да, но он не решается заговорить с вами об этом.
– Он не прав, лучше будет, если мы обсудим все сообща.
Зовут д'Оленкура. Тот не отрицает истинности фактов. В результате договариваются, что проще всего, несмотря на возможные опасности, поселиться в замке на два-три дня с целью положить конец беспорядкам и выяснить, какую пользу можно извлечь из доходов имения.
– Достанет ли у вас смелости, президент? – спрашивает маркиз.
– Смотря по обстоятельствам, – говорит Фонтани. – Смелость – добродетель, не слишком необходимая в нашем ведомстве.
– Мне это хорошо известно, – говорит маркиз, – вы обходитесь одной лишь сопутствующей ей жестокостью. Также вы поступаете и с остальными добродетелями, ибо владеете редким искусством так их перекраивать на свой лад, что извлекаете лишь отрицательные их последствия.
– Полно, вот вы опять со своими сарказмами, маркиз, поговорим о деле и оставим колкости.
– Ну что ж, пора ехать, нам надо устроиться в замке Тероз, избавиться от привидений, привести в порядок ваши арендные договоры, а вам приступить к сожительству со своей супругой.
– Погодите, сударь, минутку, пожалуйста, не надо так быстро, подумайте об опасностях поселения в обществе нечистой силы. Какая-нибудь удачная судебная процедура, сопровождаемая постановлением, может оказаться действенней всех предложенных вами мер.
– Ну вот, началось! Судебные процедуры, постановления... Удивительно, что вы еще не отлучаете от церкви, как священники! Ужасные служители тирании и скудоумия! Когда же наконец все эти святоши в юбках и все эти педанты в кафтанах – словом, приспешники Фемиды и Девы Марии – прекратят считать, что их беззастенчивая болтовня и дурацкие бумажки могут оказать воздействие на мир?! Пойми же, братец мой, что не всей этой ерундой можно бороться с нечистой силой, а лишь саблями, порохом и пулями. Так что решайся, умереть с голоду или храбро сражаться.
– Господин маркиз, вы рассуждаете как драгунский полковник, позвольте же мне судить обо всем с позиций человека в судейской мантии, чья особа столь священна и драгоценна для государства, что ей нельзя столь легкомысленно подвергать себя риску.
– Особа, драгоценная для государства! Ох, президент, и рассмешил же ты меня, давно я так не смеялся, но я вижу, ты хочешь довести меня до конвульсий. И какой же дьявол, скажи мне, тебя надоумил, что некий субъект, обычно темного происхождения; человечишко, вечно восстающий против всякого блага, в котором может быть заинтересован его господин; субъект, никогда не служивший своему господину ни жизнью своей и ни кошельком своим, беспрестанно препятствующий всем его добрым намерениям; тип, чье ремесло состоит исключительно в подстрекательстве частных лиц к раздорам, поддержке раскола в королевстве и в притеснении прав граждан, – так я спрашиваю, как мог ты забрать себе в голову, что столь никчемное создание может быть драгоценным для государства?
– Если к разговору примешивается раздражение, не стану отвечать.
– Хорошо, к делу, друг мой, согласен, перейдем к делу. Так вот, можешь хоть целый месяц размышлять об этом приключении, можешь устраивать балаган и высказывать суждение перед твоими собратьями, но я все равно буду повторять: нет иного средства, кроме как самим поселиться рядом с существами, желающими нас оттуда выставить.
Президент еще немного поторговался, самодовольно выдвигая в качестве защиты тысячи абсурднейших доводов, и в конце концов условился с маркизом, что на следующий день выедет вместе с ним в сопровождении двух лакеев. Президент затребовал Ла Бри: как уже сказано, этот малый, неведомо отчего, пользовался его особым доверием. Д'Оленкур, хорошо осведомленный о неотложных делах, удерживающих Ла Бри в замке в отсутствие президента, ответил, что взять его с собой невозможно. Назавтра, едва забрезжил рассвет, стали готовиться к отъезду. Дамы нарочно встали пораньше, чтобы вырядить президента в старинные доспехи, обнаруженные в замке. Молодая супруга надела на него шлем, пожелав всяческих успехов и скорого возвращения, пообещав своей рукой увенчать его лаврами. Он нежно обнял ее, взобрался на коня и последовал за маркизом. Напрасно они предупредили соседей о предстоящем маскараде: отощавший президент был настолько смешон в своем нелепом военном облачении, что весь переезд из одного замка в другой прошел под гогот и улюлюканье свидетелей этой сцены. Полковник, ехавший рядом, с самым невозмутимым видом порой приближался и утешал его:
– Вот видите, друг мой, весь наш мир подобен фарсу, и мы то актеры, то зрители. Либо мы судим о происходящем на сцене, либо сами на ней выступаем.
– Возможно и так, однако в данном случае нас освистывают, – говорил президент.
– Вы полагаете? – хладнокровно спрашивал маркиз.
– Вне всяких сомнений, – замечал Фонтани, – признайтесь, это тяжко переносить.
– Как же так, – интересовался д'Оленкур, – разве эти пустяковые неудачи для вас непривычны? Разве вы не догадываетесь, что при каждой нелепости, которую вы совершаете на скамьях с лилиями, публика освистывает вас с таким же пылом? Ваше ремесло словно нарочно создано для осмеяния. Чего только стоит один ваш шутовской наряд, ведь стоит вам в нем появиться – и невозможно сдержать смех. Так неужели вы полагаете, что при стольких очках не в вашу пользу вам простятся все ваши глупости?
– Да вы просто терпеть не можете юристов.
– И не скрываю этого, президент, я ценю лишь полезные профессии. Всякое же существо, весь талант которого состоит в сотворении кумиров и в убийстве людей, представляется мне достойным всеобщего презрения, и его следует либо осмеять, либо насильно заставить работать. Подумайте, друг мой, ведь пара превосходных рук, доставшихся вам от природы, могла бы оказаться куда более полезной за плугом, нежели в зале правосудия. В первом случае вы бы прославили все способности, дарованные вам Небесами, а во втором вы лишь обесцениваете их.
– Однако судьи должны существовать.
– Должны существовать только добродетели. А они прекрасно обходятся без судей. Судьи только попирают их ногами.
– Как же, по-вашему, будет управляться государство?
– С помощью трех-четырех простых законов, утвержденных государем и поддерживаемых внутри каждого класса его старейшинами. Таким образом, каждого будут судить люди, равные ему по рангу, и не останется ни одного дворянина, обреченного на ужасный позор быть осужденным такими малодостойными олухами, как ты.
– Это еще надо обсудить как следует...
– Только не сейчас, – возражает маркиз, – потому что вот он, Тероз.
Действительно, они уже были в замке. Их встречает управляющий. Он принимает лошадей сеньоров. Те проходят в зал, где обсуждают с ним угрожающие явления, происходящие в этом обиталище.
Каждый вечер во всех уголках дома слышится без всяких видимых на то причин ужасный шум. Пытались подстеречь нарушителей, многие специально подряженные крестьяне проводили за этим занятием целые ночи. В результате все оказывались избитыми, и никто не желал вновь подставлять бока. Невозможно утверждать это точно, но, если верить слухам, сюда приходит дух бывшего управляющего замком. Несчастный был несправедливо казнен на эшафоте, но до этого поклялся являться каждую ночь и устраивать страшный шум в доме до тех пор, пока не получит удовлетворение, свернув шею какому- нибудь служителю правосудия.
– Мой милый маркиз, – испугался президент, устремляясь к дверям, – мне кажется, мое присутствие здесь совершенно бесполезно. Мы не приучены к такого рода мщению и предпочитаем, подобно врачам, убивать кого нам заблагорассудится опосредованно, так, чтобы покойник нас лично уже не мог упрекнуть.
– Минутку, братец, одну минутку, – удерживает д'Оленкур готового к отступлению президента, – дослушаем до конца разъяснения этого человека. – И маркиз, обращаясь к управляющему замком, спрашивает:
– И это все, метр Пьер? Больше вы ничего не хотите нам рассказать об особенностях этого необычного явления? Что же, этот домовой, как правило, покушается на всех судейских?
– Нет, не на всех, – отвечает Пьер, – однажды он оставил на столе записку; там говорилось, что он вымещает зло только на недобросовестных. Неподкупный же судья ничем не рискует. Однако он не пощадит тех, что, ведомые деспотизмом, глупостью или местью, ради своих корыстных целей пожертвовали жизнью ближних.
– Ну вот видите, мне следует уйти, – с подавленным видом говорит президент, – у меня нет ни малейшего шанса на безопасность в этом доме.
– А! Злодей! – возмущается маркиз, – то-то, твои преступления заставляют тебя дрожать! Еще бы! Бесчестье невинных, ссылки на десять лет за развлечение со шлюхами, постыдные сговоры с семьями пострадавших, взятки, полученные за разорение одного дворянина и за множество других несчастных, принесенных в жертву твоей злобе или глупости, – вот призраки, волнующие твое больное воображение, не правда ли? Сколько бы ты сейчас отдал, чтобы вся
