от агоры, на котором собиралось афинское Собрание. Поскольку Алкивиад взял власть в Афинах в свои руки, настоящим Собранием назвать это было нельзя. Но Пникс, равно как и театр Дионисия, по–прежнему был удобным местом для того, чтобы собрать туда граждан, дабы они могли послушать Алкивиада — и Агиса.
Здесь собрались не только сновавшие туда–сюда и болтавшие афиняне — один из углов Пникса занимали несколько сотен спартанцев, пришедших вместе с Агисом из Пелопоннеса. Они выделялись не только своими красными плащами и выбритыми верхними губами — они также стояли на своих местах без единого движения или звука. По сравнению с оживленным местным людом они казались статуями.
Спартанцы были не единственными эллинами, пришедшими сюда из других полисов. Делегацию в Афины прислали Фивы. То же сделал Коринф. Так же поступили фессалийцы из городов на севере собственно Эллады. Не обошлось и без полудиких македонцев. Их посланники глазели во все стороны, особенно назад в направлении Акрополя. Кивнув в их сторону, Алкивиад негромко сказал Агису:
— В их отсталой стране ничего подобного нет.
— У нас тоже ничего подобного нет, — сказал Агис. — Сомневаюсь, к добру ли вся эта роскошь.
— Нас она не испортила, и твердости нам не убавила, — ответил Алкивиад. «Как ты и сам уже убедился». Он не сказал этих слов вслух, но они все равно словно повисли в воздухе.
— Да, — лаконично сказал Агис.
Вслух же Алквиад сказал следующее:
— Мы потратили достаточно времени — слишком много времени — воюя друг с другом. Если Афины и Спарта придут к согласию, если за нами последует остальная Эллада, и даже Македония…
— Да, — снова сказал Агис. На этот раз он добавил: — Вот почему я пришел. Это дело достойное, и одной Спарте не под силу. Как и Афинам.
«Хочешь уязвить меня в ответ?» — подумал Алкивиад. Впрочем, не то чтобы Агис был неправ. Алкивиад дал знак глашатаю, стоящему на помосте вместе с ним и спартанцем. Глашатай подошел к краю помоста и обратился к собравшимся громовым голосом:
— Народ Эллады, слушай слова Алкивиада, вождя Афин, и Агиса, царя Спарты.
Слово «вождь» звучало куда лучше, чем слово «тиран», пусть эти два слова и означали одно и то же. Алкивиад сделал шаг вперед. Он любил обращенный на него взгляд тысяч глаз, тогда как Агису это явно доставляло неудобство. Конечно же, Агис был царем из?за своей родословной. Алкивиаду же пришлось внимание народа зарабатывать. Ему пришлось, и он это сделал.
И вот сейчас он сказал:
— Народ Эллады, ты видишь перед собой афинянина и спартанца, и никто из нас двоих не спорит с другим за то, чтобы заставить всю Элладу поступать так, как угодно именно ему.
«Конечно, мы не спорим,' — подумал он. — «Я уже победил.» Мысленно он поинтересовался, хорошо ли это понимает Агис. Впрочем, этим вопросам придется подождать до другого раза. Он продолжил:
— Слишком долго эллины воевали с другими эллинами. И пока мы воевали между собой, пока мы тратили наши собственные богатства и проливали нашу собственную кровь, кто получал от этого выгоду? Кто улыбался? Кто смеялся, клянусь богами?
Некоторые из собравшихся — самые умные, самые расторопные — явно начали соображать, что он имел в виду. Остальные просто стояли, ожидая от него пояснений. «Сократ бы сразу понял.» Ноготь оставил на лбу Алкивиада розовую царапину. «Сократ сказал бы, что я указываю афинянам новое направление, чтобы отвлечь их внимание от себя. И он был бы прав. Но сейчас он мертв, и мало кто по нему скучает. Он раздражал не только меня.»
Все эти мысли заняли не больше времени, чем пара сердцебиений. Вслух Алкивиад продолжил:
— Во времена наших дедов, Великие Цари Персии со своими воинами пытались завоевать Элладу, но не смогли. У нас в Афинах еще есть люди, которые бились при Марафоне, близ Саламина и у Платей.
Кучка этих древних ветеранов находилась тут же в толпе. Их бороды были седы, а спины — согбенны, и они опирались на палки подобно последней части головоломки Сфинкса. Некоторые из них сложили пальцы трубочкой и приложили к ушам, дабы лучше его слышать. Чего они только не повидали за свою долгую жизнь!
— С тех пор, однако, эллины сражались с другими эллинами, забыв об общем противнике, — сказал Алкивиад. — Более того, Дарий, ныне правящий Великий Царь, пытался купить власть над Элладой с помощью золота, и добился большего, чем добились Кир и Ксеркс с помощью своих несметных войск. Ибо наши междоусобицы идут Персии на пользу. Используя наши раздоры, она достигает того, чего не могла достигнуть копьями и стрелами.
— Два поколения назад Великий Царь Ксеркс взял Афины и сжег их. Мы отстроили свой полис и сделали его еще лучше и краше, но наш пепел не отомщен до сих пор. Только сравняв Персеполь с землей, мы, эллины, сможем сказать, что теперь мы с персами наконец?то квиты.
Какой?то человек из Геликарнаса написал большую и длинную книгу о борьбе между эллинами и персами. Там было написано отнюдь не только про сожжение Афин — автор очень подробно описал всю эту вражду, существовавшую еще до Троянской войны. Как же его звали? Алкивиад не мог вспомнить. Но значения это не имело. Народ знал, что Афины были сожжены. А остальное? Это было давно и далеко отсюда.
Теперь уже почти все на Пниксе понимали, куда клонит Алкивиад. Толпа тихо и возбужденно забормотала. Он продолжил:
— Мы доказали одну вещь, и доказали ее убедительно. Эллинов могут победить только другие эллины. Это хорошо известно и Великому Царю. Вот почему он берет на службу наемников из Эллады. Но если все наши полисы соберутся вместе, если все наши полисы пошлют гоплитов, гребцов и корабли против Персии, даже эти предатели нас не остановят.
— Персия и богатства Персии будут нашими. У нас будут новые земли, которыми мы будем править и которые будем заселять. Никому из нас больше не придется умерщвлять нежеланных младенцев. Им найдется место для обитания. Сокровищница Великого Царя попадет к нам в руки. Сейчас нам не хватает серебра. Когда мы победим персов, у нас будет достаточно золота.
Теперь уже никто не бормотал. Теперь люди, собравшиеся на Пниксе, издавали радостные крики. Алкивиад посмотрел на спартанцев. Они кричали не менее громко, чем афиняне. Идея о войне с Персией заставила их забыть о своем обычном спокойствии. Кричали и фиванцы, как и посланцы городов Фессалии. Во время вторжения Ксеркса им пришлось отдать персам землю и воду в знак подчинения.
А македонцы кричали с еще большим энтузиазмом, ударяя друг друга по спине. Увидев это, Алкивиад улыбнулся. Во–первых, македонцы в свое время тоже подчинились персам. Во–вторых, он не очень?то на них рассчитывал в борьбе против Персии. Их царь, Пердикка, сын Александра, был всего лишь бандитом с холма, которому приходилось постоянно грызться с другими подобными бандитами. Македония всегда была именно такой. И останется такой навсегда. Нет и смысла ожидать от нее чего?то большего — только зря потратишь время и усилия.
Алкивиад шагнул назад и уступил свое место царю Агису. Спартанец сказал:
— Алквиад говорил хорошо. Мы должны отомстить Персии за наших предков. Мы можем победить. Мы должны победить. Мы победим. Пока мы вместе, нас никто не остановит. Так пойдем же вперед, к победе!
Он шагнул назад. Последовали новые крики восторга. Если учесть прямую и безыскусную манеру Агиса, то получилось у него неплохо. Афинянина б за такую пресную речь высмеяли и согнали с помоста, но для спартанцев мерки были другими. «Бедняги,' — подумал Алкивиад. — «Они скучны, и ничего не могут с этим поделать.»
Он посмотрел на Агиса. А так ли уж скучен и прямолинеен спартанский царь? «Пока мы вместе, нас никто не остановит». Это было так. Алкивиад был в этом верен. Но как долго эллины будут вместе? Достаточно ли долго, чтоб разбить Великого Царя Дария? Что ж, борьба с общим врагом единству поможет.
Но как долго эллины будут вместе после победы над персами? «Пока мы не начнем спорить, кто будет править покоренными землями.» Алкивиад снова посмотрел на Агиса. А он?то это понимает, или думает, что как?нибудь поделимся? Может, и думает. Спартанцы иногда медленно соображают.
«Сейчас я один на вершине Афин,' — подумал Алкивиад. — «Скоро я буду один на вершине
