— Здравствуйте, — стеснительно произнесла девушка и протянула Олегу ладошку. — Я Настя. А вы, наверное, Олег Тузов?
Олег кивнул, держа ладошку Насти и не зная, как себя вести. Молчание затягивалось. Наконец девушка осторожно освободила руку.
— Видите ли, — робко продолжала она. — Мне очень нужно с вами поговорить.
Олег снова молча кивнул. Он готов был говорить с ней сколько угодно и о чем угодно.
— Дело в том, — продолжала Настя, — что я дочь Владимира Сергеевича Матвеева, и мне известно, что именно вы были последним, с кем общался мой несчастный отец.
От неожиданности Олег сел на кровать и во все глаза уставился на гостью.
«Надо же! — бухнуло в голове. — Вот это оборот!» Внезапно девушка заплакала. Плакала она молча, без всхлипов. Слезы катились по ее щекам, а лицо стало каким-то безучастным и отстраненным. Наконец она достала из большой спортивной сумки платочек, вытерла слезы и снова посмотрела на Олега.
— Извините, пожалуйста, — тихо произнесла она.
— Я понимаю, — прерывающимся голосом промолвил учитель, — и всей душой скорблю… — Что еще говорят в таких случаях, он не знал.
И вновь ее лицо переменилось. Казалось, она вовсе не плакала еще минуту назад, выражение горя исчезло, будто его и не было.
— Пойдемте на воздух, — предложила Настя, — утро такое чудесное… А по дороге поговорим… Не возражаете?
Олег, естественно, не возражал.
— Только мне надо одеться, — заикаясь сообщил он.
— Конечно, — девушка отвернулась к окну. Она снова попала в столб солнечных лучей. Солнце светилось в русых волосах. Олег засмотрелся на нее. Наконец он оделся, и они вышли из дома, провожаемые любопытным взглядом хозяйки.
— Может быть, сходим на кладбище? — несмело предложил Олег.
— Я была там вчера, — ответила Настя.
— Так это вы положили цветы? — обрадовался Олег. Загадка, оказывается, решалась так просто.
Девушка молча кивнула, и по лицу ее пробежала тень.
— Нет, на кладбище мы не пойдем, лучше куда-нибудь за город. Расскажите мне о последних часах отца, вообще все о нем расскажите, что знаете.
Поначалу сбиваясь и путаясь, Олег принялся повествовать о Владимире Сергеевиче, о том, как с ним познакомился, о своих приключениях. Скоро он перестал стесняться Насти, речь его полилась плавно и гладко. Говорить он умел. Настя не прерывая слушала, иногда кивала головой и даже всплескивала руками.
В лицах изобразил Олег мерзавцев Козопасова и Ситникова, негодяя Комара, недалекого Караваева.
Девушка изредка улыбалась, это прибавляло ему актерского пыла. Незаметно дошли до Монастыря.
— Это здесь и случилось? — спросила Настя. — Какое мрачное место. Словно специально создано, чтобы в нем разыгрывались трагедии. А нельзя ли попасть внутрь?
— Не получится, — без сожаления сказал Олег.
— Скажите, — поинтересовалась Настя, — перед своей гибелью отец беседовал с вами? Рассказывал что-нибудь? Мне очень хочется знать, что он чувствовал, загнанный в угол. Смирился ли со своей судьбой или искал путь к спасению?
Олег хотел было рассказать своей новой знакомой о ритуале передачи дара, но почему-то передумал. Передумал в самый последний миг. Что его остановило, он и сам не мог бы объяснить, но слова, готовые слететь с его губ, застряли в горле.
— Знаете, Настя, — вместо этого сказал он, — ваш отец был, как мне тогда показалось, не в себе. Все, что он говорил, выглядело бредом.
— И все же интересно, — произнесла Настя, — что именно? Не вспоминал ли о семье, обо мне?
— Что-то такое говорил, — неопределенно сказал Олег, — но больше о своей трагической судьбе, о предназначении, которое привело его на Голгофу. Вы даже не представляете…
— Слушай, Олег, давай перейдем на «ты», — Настя взяла его за руку. — Пойдем отсюда. Хорошо бы к речке. Есть поблизости речка?
На берегу мелкой извилистой речушки было, как всегда, совершенно пусто. Настя, прихватив свою спортивную сумку, скрылась в кустах и вскоре появилась, одетая в яркий купальник. Олег искоса смотрел на нее и прикидывал, как будет загорать, не имея при себе плавок. Настя зашла в воду по щиколотки и ударом ноги направила в его сторону тучу брызг.
— Мелковато здесь, — недовольно произнесла она, — окунуться негде.
— Повыше есть омуток, — подсказал Олег, — пойдем туда.
Между кустов в заливчике намыло небольшой пляж, а чуть поодаль было глубокое место. Олег уже пару раз там купался. Настя некоторое время плескалась, а потом улеглась на горячий песок рядом с юношей.
— А ты чего не раздеваешься, — недоуменно произнесла она, увидев, что Олег так и сидит в брюках на песке. Она весело рассмеялась, услышав о причине. — Ну уж ты совсем… К чему эти реверансы, раздевайся.
Слегка конфузясь, Олег разделся.
— Нормальный мужик, — с какой-то даже развязностью сказала Настя, оглядев его с головы до ног. Этот тон не совсем совпадал с тем представлением, которое Олег успел составить о девушке. Но он счел это столичной раскованностью.
Некоторое время оба молчали, потом Настя достала из сумки пачку сигарет и закурила.
— Ты же ничего не ел, — вдруг вспомнила она, — хочешь бутерброд?
Она достала из той же сумки промасленный сверток, завернутый в целлофан.
— Второй, — сообщила она, — первый уже съела. Мать на дорогу сделала. — Она развернула сверток и протянула ему бутерброд с сыром. — Ешь, не стесняйся. Отец мой был странным человеком, — затягиваясь, изрекла она. — Имел все, но вот сдвинулся…
— Ты считаешь, что он был сумасшедший? — чуть не подавившись куском, с удивлением спросил Олег.
— Не в обычном смысле слова, но был. А как же тогда ты объяснишь все его метаморфозы? Почему он оказался здесь?
— Но не все, кто находится в Монастыре, психически нездоровы, — осторожно начал Олег, — я на собственном опыте убедился…
— Брось! — перебила она его. — Я и без тебя знаю о роли психиатрии в нашей стране, я совсем о другом. Ну будь он диссидентом, тогда все понятно, но отец был предан режиму, да и не могло быть по-другому. Он ведь и сам из этого круга, и друзья его все оттуда. Из одной кормушки жрали! — ожесточенно произнесла она. — Так зачем же?.. — Она не договорила, затянулась в последний раз и далеко зашвырнула окурок.
— Мне он свою жизненную позицию излагал по-другому, — буркнул Олег.
— Интересно, как же?
— Я понял, что он не разделял общих убеждений…
— Да кто их разделяет! — запальчиво крикнула она. — Но зачем же жизнь другим ломать: мне, матери?!. Ты знаешь, мать должна была докторскую защищать — отложили! Даже вмешательство друзей ее отца не помогло. Да если бы только это! Я, между прочим, замужем была за одним очень перспективным дипломатом. Чего краснеешь, была! — Она зло посмотрела в сторону. — А теперь вот одна. И все благодаря папочкиному гонору! А может, это и к лучшему, — неожиданно спокойно произнесла она. — Там тоже нравы!.. Ты вон штаны при мне стесняешься снять, а эти… — она усмехнулась.
— Отец твой, может, и был плоть от плоти системы, — сердито сказал Олег, — но не был подонком. Систему он переделывать не собирался, но вот то, что его окружало, изменить стремился. Он сам мне рассказывал. Поэтому и строптивость проявил, поэтому и дневник вел.
— Тебе известно и о дневнике? — быстро спросила Настя.
Олег кивнул.
— А не рассказывал он, где дневник?
— Нет. Он только все время говорил, что если выберется отсюда, то с помощью дневника многим хвост прижмет.
— Эх, — вздохнула Настя, — как он был простофилей, так простофилей и помер. Хвост прижмет!.. А прижали ему! Ну да ладно! Надо напоследок еще разок окунуться в эту чудесную, не испорченную промышленными стоками речку, — засмеялась она, — да катить обратно. На могилке я посидела, с тобой потолковала, пора и в столицу.
Она разбежалась и плюхнулась в омут.
Олег лежал на песке, слушал, как сзади плещется Настя, и не знал, что предпринять. За последние полчаса образ этого ангела, сначала сформировавшийся в его сознании, полностью разрушился. В принципе, нормальная девчонка, вовсе не кисейная барышня, как он решил сначала. Но такой она нравилась ему еще больше. Ну и что, что была замужем…
— Эй, историк, — услышал он рядом, — иди в воду, ведь сгоришь. — Олег нехотя поплелся в речку. Возвращаясь из воды, он увидел, что Настя, отойдя чуть в сторону, переодевается.
— Зажмурься, историк, а то ослепнешь, — засмеялась она, — еще одним слепцом на земле станет больше.
Солнце стояло прямо над головой, когда они возвращались в город.
— Я и сама много думала про этот дневник, — задумчиво говорила Настя, — он мне как-то рассказал про него и даже показал. Роскошный такой блокнот, изготовленный для какой-то внешторговской конторы. Прочитал оттуда кое-что. А через пару недель его забрали. И блокнот этот искали. Обыска, конечно, не делали. Но как-то в пятницу мы с матерью уехали на дачу, а когда приехали, я сразу увидела, что у нас побывали гости. Нет, не воры! Работали они очень аккуратно. Но что искали именно дневник — точно.
— Так, может быть, нашли? — спросил Олег.
— Наверняка нет, потому что вызывали и мать, и меня и очень интересовались бумагами отца. Я, естественно, ничего не сказала, а мать, по-моему, и не знала о существовании дневника. Я и сама его потом искала, но безуспешно.
— Ну хорошо, — Олег задумчиво жевал травинку, — нашла бы дневник, что бы с ним сделала?
— Да то же, что и он. Передала бы за кордон.
— Да ты что?!.
— Они нашу семью разрушили, а я должна с ними церемониться? А может, шантажировала бы кого-нибудь из тех, о ком там написано.
— Ну и попала бы на место своего папаши, — саркастически промолвил Олег.
— Не попала, поумнее бы действовала! Слушай, — неожиданно произнесла она и с любопытством посмотрела на юношу, — а ведь если найти дневник,
