- А вы, доктор, такой, - состроила глазки Пенелопа.
- Ах, прошил те дни, когда я грабил города и веси, съедал по семь младенцев за одни присест и считался грозой морей и суши, - досадуя, вздохнул ван Чех.
- В тебе умер великий актер, Октео, - улыбнулась Пенелопа, - Если бы я не знала тебя тощим патлатым студентом-троечником, то поверила бы. Доктор уже рассматривал бумажку, еще влажную от краски.
- И что это за инь-ян такой? - недоуменно спросил доктор.
Пенелопа заглянула ему через плечо.
- Треугольники.
- Это я и без тебя понял, - задумчиво сказал доктор.
- Ну, чего не понятного. Раз получилось, раз - нет, - пожала плечами Пенелопа.
Доктор изумленно обернулся на нее. Та совершенно не смущаясь, смотрела своими разными глазами в полные немого укора голубые глаза доктора.
- Пенелопа, Пенелопа, - с укоризной покачал головой ван Чех, - вот от кого, а от тебя не ожидал. От себя ожидал, а от тебя…
- Ой-ой-ой, - Пенелопа села на стул, - можно подумать, какие мы нежные.
На этой фразе что-то в ней щелкнуло, доктор почувствовал как снова натянулись внутри него какие-то струны, ощущающие опасность. Через минуту напротив него сидела уже Кукбара. Доктор посерьезнел и погрустнел одновременно.
- И рисунок оставь. Мне интересно для чего он, - царственно сказала Кукбара.
Доктор бросил листок на стол. Кукбара поцокала языком, внимательно следя ярко-голубым и блекло- зеленым глазом за доктором.
- У меня работы много. Я пойду, - сказал он серьезно и озабоченно.
- Постой, - Кукбара резко ухватила его за ладонь, - побудь со мной, Октео.
- Какого черта, - доктор вырвал руку.
Любое прикосновение к Кукбаре отзывалось дикой болью во всем теле.
- У меня много работы, - отчеканил он.
- Ну и бестолочь, - фыркнула Кукбара, - Видишь, детка, он снова нас бросает.
Доктор уже был в дверях. Он медленно обернулся. Перед ним сидела Кукбара с ее ухмылочкой, но на глазах Пенелопы стояли слезы.
Доктор угрюмо брел по коридору вперед. Возле палаты Виктора он задержался, немного покачался с пятки на мысок и размашистым шагом вошел в комнату.
Виктор дремал.
- Эй, друг, просыпайся, - ван Чех мягко потрепал его по плечу.
Виктор разлепил глаза и сонно улыбнулся.
- Хочешь я принесу тебе мольберт, будешь работать здесь над картиной, - участливо спросил доктор.
- Хочу. А над какой картиной? - спросони удивился Виктор и поправил сбившиеся волосы, - А-а-а, над картиной, - он усмехнулся, - простите, доктор, я забыл.
- Ничего, Виктор, ничего, - доктор похлопал его по плечу и в растерянности ушел.
Глава 17.
Когда доктор ван Чех принес старенький рассохшийся мольберт Виктору в палату, то еще не знал, что написание полотна затянется аж на два с половиной года.
На два с половиной года безуспешной терапии, тщетных попыток что-то вспомнить. Два с половиной года безрезультатных попыток самоубийств во время депрессивного психоза. Доктор часто являлся в палату к Виктору в тот момент, когда был необходим. Что-то вроде предчувствия подсказывало ван Чеху, что надо идти.
Виктор, бывая близок к ремиссии, часто засиживался с Пенелопой. Они играли в шашки или шахматы, чтобы скоротать еще один день. Отсутствие надежды на излечение объединяло их. И только доктор, уподобляясь своим больным, верил, что оба когда-нибудь выйдут из клиники здоровыми.
В один из солнечных дней, когда больничный сад цвел белым, доктор ван Чех бодро делал утреннюю пробежку, наивно называемую прочими врачами: 'обход'.
Виктор с утра был в себе, что называется, никаких ложных масок. Он снова был мужчиной между тридцатью пятью и сорока годами, который ничего о себе не помнил, писал стихи и картину, к которой притрагивался только в этом состоянии. Доктор пришел к нему рано, а руки Виктора уже были в краске. Кистей он почему-то не признавал.
- Творишь, друг мой? - улыбнулся ван Чех.
- О, да, - Виктор приятно улыбнулся, - проснулся ночью, ни в одном глазу до сих пор.
- Кошмары? - доктор присел на стул.
- Нет, нет… так… - неопределенно ответил Виктор.
- Ну, что 'так'? Виктор, не пудри мне мозг, дорогой мой. Давай-ка рассказывай, - фыркнул ван Чех.
- Я снова видел эту картину. Я не знаю, что она значит, но она такая важная. Потом долго рябило в глазах, знаете, как это часто у меня бывает… Это все.
- И ты сел рисовать?
- Да, как только перестало рябить.
- Хорошо, друг мой, ты не забывай отдыхать, нам с тобой сегодня еще раз стоит прогуляться к себе, - доктор подмигнул больному и вышел.
Где-то еще час он бродил по другим палатам и, наконец, пошел к Пенелопе. Она всегда была последним пунктом в его маршруте.
Из палаты доносились голоса. Резкий, грудной голос принадлежал, безусловно, Кукбаре. Доктор остановился и прислушался.
- Я ищу тебя достаточно давно, Виктор. Не было такого случая, чтобы я не могла кого-то не найти, - говорила она, - в чем секрет? Может, расскажешь мне?
- Я никогда не был за пределами лабиринта, я не знаю, где ты находишься, и где нахожусь я, - задумчиво отвечал Виктор, - Я бы и рад, если кто-нибудь меня бы нашел… Но пока… пока никто на это не способен.
- Не то, чтобы очень хотелось тебя найти, - усмехнулась она, - просто для того, кто управляет большой частью пограничья, проблема маскировки существенна. Понимаешь, какая история. Пенелопа уже рассказывала тебе, как она была гениальным врачом и бла-бла-бла. И про одного пациента насильника тоже.
Так вот, он оказался владыкой Пограничья, причем настолько неумелым, что слезы на глаза наворачиваются. Я пришла туда и всему нашла название, он даже не удосужился изучить законы работы Пограничья.
Я записываю все в тетрадь, чтобы не забыть.
Пограничье настолько огромно, что в нем могут быть недосягаемые части. Оно, конечно, потому что количество людей, а, следовательно, и сознаний тоже. Коллективное сознание всех без исключения людей создает некую ткань, в которой могут, фигурально выражаясь, 'вить гнезда' безумцы. Любое пространство требует населения. Это как со слизистой - убери нормальную флору тут же заселится патогенная.
Не знаю, кто кого выбрал, безумцы пограничье или наоборот. Знаю только одно. Оно способно повиноваться и исполнять желания. Достаточно найти человека с сильной личностью, с характером и поместить его туда, как оно тот час же льнет к его ногам. Так было со мной. И достаточно давно уже никто на посягал на мой трон в Пограничье.
Но вот в чем проблема. Андрес, будучи уже пауком, перед тем, как я его убила, сказал мне одну вещь. Я должна бояться сновидцев. Я умею их определять, он научил меня. Под пытками разумеется. Но я нашла
