похожие на ветхую и уютную мебель, которой обставляла свой дом миссис Кингсли, жена садовника Робертсов. Искренне стыдясь теперь своего неразумного порыва, Габби присела на краешек дивана и протянула озябшие ступни к огню, весело плясавшему в камине.
Когда Марк вернулся, она поспешно подобрала ноги и, невнятно поблагодарив, приняла у него кружку кофе. Зубы ее выбивали такую дробь, что Габби не сразу смогла пить.
— Ты так сильно замерзла? — спросил Марк. — Или заболела?
— Нет, это нервы. Я вышла из себя… чего всегда стараюсь избегать, — добавила она с горечью. — Впрочем, в таких случаях страдаю только я.
— Не согласен, — возразил Марк, усевшись в кресло. — Ты ведь была вне себя от бешенства, когда написала то знаменитое письмо.
Габби хотела ответить, но все же заставила себя дождаться, когда дрожь утихнет и ее речь станет более внятной.
— Нет, — сказала она наконец, — тогда я вовсе не была в бешенстве. Не знаю даже, каким словом определить мое тогдашнее состояние. Разочарование, шок, потрясение… словно из-под ног внезапно ушла земля. Разве можно описать такое одним словом?
— Нельзя, — с горечью согласился Марк, — а жаль. Такое слово в точности описало бы, что я чувствовал, когда ты вернула мне кольцо.
— Что ж, возможно, — пробормотала Габби, уставившись на огонь.
— Ты и вправду считаешь, что из-за нашего разрыва страдала только ты?
— Нет, — без особой охоты признала она. — Думаю, когда-то я действительно была тебе небезразлична…
— Небезразлична?! — Марк вскочил, в два шага оказался рядом с Габби и, бесцеремонно и жестко схватив за подбородок, заставил поднять голову. Взгляд его пронзал ее насквозь. — Терпеть не могу красивостей, мисс Смолл, но скажу вот что: ваше письмо было для меня точно нож в сердце.
Габби оттолкнула его руку и с нескрываемым злорадством сообщила:
— Так и было задумано.
— Знаешь, я тебя сюда не приглашал, но раз уж ты пришла, может, будешь наконец любезна объяснить, почему меня бросила?
— О, ради Бога, — устало проронила она, — к чему это притворство?
Марк порывисто подался вперед и с нажимом сказал:
— Я невиновен, Габби! Ты вынесла мне приговор за преступление, которого я не совершал. С той самой минуты, когда я впервые увидел тебя, у меня не было и не могло быть другой женщины. Кто бы ни оговорил меня, — добавил он с неподдельной ненавистью, — этот человек — подлый лжец.
— Никто мне ничего не говорил. Я сама все узнала.
Марк нахмурился.
— Что значит — все?
Терпение Габби вдруг истощилось.
— В таком духе можно продолжать хоть всю ночь, а потому давай оставим этот бессмысленный разговор и вернемся к твоим недавним делишкам. Скажи, ты хотел купить «Блу Пайнс» из мести?
Марк снисходительно усмехнулся.
— Ты себе льстишь, милая! Нет, исключительно из деловых соображений. Моя компания недавно приобрела «Стоунс», чтобы перестроить и модернизировать, а потом выгодно продать. Посовещавшись с советом директоров, я предложил твоему отцу продать и «Блу Пайнс», который стоит на земле, бывшей некогда собственностью владельцев «Стоунс». — Он помолчал, и его глаза так недобро блеснули, что Габби похолодела. — Я, конечно, дал Алексу время обдумать предложение, но сегодня вечером… В ту минуту, когда ты постучалась в мою дверь, я как раз просматривал старые документы. И раскопал кое-что интересное.
У Габби бешено застучало сердце.
— И… что же?
Марк лениво усмехнулся.
— Как я уже говорил, «Блу Пайнс» стоит на земле, которая когда-то принадлежала семейству Робертс из «Стоунс».
— Да, я знаю. Мой прадедушка купил ее у своего друга.
— К несчастью, купчая была составлена с некоторыми неточностями относительно размеров приобретаемой собственности… — с фальшивым сочувствием сообщил Марк. — Примерно с пол-акра владений твоего отца — место, где была конюшня, и полоска земли, которая ведет к шоссе и, собственно, обеспечивает доступ в «Блу Пайнс», — по закону принадлежит моей компании.
Кровь отхлынула от лица Габби.
— И что же это значит? — прошептала она. — Если мой отец не согласится на твое предложение, ему придется платить за землю, которую он всегда считал своей?
— Примерно так, — ласково согласился Марк.
— Сколько же он должен будет заплатить?
От названной суммы у нее перехватило дыхание.
— Разумеется, — продолжал Марк, не сводя с нее глаз, — если Алекс все же не захочет продавать «Блу Пайнс», есть и другие способы устранить это досадное недоразумение.
— На что ты намекаешь?! — возмутилась Габби. — Мой отец никогда не согласится на сомнительную сделку!
— Да, я знаю. — Марк сделал паузу. — Но… поскольку ты так любишь «Блу Пайнс», может быть, согласишься ты?
Глаза ее опасно блеснули.
— Что ты хочешь этим сказать? У меня нет таких денег.
— Я не о деньгах.
От его многозначительной усмешки на щеках Габби вспыхнул жаркий румянец.
— Не понимаю, — напряженно сказала она.
Марк с притворной укоризной покачал головой.
— Да брось! Все ты прекрасно понимаешь.
— Ты хочешь, чтобы я… я… продала себя за клочок земли? — Габби передернуло от омерзения. — Марк, вспомни, в каком веке ты живешь! Может, ты сейчас и стал отчасти настоящим латифундистом, да только я не наивная батрачка-дев… — Она осеклась и прокляла свой язык, увидев на губах Марка улыбку.
— Девственница, — договорил он за нее. — Конечно, Габби, ты не девственница. Кому это знать, как не мне? Я ведь был твоим первым мужчиной, помнишь?
Она помнила, и даже слишком хорошо — хотя все эти семь лет отчаянно старалась забыть.
— Твое предложение, конечно, соблазнительно, — продолжал он добродушно, — но я подумывал о сделке иного рода, о сделке, не имеющей ничего общего с твоими соблазнительными формами… Хотя ты и прежде была весьма привлекательна, а теперь, повзрослев, стала просто красавицей.
Самообладание покинуло Габби. Вскочив, она влепила Марку такую пощечину, что голова его от удара мотнулась в сторону.
— Да подавись ты своей землей! — бросила Габби в бешенстве и невольно вскрикнула, когда Марк схватил ее за плечи.
На его бледной щеке наливался багрянцем след ладони, а в глазах, доселе холодных и колючих, полыхала ярость.
— Марк, не надо, — хрипло прошептала Габби, безуспешно пытаясь высвободиться.
— Ты знала, чем рискуешь, когда шла сюда! — выдохнул он, стиснув ее в медвежьем объятии.
По опыту Габби знала, что не сможет вырваться, пока Марк сам не захочет отпустить ее. Правда, в прошлом она с радостью покорялась его сильным рукам, втайне гордясь властью своих женских чар, а сейчас ужаснулась, осознав, что чары эти действуют на Марка все с той же пугающей силой. Крепко прижав к себе Габби, не отрывая от нее горящих глаз, он одной рукой свел за спиной и перехватил ее запястья. Другая рука его нырнула под свитер, жадно и дерзко лаская мгновенно отяжелевшие груди. Габби
