соскользнула вниз и быстро, словно случайно, потерлась о ягодицы.
'В мясной лавке Гримса новый мальчик, - написала Лиз Джонс на клочке бумаги. Он вообще не из нашего квартала'. Она сложила записку и вывела сверху имя Элеонор.
Потом отправила ее по рядам.
- Je l'ai vu qui transvaillait dans la cour, - сказала мисс Уайтхед.
'Я видела его у Гримса[1], написала Элеонор. Похож на рыбу'. Она отправила записку обратно, Лиз Джонс прочитала и показала соседке по парте, Тельме Джозеф. 'Типично для Элеонор', приписала она внизу, и Тельма Джозеф тихонько хихикнула.
- Un anglais qui passait sea vacances en France[2], - сказала мисс Уайтхед.
Мисс Уайтхед жила в Эшере, в маленькой однокомнатной квартирке. Некоторые из девочек бывали у нее дома и потом подробно описывали жилище мисс Уайтхед. Оно оказалось очень чистым, аккуратным и удобным. Оконные рамы там сияют белизной, а занавески с оборками висят очень близко к идеально прозрачным стеклам. Камин выложен тонкой керамикой с орнаментом из кудрявых овечек и петушков, рядом аккуратно расставлены щетки. На стене тикают часы, а сверху над камином, - который мисс Уайтхед, кстати, никогда не зажигала, - ваза с сухими цветами.
Кровать ее стоит в специальной нише, словно бы вообще не в комнате, вернее даже не кровать, а узкая кушетка застеленная цветным ситцевым покрывалом.
- Le pecheur, - сказала мисс Уайтхед, - 'est un homme qui[3] Элеонор?
- Peche?[4]
- Tres bien. Et la blsnchisseuse une femme qui?[5]
- Lave le linge[6].
Лиз Джонс говорила, что не представляет, как это мисс Уайтхед никогда не чувствовала на себе мужские руки. Гарет Свэйлес хочет ею заняться, написала она как-то раз в одной из записок, которые постоянно рассылала по классу.
Представляете: Свэйлес в постели с Уайтхед!
- La mere n'aime pas le fromage[7], - сказала мисс Уайтхед, а Лиз Джонс отправила Элеонор очередную записку. 'Нового мальчика у Гримса зовут Дэнни Прайс, - гласила она. Он тебя хочет'.
- Элеонор, - сказала мисс Уайтхед.
Она подняла глаза от идеально круглых букв Лиз Джонс. В эту минуту отец в родительской спальне издает те же самые звуки, которые слышали от него на борцовском ринге. Мать лежит рядом. Однажды, когда Элеонор была маленькой, она случайно заскочила к ним в спальню и увидела отца, стоявшего в полный рост без одежды. Мать тогда, чтобы прикрыть собственную наготу, поспешно натянула на себя простыню.
- Почему ты пишешь на уроке записки, Элеонор?
- Она не писала, мисс Уайтхед, - сказала Лиз Джонс. - Это я ей послала.
- Благодарю, Элизабет. Элеонор?
- Извините, мисс Уайтхед.
- Ты писала записку, Элеонор?
- Нет, я.
- Я послала ей записку, мисс Уайтхед. Это наше личное дело.
- В моем классе не может быть личных дел, Элизабет. Дай мне записку, Элеонор.
Лиз Джонс ухмыльнулась. Элеонор знала, что именно этого она и добивалась. Мисс Уайтхед прочтет сейчас записку всему классу, на что имеет полное право, поскольку она попала ей в руки.
- Нового мальчика у Гримса зовут Дэнни Прайс, - сказала мисс Уайтхед. Он тебя хочет.
Класс сдавленно засмеялся - головы девочек были опущены к крышкам парт.
- Он хочет вступить с Элеонор в сексуальные отношения, - объяснила Лиз Джонс, ухмыляясь уже открыто. - Элеонор у нас...
- Спасибо, Элизабет. Будущее время, Элизабет, s'asseoir[8].
Слова скрежетали на весь класс. Голос у нее тоже стал таким неприятным, подумала Элеонор, потому что она не позволяла никому себя любить. По ночам мисс Уайтхед, наверное, плачет в своей однокомнатной квартирке, вспоминая наглые выходки Лиз Джонс. Когда прозвенит звонок, она накажет Лиз Джонс обычным своим способом. Она громко назовет ее по имени, и, пока другие девочки будут на перемене, заставит десять раз переписать отрывок из какого-нибудь стихотворения, после чего объяснит, словно маленькому ребенку, что записки и разговоры на темы секса в ее классе недопустимы. Она сделает вид, что не верит, будто мальчик из магазина Гримса действительно говорил то, что утверждала Лиз Джонс. Она предпочтет думать, что все это пустые фантазии, и что ни одну из девочек Спрингфильдской школы не лишали невинности ни на спортплощадке, ни где-то еще. Мисс Уайтхед легко, думала Элеонор, она всегда может спрятаться в своей однокомнатной квартирке в Эшере.
- Это все из-за тебя, сука, - процедила Лиз Джонс, когда уже все кончилось, и они встретились в туалете. - Если бы ты не была такой дурой и святошей.
- Ради Бога, заткни свой рот! - воскликнула Элеонор.
- У Дэнни Прайса для тебя приготовлены целых девять дюймов.
- Мне не нужны его чертовы дюймы. Мне вообще ничего от него не надо.
- Ты просто фригидная. Чем тебе плох Денни Прайс?
- Мордой. Судя по ней, у него не в порядке голова.
- Нет, вы только послушайте! - вскричала Лиз Джонс, и собравшиеся вокруг них девочки захихикали. - Зачем тебе его голова? Он же не головой будет тебя: - Не договорив, она громко засмеялась, и девочки вокруг засмеялись тоже, даже те из них, кому только что не было дела до Лиз Джонс.
- Ты скоро превратишься во вторую Уайтхед, - сказала Лиз Джонс, - и будешь сидеть в таком же Эшере. - А характер, - добавила она, - у Элеонор уже стал таким же мерзким, как у Уайтхед. И походка: все старые девы ходят одинаково, потому что вечно боятся, как бы мужчины не схватили их за высохшую задницу.
Пройдя сквозь плотную толпу девочек других классов, Элеонор вышла из туалета.
- Лиз Джонс просто мелкая блядь, - прошептала Элен Рэйд, а другая девочка, Джоан Моте, рыжеволосая, с едва заметными прыщиками на лице, согласно кивнула. Но Лиз Джонс их не слышала. Лиз Джонс продолжала смеяться, прислонившись к раковине умывальника и не выпуская изо рта сигарету.
В этот день на ланч в Спрингфильдской школе давали тушеное мясо с картошкой и морковью, а на десерт - взбитые сливки с клубникой и шоколадом.
- Не обращай внимания, - сказала Сюзи Крамм Элеонор. - Такими темпами Лиз Джонс скоро поймает сифилис.
- Расскажи, как это, Сюзи, - попросила Элеонор.
- Сифилис? Просто гниют ткани. У женщин вообще сначала ничего не заметно. А у них весь инструмент покрывается пятнами, потом...
- Нет, как это, когда тебя?
- В кайф. Клево, на самом деле. Но не так, как Джонс. Чего бросаться на каждую палку.
Они зачерпывали сливки чайными ложечками и втягивали их сквозь зубы в рот.
- В кайф, - повторила Сюзи Крамм, когда они доели. - Бывает еще как в кайф.
Элеонор кивнула. Ей хотелось возразить, что она бы лучше подождала брачной ночи, но она знала, что стоит ей это сказать - и она тут же потеряет расположение Сюзи Крамм. Элеонор хотелось, чтобы это было чем-то особенным, а не той скучной процедурой, когда женщина покорно ждет, пока мужчина снимет с себя одежду, и не неуклюжим ощупыванием в темноте спортплощадки или за газетным киоском, где сделали недавно Элен Рейд.