– Это довольно странная просьба, ко у вас такое огорченное лицо, что я готова сделать вам хоть что-нибудь приятное. В чем дело?
– Мне хотелось бы переслать во Францию букет. Может быть, тот, кому он предназначается, никогда не получит его и даже никогда не узнает, от кого он, но одна мысль о том, что мой букет будет в доме его родителей, доставит мне большую радость.
– Это верно ваш возлюбленный?
– О, нет! Это один маленький француз. Он уехал к себе, но обещал мне вернуться, когда вырастет и будет свободен.
– Это обещания влюбленных! – вздохнула Люси. – К сожалению, их редко исполняют.
– А я твердо уверена в его слове. Уезжая, он оставил мне вещицу на память; вот и мне хочется теперь отправить ему букет.
– А вы знаете его имя и адрес?
– О, разумеется! Его имя написано вот на этом карандашике, который он мне дал. – И с этими словами молоденькая девушка, которая была не кто иная, как Анни, достала карандашик, полученный ею от Андрэ, и протянула его Люси, причем сказала: – Взгляните! Видите, здесь написано: «Андрэ»?…
Люси громко вскрикнула и схватила карандаш: она узнала его, это был тот самый серебряный карандашик, который она сама подарила однажды Андрэ. Она, как святыню, поднесла его к губам, а потом, схвативши Анни за руку, быстро спросила:
– Откуда у вас этот карандаш? Кто дал вам его? Отвечайте скорее!
– Я же сказала вам, что это от него, от самого Андрэ, молоденького француза, которому я хотела переслать букет!
– Где же он? Когда вы видели его? – вскрикнула Люси вне себя.
– Он уехал во Францию, а потом отправится на корабле на остров Святой Елены.
– О Господи! – простонала Люси. – Я опоздала! – И горькие слезы покатились у нее по щекам. – Послушайте, дитя мое, – обратилась она снова к Анни, – дал ли вам этот мальчик свой адрес во Франции?
– Разумеется, раз я просила вас передать ему букет, или, вернее, передать его в дом его родителей, чтобы они могли написать ему в порт Святой Елены. Ведь, зная об этом букете, он догадается, что я думаю о нем!
– Где этот адрес? – повелительно сказала Люси.
– Вот он, – ответила Анни, вынимая из-за корсажа сложенный листок бумаги.
Люси развернула его дрожащими руками и, прочитав, громко вскрикнула от радости:
– Это он! Это несомненно он! О, моя дорогая, расскажите мне все, что вы знаете о нем!
Анни подробно рассказала ей о встрече с Андрэ и их дружбе, о взаимных обещаниях, о том, что с ним случилось в то время, как он жил у старухи миссис Грэби и во время пребывания в заведении доктора Блэксмиса.
– О, какое счастье! – воскликнула Люси. – Значит, я видела действительно его! Значит, я не грезила и совсем поправилась!
И она снова попросила Анни продолжать ее рассказ. Ей хотелось знать, что сталось с Андрэ после бегства из заведения. Анни сказала, что видела его в последний раз перед отплытием во Францию, когда Андрэ дал ей свой адрес и карандашик и сказал, что отправляется на судне капитана Бэтлера.
– Где же теперь этот капитан? – живо спросила Люси.
Но Анни не знала этого; ей только было известно, что он отправлялся к острову Святой Елены.
– Святой Елены! – прошептала Люси. – Туда же должен идти и мой брат. Я должна немедленно отправиться во Францию, и если мой брат еще не отплыл, то я поеду вместе с ним и постараюсь разыскать моего мальчика и вернуть его. – Говоря это, она горячо поцеловала Анни и растроганно добавила: – Я не знаю, дитя мое, условий вашей жизни, не знаю ваших родителей, но знайте, что если вам понадобятся помощь и дружеская поддержка, то вы смело можете всегда обратиться за этим ко мне. Вернувшись во Францию, я всегда буду готова отблагодарить вас за вашу заботу о моем сыне.
Анни в раздумье грустно поникла головкой.
– Ах, – вздохнула она, молитвенно складывая руки и глядя с мольбой на Люси, – возьмите меня с собой, умоляю вас! Я буду вам самой преданной служанкой; я готова питаться чем попало, лишь бы вы позволили мне следовать за вами и помочь вам разыскать Андрэ.
– Но ваши родители…
– Я сирота, живу у одной старухи, которая посылает меня продавать цветы. Я ненавижу ее! Вы окажете мне благодеяние, избавив меня от нее.
– Ну, пусть же будет по-вашему, – сказала подумавши Люси. – Пойдемте со мной в гостиницу; мне нужно позаботиться о вашей одежде.
– О, как я счастлива! – радостно воскликнула Анни, а затем выбрала два букета, один из них предложила Люси, другой оставила себе, потом подбежала к старому нищему, сидевшему у стены, и, кинув ему на колени остальные цветы, сказала: – Возьмите эти цветы, дядюшка Мэтью, и продайте их! Я отдаю их вам с условием, что вы пройдете к миссис Грэби и скажете ей, что я больше не вернусь к ней и что я очень, очень счастлива!
После этого Анни вернулась к поджидавшей ее Люси, и они обе отправились в гостиницу «Король Георг»,
XXXVII
Наступил день так долго откладываемого брака вдовы маркиза Люперкати с Шарлем Лефевром. Шарль с каждым днем влюблялся все сильнее и сильнее. Он приложил все старания, чтобы устранить многочисленные препятствия, и это ему наконец удалось. В этот самый день был заключен между ними гражданский брак, а через день должен был состояться и церковный в приходе невесты, Сен-Тома д'Акэн.
В это утро невеста долго разговаривала со своим братом, графом де Мобрейлем, взявшимся отвести от нее крупную опасность.
Люперкати успел уже несколько раз явиться в дом Лидии и настойчиво требовал личного свидания. Маркиза каждый раз принимала его, следуя советам брата, который говорил, что не нужно раздражать его отказами, так как это может повести к нежелательным последствиям и вызвать со стороны маркиза крупнейший скандал.
Лидия в жизни была довольно талантливой актрисой и до сих пор неизменно уверяла мужа, что в глубине души ничуть не изменилась к нему и сохранила прежнюю нежность и привязанность, но что, несмотря на это, не имеет достаточно силы воли и характера, чтобы открыто заявить перед всем высшим светом, с нетерпением ожидавшим ее брака с Шарлем Лефевром, что ее муж жив, и потому ее брак не может состояться. Но при этом она убаюкивала маркиза надеждой, что если он смирится и ничем не проявит себя, соглашаясь сойти за мертвого, каковым он официально и значился, то, быть может, наступит день, когда она согласится бежать с ним в полную безвестности новую, замкнутую, скромную жизнь с воскресшими воспоминаниями о первых днях блаженства, испытанного ими в свое время, при вступлении в брак.
Люперкати слушал эти лживые обещания со смешанным чувством радости и горечи. В глубине души у него теплилась слабая надежда на то, что Лидия способна осуществить свои планы и позже бежать с ним, но в то же время он прекрасно сознавал, что она стоит за заключение нового брака, что она ни за что не желает отказаться от него и с удивительным бесстыдством и наглостью морочит все общество, выдавая себя за вдову, хотя прекрасно знает, что ее муж жив
