были за его устранение в 1999 году.
Трудно найти примеры государственной политики, которая бы служила интересам бизнесменов после 1996 года, когда впервые стало популярным слово «олигарх». Наоборот, их предполагаемое господство должно было быть в тот период, когда правительство фронтально атаковало их интересы. Главной новой экономической политикой после 1996 года, когда дальнейшая приватизация государственных предприятий планировалась проводиться по более высоким наличным ценам, стала та, против которой они злобно выступали. Компания «Связьинвест» была, очевидно, продана на аукционе по впечатляющей цене синдикату, привлекающему иностранный капитал. Стартовая цена июньского аукциона 1998 года нефтяной компании «Роснефть» была настолько высокой, что правительство не получило ни одной заявки. Березовский «яростно лоббировал, чтобы повернуть ситуацию в свою пользу», но у него ничего не вышло. После 1998 года правительство начало снимать свои деньги со счетов в банках олигархов и пропускать их через министерство финансов. Березовский был заинтересован в получении кресла руководителя «Газпрома». Он никогда не получал должность по протекции. Чубайс выступил с предложением заставить российские компании платить налоги, первые два предприятия-правонарушителя, которым он пригрозил конфискацией, принадлежали олигархам Потанину и Березовскому.
Наиболее яркий пример получения выгоды олигархами наступил в августе 1998 года, когда правительство смягчило удар девальвации введением моратория на выплаты по внешнему долгу российскими банками. Но это было гораздо более правдивой попыткой спасти интересы вкладчиков. Несмотря на мораторий, почти все банки олигархов потерпели неудачу. Даже в своем лоббировании кадровых решений олигархи часто натыкались на глухую стену. В начале 1998 года Березовский выступил против назначения Кириенко премьер-министром. Он проиграл. Березовский был против того, чтобы Чубайс возглавил национальную энергетическую компанию. И проиграл снова. После назначили Черномырдина, которого также предпочитал Ельцин. На самом деле новый премьер-министр был немезидой для Березовского – по указанию Примакова был совершен рейд на кабинеты Березовского и выдан ордер на его арест.
Олигархи редко добивались своего, но часто у многих стояли на пути. Они стали раздражать своим присутствием представителей власти, устраивая склоки между собой, рекомендуя своих протеже на госслужбу, подкупая чиновников для получения предварительной информацию, публикуя в газетах клевету о своих оппонентах и неустанно рекламируя самих себя. Они усложнили процедуру сбора налогов (хотя она и раньше не была простой, когда ее проводили руководители крупных государственных предприятий, таких как «Газпром»). Что касается препятствий в проведении реформы, то коммунисты в Думе, заблокировавшие прохождение большей части Налогового кодекса, свободной продажи земли и чрезвычайной экономической программы в июле 1998 года, имели более важное значение. Что касается доступа к Ельцину, все вместе взятые олигархи не могли сравниться с Коржаковым в 1994–1995 годах. Олигархи раздражали, они были объектом общественного негодования, источником коррупции и символом растущего экономического неравенства. Но их политическое влияние было сильно преувеличено.
Они сидели вместе в кремлевском кабинете президента, лишь тиканье часов нарушало тишину. Было раннее августовское утро 1999 года. «Я не люблю избирательные кампании. Правда, не люблю» – сказал Путин. – Я не знаю, как их проводить, и не люблю их». Ельцин успокоил его: «Организационными моментами займутся другие люди». Увидев, что президент не собирался отступать, Путин ответил с «военной лаконичностью», что будет работать везде, куда назначит его Ельцин.
В настоящий момент жаль, что нельзя никаким образом перепрыгнуть через определенный отрезок в истории и привести президента в чувство. Единственное, о чем Ельцин заботился больше всего в тот момент, – это его наследие. Он был президентом, подарившим России свободу. Когда в трудные моменты у Ельцина был соблазн обойтись без демократических процедур, Россию и его самого спасал тот факт, что он действительно любил избирательные кампании и верил, что может их выигрывать. Однако он был здесь и собирался вручить страну полковнику КГБ, который «не любил избирательные кампании», который разговаривал с «военной лаконичностью», чей характер будет каждый день подталкивать его в совершенно противоположном направлении. О чем он мог думать?
Ельцин никогда публично не признал бы, что поддержка Путина была ошибкой. Находясь в отставке, он выражал глубокое разочарование некоторыми аспектами его политики. После того как Путин отменил прямые выборы региональных губернаторов, Ельцин в одном из интервью предостерег об «ущемлении свобод и откате от демократических прав». В начале 2005 года, когда группа бывших помощников спросила, есть ли что-то, чем он недоволен, Ельцин хмуро ответил: «Да, состоянием страны».
Преемственность всегда была больным вопросом. Возможно из-за того, что он сделал Горбачёву, Ельцин крайне подозрительно относился к подчиненным, демонстрирующим личные амбиции. Он недооценил способности и перспективы тех, кто его окружал. В 1995–1996 годах улучшение экономической ситуации, последовавшее за снижением инфляции, вполне могло бы осуществиться молодым кандидатом Немцовым, поддерживаемым Кремлем, или даже Черномырдиным и привести к еще более решительной победе, чем победа Ельцина на президентских выборах. К тому времени негатив Ельцина угнетал. Я считаю, что он действительно предпочел не баллотироваться. Но он думал, что никто не сможет побудить коммунистов, кроме него.
Ельцин собирался вручить страну полковнику КГБ.
Почти сразу после 1996 года Ельцин начал думать о 2000 годе. Он чувствовал растущую жажду порядка, образ кандидата должен был близок к правоохранительным органам или вооруженным силам – нужен был силовик. И он знал, что если не найдет такого кандидата первым, это сделают россияне и политическая элита. Поэтому он сосредоточился на тех людях, которые принадлежали к молодому поколению, которые разговаривали с «военной лаконичностью», он искал того, кто мог бы не только укрепить государство, но и продолжить его реформы.
Таким кандидатом был Путин. Не только силовик, но, как оказалось, демократ, бывший студент юридического факультета и верный помощник либерального реформатора Анатолия Собчака, именно тот человек, который, по мнению Собчака, может реинтегрировать службы безопасности в новую демократическую Россию. Он молод, осторожен, с современными взглядами и не зацикленный на бизнесе. У него были хорошие отношения со многими либералами Санкт-Петербурга, экономическими технократами, которых Чубайс пригласил в московские министерства. В трудные моменты он был предан Ельцину. Но он «не любил выборы».
Ельцин провел серию смотрин кандидатов в президенты.
Был ли более подходящий кандидат из силовиков? С 1998 года Ельцин провел серию, как сказал его юридический советник Михаил Краснов, смотрин. Стремительные действия генерала Лебедя, его причудливые заявления и стремления затевать драки исключили его из списка претендентов. Кандидатуры Николая Бордюжи (руководителя пограничной службы), Примакова и затем Степашина были рассмотрены и отклонены. Путин, конечно, был не большим либералом и демократом из всех. Примаков имел довольно двойственное отношение к свободе прессы и был более враждебно настроен к свободным рынкам. Чубайс и Гайдар лоббировали кандидатуру Степашина, у которого были хорошие взаимоотношения с реформаторами и который позже баллотировался от социал-демократической партии «Яблоко». Однако Степашин решительно поддержал первую чеченскую войну и в разной степени облегчил возрождение бывшего КГБ. Позже Путин похвалил его за то, что он повел себя «по-взрослому» в плане руководства санкт- петербургским филиалом министерства безопасности в 1992 году: «Он своим демократическим авторитетом прикрыл спецслужбы Ленинграда» в то время, когда люди хотели «крушить, ломать, раздирать». Его руководство могло повлечь за собой более мягкую и спокойную версию путинизма, но, возможно, совершенно не другой подход.
Ельцин не смог узнать того, что мы сейчас знаем: экономическое восстановление, начатое в 1999 году, будет достаточно сильным, чтобы привести многих возможных кандидатов Кремля к победе в 2000 году, и что это даст победителю необычайную свободу в изменении курса России (см. главу 7). Вполне вероятно, что к июню 2000 года даже молодой реформатор, такой как Немцов, с одобрения и поддержки Кремля мог бы победить Лужкова или Примакова. И все же Ельцин вернулся к кандидатуре полковника КГБ, имеющего наиболее прагматическую приверженность к демократии. Его интуиция, которая часто вела в правильном направлении, на этот раз его подвела.
Рано или поздно (обычно рано), всех писателей начинает
