заглох, когда я слишком резко отпустил педаль сцепления. С третьей попытки машина двинулась с места, проехала рывками метров пятнадцать и опять заглохла. Я завёл её снова и проехал ещё метров двадцать.
После третьего такого «броска», завершившегося, как и два предыдущих, остановкой, я услышал позади мерный рокот мотора. Раздался предупреждающий гудок, и мимо меня на приличной скорости пронеслась белая машина с открытым верхом, в общих чертах похожая на мою, но менее громоздкая и не такая неуклюжая с виду. За её рулём — насколько я мог судить по хрупкой фигуре водителя, длинным волосам и шляпке явно не мужского фасона — сидела женщина.
Проводив местного лихача (точнее, лихачку) взглядом, я хотел было вновь запустить двигатель, как вдруг в сотне метров от меня белая машина резко затормозила, затем, постояв немного, словно в нерешительности, развернулась и поехала обратно. Я тихо, но в сердцах выругался: сейчас недоставало только свидетеля, который мог бы опознать меня как человека, сидевшего за рулём краденого автомобиля. Оставалось надеяться, что Гаанн «позаимствовал» его в каком-нибудь городе за тысячу миль отсюда, а ещё лучше — в другом мире.
Поравнявшись со мной, белая машина остановилась, и из-под кокетливой шляпки на меня посмотрели самые ясные из всех голубых глаз, что мне доводилось видеть за тридцать лет жизни. Сидевшей за рулём девушке было не больше двадцати, она была довольно мила, хоть и не красавица, её длинные тёмные волосы приятно контрастировали с матово-бледной, совсем не тронутой загаром кожей, а немного курносый нос придавал её лицу капризный вид.
— У вас проблемы? — спросила она звонким мальчишеским голосом.
Я замешкался с ответом, и тогда девушка распахнула дверцу и вышла на дорогу. Она была высокая, едва ли не выше меня, и худощавая. На ней был тёмно-красный жакет, надетый поверх белой блузки, и длинная синяя юбка, плотно облегавшая её фигуру.
— У вас проблемы? — повторила она.
— В общем, да, — ответил я, тоже вылезая из машины. — Двигатель барахлит. Чуть что, сразу глохнет. Даже не знаю, что делать.
Теперь, когда мы стояли друг перед другом, я убедился, что девушка всё же ниже меня. Просто в своём наряде она казалась выше, чем была на самом деле.
— Боюсь, что здесь я бессильна, — ответила девушка, и в её голосе прозвучало искреннее сожаление. — Я совсем не разбираюсь в машинах, умею только рулить и нажимать на педали. Да и то не очень хорошо. — Она лучезарно улыбнулась. — Единственное, что я могу предложить, это подвезти вас. Правда, мой отец, если узнает об этом, будет рассержен. Он запрещает мне заговаривать с подозрительными незнакомцами.
— А я подозрительный?
— Ну... вы иностранец. Ведь так?
— Я француз. Меня зовут Морис.
— Очень приятно, Морис. А я Элизабет. — Она состроила милую гримаску. — Не повезло мне с именем, правда?
— Почему же? — удивился я. — Элизабет — красивое имя.
— Но слишком длинное.
— Вы предпочитаете Бет?
Она решительно мотнула головой:
— Ни в коем случае! Так говорит мой отец, а я терпеть этого не могу. Друзья называют меня Лайзой.
Её улыбка была так заразительна, что я тоже улыбнулся. Пару минут мы молча стояли посреди пустынной дороги, улыбаясь и разглядывая друг друга. Время от времени наши взгляды встречались, и тогда я словно утопал в небесной синеве её глаз.
— Ну, ладно, — наконец спохватилась Лайза. — Мне пора ехать. Могу и вас подвезти — милях в семи отсюда есть городок Норфолк, там вы наверняка найдёте механика, который разберётся с вашим двигателем. Согласны?
Я без раздумий кивнул. А подумав, решил, что это действительно хорошая идея. Мне нужно избавиться от машины, и лучше сделать это сейчас. Лайза отвезёт меня в ближайший город, там я пойду не к механику, а прямиком на железнодорожную станцию, если она есть, или найму какой-нибудь транспорт с водителем, если станции нет, и...
Да! Но у меня нет ни цента местных денег!..
А лежащая во внутреннем кармане моего пиджака кредитная карточка Пангалактического Банка здесь вряд ли имеет хождение. Вот я и влип...
Стараясь ничем не выдать своего замешательства, я с благодарностью принял предложение Лайзы и, пока она разворачивала машину, внимательно осмотрел салон и заглянул в багажник своего автомобиля в надежде на то, что Гаанн, собираясь разыгрывать передо мной туземца, позаботился о необходимых для путешественника вещах и — главное — о деньгах.
К счастью, моя догадка оказалась верна: в багажнике я обнаружил большой чемодан и вместительный кейс из коричневой кожи. Рыться в вещах, рискуя озадачить Лайзу, мне не пришлось. Открыв первым делом кейс, я увидел на самом верху толстую пачку зелёных банкнот, знакомых мне по древним фильмам и по моим недавним экскурсиям в «викторианские» миры. Эти невзрачные на вид бумажки символизировали здесь успех и благополучие их владельцев.
Моё настроение сразу подскочило градусов на десять. Судя по толщине пачки, этих денег мне должно хватить на несколько месяцев безбедного существования. Если Гаанн жив, к тому времени он обязательно разыщет меня; а если нет... Что ж, значит, такова судьба. В любом случае, я не пропаду. Во время моего первого «путешествия в прошлое» сотрудники Чернобыльского центра здорово поднатаскали меня, заставили вспомнить много полезных вещей из школьной и университетской программы, помогли мне систематизировать мои знания. С таким багажом полезной информации я смогу себя прокормить...
Но я больше никогда не увижу свой родной мир, по которому так тосковал, томясь в подземелье Чернобыля. Не увижу друзей и знакомых. Не увижу отца и многочисленных родственников. Не увижу Софи, которую я продолжал любить, несмотря на происшедший между нами разрыв. Едва лишь вернувшись на родину, я снова оказался на чужбине...
Подавив горький вздох, я закрыл кейс, перенёс его вместе с чемоданом в машину Лайзы, затем устроился рядом с девушкой на переднем пассажирском сидении. Когда я захлопнул дверцу, она спросила:
— Вы всё взяли? Ничего не забыли?
— Нет, ничего.
— Тогда поехали, — сказала Лайза и, прежде чем отпустить педаль сцепления, заметила: — Что-то вы погрустнели. Это из-за машины? Или у вас другие неприятности?
— Проблем хватает, — честно признался я. — Но я надеюсь с ними справиться. В конце концов, этот мир не так уж плох, если в нём живёт такая замечательная девушка, как вы.
Она решила, что я шучу. А зря — ведь я говорил совершенно серьёзно.
8. ЭРИК
ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА
Шёл двенадцатый год моего пребывания в этом необитаемом мире. На импровизированном кладбище позади дома насчитывалось девятнадцать холмиков, увенчанных крестами. Почему именно столько, я сейчас объясню.
Как вы уже знаете, первые три жертвы Александра я похоронил в одной безымянной братской могиле. К следующим я проявлял больше внимания и хоронил каждого по отдельности. К тому же у них я всегда находил какие-нибудь документы, удостоверяющие личность, поэтому на всех крестах, кроме первого, были таблички, где я указывал имя, дату рождения и дату смерти по времени их родного мира — её я определял по показаниям хронометра в библиотеке, хотя и не был уверен, что он работает правильно.
К трёхлетнему «юбилею» Александр преподнёс мне очередной сюрприз. Он привёл с собой не троих, а шестерых человек. Пока первая троица делала мне очередную инъекцию, остальные выгружали из корабля какие-то ящики. Позже я обнаружил в них книги, видеозаписи, разнообразные пищевые консервы (что было излишне: по моим подсчётам, имевшихся в доме съестных припасов мне хватило бы ещё лет на десять), новую одежду (а вот это было кстати: за три года мой гардероб порядком обветшал, особенно, что касается нижнего белья) и ещё много всякой всячины. Этот садист, будь он проклят, прилежно заботился о том, чтобы я ни в чём не испытывал нужды — кроме, разумеется, свободы и человеческого общения.
Когда с разгрузкой было покончено, Александр хладнокровно убил всех шестерых. В ту годовщину мне пришлось вырыть, вместо трёх, целых шесть могил и смастерить шесть крестов с табличками. Естественно, на всех табличках была указана одна и та же дата смерти.
Через год Александр явился только с тремя помощниками. Я понял, что увеличение числа жертв вдвое следует ожидать лишь к завозу очередной партии обновок и продовольствия. Очевидно, по замыслу Александра, я должен был испытывать угрызения совести не только за то, что живу, но и за то, что ем, пью, одеваюсь, читаю книги и смотрю фильмы. Всё, что бы я ни делал, должно было напоминать мне о людях, погибших из-за меня. И действительно — напоминало.
А в пятую годовщину я снова свалял дурака. Убедившись, что моё смирение не смягчает Александра, я решился на отчаянный шаг. И опять же — совершил непростительную ошибку.
Я не стал безропотно ждать, пока очередная троица смертников схватит меня и сделает эту гадкую инъекцию. Как только они направились ко мне, я бросился бежать. Следуя приказу Александра, они погнались за мной.
Однако я не собирался забиться в какую-нибудь нору и прятаться там. Это было бессмысленно. У меня имелся другой план.
Я привёл своих преследователей к кладбищу за домом и принялся сбивчиво объяснять им, какая участь постигла всех их предшественников. Говорил я по- английски: от Мориса мне было известно, что это четвёртый по распространённости язык в Галактике после китайского, хинди и испанского — но трёх первых я не знал. Поначалу помощники Александра отнеслись к моему рассказу с полнейшим недоверием и, видимо, сочли его бредом сумасшедшего. Двое мужчин уже повалили меня наземь и закатали правый рукав, как вдруг женщина, достававшая из футляра пневмошприц, изумлённо вскрикнула и замерла, уставившись на ближайший крест с табличкой, где было указано имя Рут Якоби. Потом она заговорила по-немецки (этот язык я, хоть и с большим трудом, но понимал) и сказала державшим меня мужчинам, что у неё есть знакомая с таким же именем, которая полтора месяца назад без всякого предупреждения была переведена «на другую базу». Указанная на табличке дата смерти совпадала с временем её «перевода», а дата рождения приблизительно соответствовала её возрасту.
Я тут же вмешался и любезно предложил порыться в моих карманах. Мужчины последовали этому совету и извлекли на свет божий кипу удостоверений,
