причудливо извивающихся и меняющих толщину синих и красных полос. Обе диаграммы были схожи, но не идентичны.
На возвышенности перед экраном (я тут же окрестил её «сценой») стояли в ряд десять одинаковых предметов, похожих на положенные набок небольшие автоклавы. Перед сценой располагалось шесть или семь рядов кресел с пультами и экранами дисплеев. В настоящий момент в лаборатории находилось только два человека — мужчина и женщина. Они вежливо поприветствовали меня, но не проявили к моей персоне чересчур обострённого внимания. Это были не праздные зеваки, а увлечённые своей работой люди.
Колин двинулся по проходу между рядами кресел к «сцене». Я последовал за ним.
— Сбор экспериментальных данных уже закончен, — говорил он на ходу, видимо, объясняя мне причину малолюдности лаборатории. — Сейчас производятся лишь контрольные опыты, которые ещё ни разу не обнаружили отклонений от полученной закономерности. — Колин остановился перед «сценой» и указал на «автоклавы». Мы называем это ящиками Шрёдингера. Вернее, большими ящиками Шрёдингера, так как внутри каждого находится ещё и малый ящик Шрёдингера. Проверь, сможешь ли ты
— Не могу, — спустя секунду ответил я. — Автоклавы... то есть, ящики защищены сильными чарами. Я не могу заглянуть внутрь, не разрушив их.
Я не боялся озадачить своими словами сотрудников Колина, поскольку мы с ним говорили по-валлийски.
— Это очень важный момент в мысленном эксперименте Шрёдингера, — сказал Колин. — В классическом, хрестоматийном варианте он выглядит следующим образом: берётся герметичный ящик, куда помещается микроскопическое количество радиоактивного вещества, счётчик и ампула с цианистым калием. Туда же сажают кошку, и ящик закрывается. Количество радиоактивного вещества насколько мало, что в среднем распад хотя бы одного атома случается за довольно длительный промежуток времени. Когда счётчик фиксирует распад атома, срабатывает специальных механизм, ампула с цианистым калием разбивается, и кошка умирает. Смерть кошки, согласись, это макрособытие, но оно порождено микрособытием — распадом атома, поэтому должно подчиняться волновым законам квантовой механики. Следовательно, пока мы не открыли ящик и не посмотрели, жива кошка или нет, её состояние описывается волновой функцией, частично состоящей из живой кошки, а частично из мёртвой. То есть, в данный момент во всех десяти ящиках кошки не живы и не мёртвы, а так сказать, живо-мертвы.
— Но это же бред! — возразил я. — Кошка не атомное ядро, она может быть или живой, или мёртвой.
Колин кивнул:
— В том-то и дело. На этом примере Шрёдингер, один из создателей квантовой теории, демонстрировал её парадоксальность. Наш эксперимент технически более сложен, предложенного Шрёдингером, но максимально приближён к нему идейно. Мы обеспечиваем надёжную изоляцию кошек от внешнего мира: большой ящик защищён мощным силовым полем, а малый ящик внутри него (где, собственно, и находится кошка) вдобавок погружён в стазис — статический Туннель. Замечу, что это не приводит к мгновенному распаду радиоактивных ядер — ведь Туннель не динамический. Он полностью предохраняет кошку от любого воздействия извне, и узнать её состояние, не открыв оба ящика, не представляется возможным ни практически, ни теоретически.
Тут мне пришла в голову одна нехорошая мысль.
— Послушай, Колин, — сказал я. — Неужели вы в самом деле...
— Контроль! — произнесла за моей спиной женщина-ассистент.
Колин молча указал на таймер в правом верхнем углу экрана. Он отсчитывал последние десять секунд — с десятыми, сотыми и тысячными.
Когда на табло таймера появились нули, прозвучал зуммер, третий слева «автоклав» открылся, и из него на специальную подставку выскользнула прозрачная капсула с пушистой сибирской кошкой внутри. Она повернула голову, пристально поглядела на меня, а затем принялась лениво чесаться.
— Живая, — констатировал Колин.
Вторая диаграмма исчезла, а первая увеличилась на весь экран. Только тогда я заметил, что синие и красные области не сплошные, а состоят из множества синих и красных точек на белом фоне. Через отметку на вертикальной оси 782,457 протянулась желтая горизонтальная линия.
Колин поднялся на «сцену», вынул из прозрачной капсулы кошку, погладил её и опустил на пол.
— Иди погуляй, киса. Только не путайся под ногами.
Затем взял со стола указку, подошёл к экрану почти вплотную и ткнул её концом в районе пересечения жёлтой линии с ближайшей к вертикальной оси границей между синей и красной областями. Изображение вновь укрупнилось, и теперь мне не приходилось напрягать зрение, чтобы различать точки — они располагались на приличном расстоянии друг от друга.
— Следующее контрольное время, — произнёс Колин, — триста двадцать две целых сто восемьдесят четыре тысячных.
Женщина склонилась над своим пультом, пробежала пальцами по клавишам и сообщила:
— Готово.
— Каков прогноз?
— Киска будет мертва, — сказал мужчина. — Уже мертва. Протянула лапки за двадцать четыре и семьдесят одну сотую до первого контроля.
— Отлично. Ждём. — Колин поманил меня к себе. — Подойди ближе, Артур. Посмотри.
Я поднялся на «сцену», подошёл к экрану и первым делом спросил:
— Вы что, действительно убиваете кошек?
Колин рассмеялся:
— Ну, ты даёшь! Конечно, нет. Иначе бы нас давно растерзало местное Общество охраны животных. Просто, когда срабатывает счётчик, синяя лампочка в капсуле гаснет и загорается красная. В таких случаях мы считаем, что кошка сдохла. Но в этой капсуле, как видишь, горит синяя. Значит, кошка жива.
— Гм. А к чему тогда кошки?
— Собственно говоря, ни к чему. Только для наглядности и чтобы оправдать название эксперимента.
Несколько секунд я молчал, собираясь с мыслями.
— А каков смысл этого эксперимента? Извини, Колин, но я до сих пор не врубился.
— Дело вот в чём, — он провёл указкой вдоль жёлтой линии. — Видишь, она пересекает то красные области, то синие. Красная означает, что кошка мертва, синяя — жива. Второй ящик будет открыт вот здесь... вернее, вот
— Таким образом, — наконец сообразил я, — несмотря на случайный характер такого события, как распад атома, ты наперёд знаешь, произойдёт распад или нет?
— Вот именно! Самое потрясающее в этом эксперименте, что волновая функция состояния кошки принимает лишь два дискретных значения — жизнь либо смерть — и никогда не состоит из комбинаций двух этих состояний. Если мы откроем ящик в этот промежуток времени, — Колин указал на красную область, — то непременно обнаружим, что киска мертва. Но если мы не станем его открывать и подождём ещё две минуты, — указка побежала вправо, картинка на экране сдвинулась влево, и появилась область с синими точками, — то, открыв ящик, неизбежно увидим живую киску. То бишь, будет светиться синяя лампочка.
— Погоди, погоди! — Я слегка обалдел. — Это что ж получается? Будь на месте лампочек ампула с ядом, то сейчас кошка была бы мертва, но, открой вы ящик на две минуты позже, она бы чудом воскресла?
— Не совсем так. Она бы вовсе не умирала. Киска умрёт, — Колин глянул на таймер, — приблизительно полторы минуты назад только в том случае, если мы откроем ящик в назначенное время. Но если мы откроем его в зоне жизни, то киска не умрёт, она будет жива.
— «Умрёт полторы минуты назад, если...» — растерянно повторил я и покачал головой. — Боюсь, для меня это слишком круто.
— Думаешь, мне было легко смириться с этим? — Колин хмыкнул. — Чёрта с два!
— М-да, — протянул я. — Это почище игральных костей Кевина. Здесь пахнет нарушением причинно-следственной связи.
— Отнюдь, — живо возразил Колин. — Никоим образом нельзя доказать, что причиной смерти кошки является открытие ящика в определённые промежутки времени. Следовательно, как и в случае с костями Кевина, мы имеем дело с вопиющим отклонением от нормального статистического распределения результатов случайных событий. Это вовсе не нарушение законов — ни причинно-следственных, ни вероятностных. Регулярное выпадение костей в одной и той же комбинации нисколько не противоречит теории вероятностей. Она не отрицает возможность такого события, а лишь утверждает, что его вероятность ничтожно мала. Невозможное и невероятное — разные вещи. Это же справедливо и в отношении моих опытов с кошками.
— А зачем ты вообще ими занимаешься? — поинтересовался я. — Спору нет, весьма забавно. Но какой в этом практический смысл?
— Я почти на сто процентов уверен, что именно здесь зарыта собака. — Колин ткнул указкой в ближайший «автоклав» с кошкой и даже не сообразил, какой каламбур только что выдал. — Ключ ко всем происходящим с нами и вокруг нас невероятным событиям. Смотри. — Картинка с синими и красными точками исчезла с экрана, и на её месте появился график. — По горизонтали обозначено время открытия ящиков, а по вертикали — время условной смерти кошек. Как видишь, кривая плавная, но с разрывами — в тех промежутках, когда кошки остаются живыми.
— Ну, и что из этого следует?
— Погоди, это ещё не всё. Есть и третья координатная ось — время открытия первого ящика. Это время и состояние первой кошки — жива она или мертва — однозначно определяет состояние всех остальных кошек в любой момент времени. И вот что получается!
Экран из двухмерного сделался трёхмерным, и я увидел замысловато искривлённую поверхность, чем-то напоминающую схему ландшафта горной местности с многочисленными бездонными ущельями. Не знаю почему, но мне стало жутко. В этой, на первый взгляд безобидной картинке крылось что-то зловещее. Однако я не мог понять, что именно.
— Так, — как можно безразличнее произнёс я. — Что дальше?
Колин пытливо поглядел на меня:
— Разве ты ничего не почувствовал?
— Ну... По правде сказать, мне стало неуютно.
Он кивнул:
— Все чувствуют какое-то странное беспокойство, когда смотрят на эту поверхность. И главное — непонятно, по какой причине. Сейчас её изучают психологи и математики.
— Успехи есть? — спросил я уже гораздо серьёзнее.
— Пока что нет. — Колин вздохнул. — Сюда бы Диану. Жаль, что она так упорно отказывается иметь дело с космическим миром.
После некоторых колебаний я достал из кармана небольшой футляр со специально обработанным кристаллом — миниатюрным носителем информации. Я
