Тысяча журавлей. Антология японской классической литературы VIII—XIX вв.

ветвей, восставил их на носу ладьи в девять пиро длиной, к верхним ветвям зеркало из белой меди привесил, к средним ветвям — меч в десять кулаков длиной, к нижним ветвям — ожерелье из яшмы в восемь мер длиной привесил и вышел государю навстречу в бухту Саба-но ура, в Супа, и отдал государю в дар те места, где добывают рыбу и соль.

И сказал он тогда такие слова: «Пусть от Анато до большого пролива Мукату-но будут восточные ворота, большой пролив Нагоя — западными воротами, два острова, а именно, Мотори-сима и Апэ-сима, пусть станут государевыми ящиками[6], остров Сиба-сима, разделив его, надо сделать государевым котлом, море Саками — местом добычи соли».

Повел он их по морским путям, от мыса Ямаки-но саки повернул и вошел в бухту Вока-но ура. Дошли они до гавани, но ладья дальше двинуться не могла.

Спрашивает он Вани: «Слыхал я, что ты, Вани, пришел сюда со светлым сердцем. Отчего же не движется ладья?» Говорит-отвечает Вани: «Не моя вина в том, что государева ладья не движется. В устье этой гавани есть два божества — мужчина и женщина. Уж не они ли гневаются?»

Сотворил тогда государь моления и назначил Ига-пико, человека родом из Уда страны Ямато, своего кормчего, служить обряды в честь этих богов. И ладья смогла двинуться вперед.

Государыня же на другом корабле добралась до этого места через море Куки, но начался отлив, и приблизиться она не могла.

А Вани в то время вернулся к морю Куки встречать государыню, увидел, что ее ладья не может стронуться с места, вострепетал от страха, поспешно сделал один небольшой пруд для рыбы, другой — для птиц и собрал туда множество рыб и птиц. Увидела государыня, как резвятся рыбы и птицы, и гнев ее сердца мало-помалу улегся.

Вот, наступило время прилива, и она остановилась в бухте Вока-но ту.

А еще Итотэ, предок управителей государевых полей Ито в Тукуси, услышав о приезде государя, вырвал дерево сакаки с пятью сотнями ветвей, восставил их на носу ладьи, к верхним ветвям ожерелье из яшмы в восемь мер длиной привесил, к средним ветвям — зеркало из белой меди, к нижним ветвям — меч в десять кулаков длиной, вышел встречать государя к острову Пикэ-сима и поднес эти вещи государю. И сказал-проговорил так: «Твой раб дерзко подносит тебе эти вещи, чтобы государь правил миром так же гибко, как изгибается эта яшма, чтобы он видел горы и реки, и равнину моря так же ясно, как ясно это зеркало из белой меди, чтобы он усмирял Поднебесную, сжимая в руке этот меч в десять кулаков длиной».

Государь, хваля Итотэ, рек: «Усерден [яп. исоси]». Потому люди того времени назвали родину Итотэ страной Исо-но куни. Сейчас ее называют Ито, но это неправильно.

[3. Государь не верит Небесным знамениям. Его кончина]

Осенью, в день Цутиното-но у 9-го месяца, когда новолуние пришлось на день Киното-но и, государь повелел придворным вельможам составить план, как поразить кумасо.

А было тогда одно божество, оно вселилось в государыню и такое наставление рекло: «Зачем, государь, ты печалишься о неповиновении кумасо? Земля их бесплодна. Стоит ли ради нее собирать войско и идти на них походом? По ту сторону моря есть страна, сокровища которой далеко превосходят страну кумасо, сравнить ее можно с бровями прекрасной девы. В той стране есть ослепительно блестящее золото, серебро, несметные многоцветные сокровища. Зовется она страна Силла, что как белоснежная ткань из бумажного дерева. Если ты прилежно исполнишь обряды в мою честь, то подчинишь себе эту страну, не обагряя меча кровью. И кумасо тебе подчинятся. Во время обрядов поднеси мне государеву ладью и возделанное залитое водой поле по имени Опо-та, Большое поле, которое поднес государю Пому-тати, атапи из Анато».

Выслушав слова божества, государь засомневался в сердце. Взобрался он на высокий холм, взглянул вдаль, — огромное море простиралось вширь и вдаль, земли же видно не было.

Тогда государь рек в ответ божеству: «Сколько я ни всматривался, видел, что есть только море, земли же нет. Откуда взяться стране в огромной пустоте? Какое это божество из шалости решило меня заманить туда? Ведь и все мои предки-государи служили обряды в честь богов Неба, богов Земли. Что же это за божество осталось без обрядов?»

Тогда божество, снова устами государыни, сказало: «Зачем ты бранишь меня и говоришь, что страны нет, когда я вижу эту страну, лежащую, опрокинувшись, как тень на воде под небом? Раз ты говоришь такие слова и не веришь мне, не достанется тебе эта страна. Сейчас государыня впервые в тяжести. Этому ребенку и достанется» — так рекло божество.

Однако государь так ему и не поверил, отправился воевать с кумасо и вернулся без победы.

Весной 9-го года, в день Хиното-но хицудзи 2-го месяца, когда новолуние пришлось на день Мидзуното-но у, государь внезапно занемог и на следующий день скончался.

Было ему пятьдесят два года. Тогда и поняли все — он так внезапно скончался оттого, что не принял слова божества.

Государыня и великий министр Такэути-но сукунэ решили тогда траурные церемонии провести тайно, и правили Поднебесной вместо него, как будто ничего не случилось.

Вот, рекла государыня повеление великому министру и главным вельможам: «Сейчас в Поднебесной еще не ведают о том, что государь скончался. Если узнают о том сто родов, они будут не столь прилежны в выполнении своих обязанностей».

И она повелела четверым великим мужам-министрам привести чиновников ста управ, чтобы они охраняли дворец. Тайно подготовили тело государя, и Такэути-но сукунэ перевез его из Апади в Анато, во дворце Тоюра-но мия провели ритуал временного захоронения могари, причем обряд был совершен в темноте, без огней.

В день Киноэ-но нэ великий министр Такэути-но сукунэ возвратился из Анато и доложил государыне об исполнении ее приказа.

В тот год из-за задуманного похода в Силла погребение государя было невозможно.

Свиток XI Государь Нинтоку

[3. Дымки очагов]

Весной 4-го года, в день Киноэ-нэ месяца Кисараги, когда новолуние пришлось на день Цутиното-но хицудзи, государь отдал повеление министрам, сказав: «Я поднялся на высокую площадку и посмотрел вдаль, но над землей нигде не поднимаются дымки. И я подумал — видно, крестьяне совсем обеднели, никто даже не разводит огня в доме. Слышал я, что во времена мудрого правителя люди славили его добродетель и в каждом доме слышались спокойные песни. Я же смотрю на миллионы — десятки миллионов подданных вот уже три года. Дымки очага видны все реже. Из этого явствует, что пять злаков не вызревают и все сто родов живут в нужде. Даже в окрестностях столицы есть еще люди, не покорные властям. Что же, спрашивается, происходит за пределами столичного округа?»

В день Цутиното-но тори месяца Яёи, когда новолуние пришлось на день Цутиното-но уси, государь отдал повеление: «Отныне и до истечения трех лет все поборы прекратить и дать ста родам передышку в их тяжелом труде».

С того дня государю не шили нового платья и обуви, пока старые не износятся. Не подавалось новой еды и питья, пока прежние не скиснут. Сердце свое он унял, волю сжал и ничего не предпринимал ради себя самого.

Потому, хотя изгородь его обители сломалась — ее не восстанавливали, настланный на крыше тростник обветшал — его не перестилали. В щели врывался ветер с дождем, одежда на государе промокала. Сквозь проломы в настиле крыши государю с ложа было видно мерцание звезд.

Зато дождь и ветер стали соответствовать ходу времени, а пять злаков — давать богатые урожаи.