все делается прямо по пословице: «Ребенка еще нет, а пеленки уже готовы». И кормилицу привели, и трех или четырех повитух позвали, и монаха-ямабуси[366] пригласили; он уже читает молитву, чтобы родился мальчик. Но этого мало — надобно еще раздобыть «пояс тысячи поколений»[367], ракушку коясугай, а также морского конька, которого роженицам полагается держать в левой руке. В соседней комнате наш домашний лекарь занят приготовлением зелья, ускоряющего роды. Да, я, кажется, забыл упомянуть о ножках грибов мацутакэ[368]: их заблаговременно доставили, хотя я, признаться, и понятия не имею, для чего они нужны. А тут еще явилась теща и всюду сует свой нос. Ну и суматоха же у нас сейчас! К счастью, оставаться дома во время родов мне не полагается. Вот я и забрел к вам. Только не думайте, что я пришел сюда в надежде скрыться от заимодавцев. Имейте в виду, я — человек богатый и в этой округе никому не задолжал и медяка. Дозвольте мне побыть здесь, покуда не родится ребенок. Я за все расплачусь наличными... Что я вижу! У вас тут на крюке висит совсем маленькая макрель. Это никуда не годится. Вот вам золотая монета, немедленно купите другую!
— Какая радость! — воскликнула женщина, принимая от него подарок. — Я утаю эти деньги от мужа и куплю на них пояс для кимоно, о котором давно мечтаю... Ну, раз уж в конце старого года, продолжала она с улыбкой, — нас изволил навестить такой щедрый гость, новый год наверняка будет счастливым. Однако такого благородного человека, как вы, не пристало принимать на кухне. Пожалуйте в залу!
— Только глядите, чтобы угощение было отменное не то, что вы подаете другим! Я ужасный привередник!
Просто смех разбирает при виде того, как хозяйка суетится, подогревая сакэ, налитое из только что откупоренной бочки. Затем она принимается гадать посетителю.
— Вот уже три раза бросила заколку[369], — восклицает она, — а выходит все одно: у вас наверняка родится сын!
Так предсказания хозяйки и хвастливые слова гостя сливаются в единый поток хитроумного вранья.
Приятно накануне новогоднего праздника во весь голос затянуть песню, особенно когда тебе подыгрывает на сямисэне куртизанка; это удовольствие можно себе позволить лишь в веселом заведении. «В печали и грусти проходят дни и месяцы жизни моей...» — поется в песенке, и правда, нашему купцу есть отчего печалиться и грустить. Не потому ли этот день кажется ему таким длинным? Обычно он жалел, что дни пролетают слишком быстро, нынче же — совсем другое дело.
Куртизанка, которую хозяйка вызвала к гостю, напустила на себя празднично-оживленный вид и, хотя радоваться ей было нечему, с улыбкой заговорила:
— Один за другим уходят годы. Как это печально! Прежде я всегда радовалась наступлению Нового года, думала — придет праздник, можно будет поиграть в волан. Но вот мне уже девятнадцать минуло. Скоро зашью разрезы на кимоно, обзаведусь семьей, детишки станут называть меня матушкой. Всего только год осталось мне ходить в фурисодэ.
У гостя, на беду, оказалась прекрасная память.
— Помнится, когда я последний раз пировал в заведении «Ханая» в столице, на тебе было платье со скругленными рукавами, и тогда ты тоже говорила, что тебе девятнадцать. Но с тех пор уже лет двадцать прошло. Выходит, тебе тридцать девять лет, а ты все строишь из себя молоденькую и ропщешь на судьбу. Да тебе просто повезло, что ты коротышка и поэтому выглядишь моложе своих лет.
Так, вспоминая прошлое, купец изобличал женщину, пока та не взмолилась:
— Простите меня.
Прекратив на этом неуместный разговор о летах, они поладили между собой и сдвинули изголовья.
Но вскоре явилась какая-то старуха — по всей видимости, мать этой женщины,— тихонько ее окликнула и, о чем-то пошептавшись с нею, с горечью произнесла:
— Я пришла взглянуть на тебя в последний раз. Из-за того, что мне не хватает каких-то четырнадцати или пятнадцати моммэ, я должна буду утопиться.
Услыхав это, дочь разрыдалась, поспешно сняла с себя косодэ из дорогого шелка и, завернув его в фуросики, отдала матери. Растроганный купец подарил старухе золотую монету.
Как раз в это время в чайный домик заглянули двое юношей, по виду слуги актеров Кабуки. Услышав громкий голос довольного собственным великодушием купца, они без труда его отыскали.
— Так вот где вы прячетесь! — вскричали они.— Мы с утра уже несколько раз наведывались к вам, а вас все нет и нет. Хорошо, хоть здесь застали! - После недолгих препирательств они забрали у купца все деньги, что были при нем, а также хаори, меч и кимоно. — С уплатой остального долга мы, так и быть, подождем до пятого числа, — сказали они напоследок и удалились.
Очутившись в столь незавидном положении, купец все же попытался вывернуться.
— Когда тебя так просят о помощи, трудно отказать... Да, в последний день года нельзя отлучаться из дома, - пробормотал он и отправился восвояси.
А все принялись над ним потешаться:
— Такого набитого дурака, как этот гость, поискать надо!
Даже боги иногда ошибаются
Каждый год в десятом месяце японские боги покидают подвластные им провинции и собираются в Великом Храме в Идзумо. Здесь они держат совет о ниспослании народу мира и благополучия, решают, кого из богов, ведающих счастливым направлением года, в какую землю послать, спешат вовремя завершить приготовления к новогоднему празднику. Удостоиться чести встретить праздник в Киото, Эдо и Осаке — главных городах страны — могут лишь боги, превзошедшие других в добродетели. В Нару или Сакаи тоже отправляются лишь самые достойные, умудренные опытом боги.
Немалыми заслугами должны обладать и те из них, кого посылают в Нагасаки, Ооцу и Фусими. Нет такого уголка в стране, будь то призамковый посад, приморский городок, поселок в горах или цветущее селение, куда не пожаловал бы свой бог счастья. Он не оставит своей милостью ни один малолюдный островок, ни одну убогую лачугу рыбака. Во все дома, где толкут моти и украшают ворота ветками сосны, непременно придет Новый год.
Однако любой из этих богов норовит оказаться поближе к столице, мало кому хочется встречать Новый год в деревенской глуши. Да и то сказать, если есть возможность выбора, всякий отдаст предпочтение городу.
Дни и месяцы нашей жизни мчатся с быстротой водного потока, годы же подобны волнам, набегающим на берег. Не успеваешь оглянуться — последний месяц уже на исходе.
Жители Сакаи в провинции Сэнсю только и думают что о богатстве и хозяйство стараются вести как можно рачительнее. При этом достатком своим не кичатся. Снаружи жилище богача вроде бы ничем не примечательно — обычный дом с решетчатым фасадом, в каких нередко доживают свой век купцы, отойдя от дел, зато внутри там есть где развернуться. Дела свои богач ведет так, что суммы, записанные в течение года в тетрадь доходов, неизменно увеличиваются и перекрывают все расходы.
Ежели в семье такого человека растет дочь, то после того, как она переболела оспой, он внимательно присматривается к ней и, убедившись, что нисколько она не хуже других, а со временем станет девушкой, по нынешним понятиям достаточно привлекательной, начинает готовить для нее приданое, хотя невесте всего-то пять годочков. Если же девочка нехороша собой и может в невестах засидеться, богач старается скопить побольше денег на приданое, помимо торговли принимается за ростовщичество. Подобная предусмотрительность необходима, дабы избежать излишних хлопот во время сватовства.
Богач привык о каждой мелочи думать заблаговременно, и потому дом его постепенно обрастает пристройками: крыша еще не прохудилась, а он ее подновляет, столбы еще крепкие, а он подводит под них каменное основание. Медный желоб на карнизе еще не требует починки, а он из года в год следит за ценами на медь и покупает ее загодя на самых выгодных условиях. Шелковому кимоно ручного тканья,
