ПОРУЧЕНИЕ ДЯДИ ЯШИ
Петька долго ворочался на нарах. Никак не спалось. Илюша Воробей, лежавший рядом, уже давно посапывал. Блоха даже позавидовал ему.
А не спится ему из-за одной думы.
Сегодня с ним говорил дядя Яша. Вздохнув, штубендинст начал:
— Ну, как настроение, Петя?
— Ничего, дядя Яша.
— Я тебя вот зачем позвал…
И очень серьезно продолжил:
— Важное поручение тебе. Пойдешь в тир и будешь там работать. Подносить оружие для пристрелки.
— Для пристрелки? А из этого оружия они в кого стрелять будут?
— Сам понимаешь.
— Значит, я буду помогать немцам воевать против своих?
— Если не тебя, так другого придется посылать. Ну, а там посмотрим, Петенька! — И Яков Семенович неожиданно подмигнул ему» как он это любил делать, если речь шла о хитрой затее.
Почему он сказал — там посмотрим? — думал Петька, ворочаясь с боку на бок. — Тут что-то есть. Тир так тир. Попробую! Если что не так, сумею оттуда смыться. Не первый раз. А если откажусь — другого пошлют, какого-нибудь несмышленыша. Все, решил!»
Утром он отправился на работу.
Тир находился в подвале одного из бараков оружейных мастерских, неподалеку, за лагерными воротами. Барак деревянный, на каменном фундаменте. Когда Петька осторожно вошел в подвал, на него пахнуло сыростью. Подвал есть подвал, но кругом было довольно чисто.
Стук Петькиных колодок о цементный пол глухо раздавался в тишине. У одной из внутренних дверей он в нерешительности остановился. Постучать или войти так? Нет, надо постучать. Он уже поднял руку, но в подвале что-то разорвалось, и Петька помедлил. В это время перед ним появился немец-узник. На левой руке у него была повязка форарбайтера.
— Ты что тут? — спросил немец по-русски, но очень плохо.
— Меня послали сюда работать.
Немец не все Петькины слова понял. Но догадался, в чем дело.
— Ком.
И перед Блохой открылась массивная деревянная коричневая дверь.
Он привел Блоху в просторную комнату, ярко освещенную электричеством. Вдоль стен стояли ружейные пирамиды. Винтовки и автоматы поблескивали вороненой сталью. Густо пахло ружейным маслом, пороховыми газами и еще чем-то непонятным для Петьки.
«Ох, сколько здесь оружия-то! — удивился Петька и дерзко подумал: — Вот бы все заключенным раздать. Устроили бы мы немчуре заваруху».
— Ком, сюда! — опять позвал его немец, и они вошли в другую, столь же широкую, но более длинную комнату. Где-то мягко гудел вентилятор, отсасывая пороховой газ. Но он не справлялся с работой.
Слева, около входа, был устроен барьер для стрельбы с упора. Справа валялись толстые маты, покрытые немецкими плащ-палатками. Это для стрельбы лежа. А вдали стоял щит из толстых досок, ярко освещенный двумя мощными прожекторами, установленными по бокам на специальных подставках.
У барьера на мягком диване в небрежной позе сидел офицер — лагерфюрер Шуберт. Во рту у него дымилась сигарета. Он, видимо, о чем-то задумался и не обратил ни малейшего внимания на вошедших. В правой руке Шуберт вяло держал пистолет, из которого только что стрелял.
Струйка зеленоватого дыма сигареты с легкими колебаниями поднималась вверх и таяла.
Форарбайтер, сняв с головы мютце, вытянулся в струнку и зашагал к офицеру.
— Русский подросток прислан работать на переноске оружия! — прозвучал рапорт.
Петька тоже стоял, сняв мютце.
Эсэсовец не пошевелился и по-прежнему молчал, мечтательно глядя куда-то в сторону. Наконец он вроде бы очнулся, взглянул на форарбайтера и Петьку, и глаза стали злыми, колющими. Лицо с мелкими чертами покривилось. Он тотчас же отвернулся и бросил форарбайтеру:
— Раус!
Тот, не надевая головного убора, быстро вышел.
Петька остался один на один с эсэсовцем.
«А вдруг он меня пристрелит? — подумалось мальчишке. — Пистолет у него в руке… Что ему стоит…»
Но тут в тир вошли еще два эсэсовца — офицер Рей и солдат. Рей, вытянув вперед правую руку, прокричал:
— Хайль Гитлер!
— Хайль! — поспешно вскочил с дивана Шуберт.
Солдат ее приветствовал Шуберта. По-видимому, он уже побывал здесь сегодня.
Шуберт что-то сказал вошедшим и, вложив пистолет в кобуру, которая у него была пристегнута на тугом ремне с левой стороны живота, зашагал к двери.
Солдат открыл плоский шкаф, стоявший рядом с барьером, достал оттуда мишени и, дав Петьке четыре штуки, махнул рукой в сторону освещенного щита:
— Ауф!
Блоха понял, что мишени нужно повесить, и быстро побежал к щиту. Возвратившись, он вновь увидел того самого форарбайтера, который привел его в тир. Тот знаком подозвал Петьку к себе и стал объяснять, что нужно делать в тире.
Обязанности были не хитрые, Петька будет относить пристрелянное оружие в пирамиды, находящиеся в другой комнате, и подносить оттуда новое, поступившее из оружейной мастерской. В основном это были винтовки. Реже — автоматы и пистолеты. Петька должен еще и подвешивать мишени, а после стрельбы снимать их со щита.
— Ясно? — спросил форарбайтер и чуть-чуть улыбнулся.
— Ясно! — не моргнув, ответил Блоха.
Тем временем эсэсовец Рей не спеша опустился на колено и лег на толстый и мягкий мат, покряхтывая, как ожиревший боров. Он также не спеша взял винтовку и начал старательно целиться в крайнюю правую мишень.
Солдат тоже лег и привычным жестом протянул руку за винтовкой, где она должна была лежать. Но рука его коснулась мата.
— Господин шарфюрер, вы взяли не свою винтовку, — вежливо обратился солдат к офицеру.
— О, со мной это бывает с похмелья! Возьми, — и Рей швырнул винтовку солдату, потом взял свою.
Стрелки тщательно прицелились. Раздалось одновременно два выстрела, потом еще и еще. Петька сморщил нос от тухлого запаха пороховых газов. В ушах немного позванивало.
Отстрелявшись, оба эсэсовца поднялись.
Блоха бросился к мишеням. Подбежав, он быстрым взглядом оценил, как стреляют фашисты. Пули в обеих мишенях были сильно разбросаны. «Так, хорошо! — подумал Петька. — И на фронте бы так же стреляли». Бежал назад он еще быстрее. С плохо скрытой радостью подал мишени эсэсовцам.
— Проклятье! — пробормотал Рей, осмотрев свою мишень. — Вчера перехватил, руки дрожат… А ты чего радуешься, скотина! — рыкнул он на Петьку, и тот съежился.
Солдату Рей сказал:
— У тебя тоже разбросано. Это из-за винтовки. А я как стрелок сегодня не гожусь. Пристреливай один. Потом составишь акт на хорошее оружие, я его подпишу. Хайль Гитлер!
— Хайль!
