войны будет намного лучше. Люди больше будут ценить мир и ненавидеть тех, кто сталкивает народы для истребления друг друга.
Большинство узников верило, что придет день их освобождения. Но были и такие, которые впали в уныние, ждали только смерти, искали утешения в религии.
Митя Бужу и Илюша зашли в умывальник тридцать шестого блока. Они увидели здесь странную картину: в углу на коленях молился подросток, доставая лбом при поклонах почти до каменного пола. Мальчики удивленно переглянулись. Еще не беда, если верует в бога старый человек, а тут ведь почти ровесник им. Как же так? Кто его научил?
Молящийся был весь поглощен своим занятием. Кажется, он ничего не слышал и не видел, кроме пустого угла. Взор его был полон наивной веры, что вот сейчас произойдет чудо, к нему слетит на крылышках спаситель. Но никто к нему не прилетел, и он продолжал шептать молитву, крестясь и кланяясь.
Друзья подошли поближе, осторожно закрыв за собой дверь. Митя кашлянул. И тогда подросток, повернув к ним страдальческое, какое-то темное, иконописное лицо, вскочил с колен.
— Не бойся, мы не кусаемся, — сказал Митя.
— А я и не боюсь, — последовал ответ. Подросток был явно недоволен, что ему помешали.
— Ты, кажется, молился? — извиняющимся тоном спросил Митя.
— Молился. Ну и что? Если хотите, и вы молитесь. — Подросток смотрел на них холодно.
— Нет, мы лучше уйдем.
Подросток вышел из умывальника вместе с ребятами. Безобидное поведение двух мальчиков обезоружило его и настроило на мирный, доверчивый лад.
— Я уже четвертую ночь сплю не раздеваясь, — тихо заговорил он. — У нас в блоке все так. Говорят, что эсэсовцы весь лагерь уничтожить собираются. Вот я и молюсь, чтобы господь бог защитил всех.
— А кто тебя научил молиться? — спросил Митя.
— Бабушка… — как-то нехотя проговорил подросток и, словно оправдываясь, продолжал: — А у нас во флигеле есть один дядька, он говорит, что без воли божьей даже волос с головы человека не упадет.
— Слушай ты его, — махнул рукой Митя, — он еще чего — нибудь придумает… Вот у нас дядя Яша — это да! Правильный человек, он ни на какого бога не надеется и нам не велит.
Мите захотелось пригласить подростка в восьмой блок, чтобы он познакомился с ребятами, с дядей Яшей, поговорил с ними по душам.
Слушай, а как тебя звать?
— Шура Богомолов.
— Ты, наверно, молишься потому, что фамилия у тебя божественная, — созорничал Илюша Воробей.
Но попытка развеселить мальчика не удалась. Шура даже не улыбнулся.
— Чего уж тут ждать от бога, — стал агитировать Митя. — Вот ты его просишь защитить тебя от фашистов, а они тоже молятся богу, чтобы он помог им нас уничтожить. Ты видел, что они сегодня в лагере делали? Людей-то сколько постреляли…
Шура задумался.
— Приходи к нам в восьмой блок, — пригласил Митя. — У нас хорошо. Вот увидишь!..
Шура Богомолов не забыл об этом разговоре и дня через два пришел к ребятам.
Перед входом в барак его остановил какой-то паренек:
— К кому идешь? — спросил он строго.
— К Мите Бужу и Илюше Воробью. А что, разве нельзя?
— Можно-то можно, да надо сначала узнать…
«У них тут свои порядки, — удивился Шура, — часовой стоит… Интересно, что там они делают?»
Часовой позвал Митю Бужу. Тот увидел Шуру Богомолова и приветливо подал руку:
— Пошли, мы ждали тебя…
— Что это у вас охрана у дверей? — спросил Шура.
— Так надо, — улыбнулся Митя. — Сейчас ты сам узнаешь, зачем…
Войдя в барак, Шура сначала не понял, что здесь происходит. На что — нибудь другое, а уж на концерт он и не мечтал попасть, Шура сел на скамейку, будто в клубе. Стал слушать и смотреть. На двух сдвинутых столах — это была сцена — хор из нескольких голосистых ребят. Льется волнующая, призывная, крылатая песня «По долинам и по взгорьям». Потом на сцену поднялся бойкий паренек и прочитал стихи Маяковского:
Мальчик читал очень выразительно, с подъемом –
В этот день выступил и дядя Яша. Он такие злые шуточки отпускал в адрес эсэсовцев! И высмеивал их, и издевался над ними… Ребята то помирали со смеху, то сжимали кулаки и были готовы хоть сейчас броситься на врага.
Под конец снова запел хор:
Когда замерли последние звуки, Митя обернулся к Шуре Богомолову:
— Ну как, ничего песня?
— Замечательная!
— Понял теперь, какие мы здесь молитвы читаем? Дошло?