казаков занималась ремеслами.
За острогом были еще две слободы – Саковая, населенная ямщиками, и Воротничья Поляна, где жили воротники. Станичные ездоки, терские и беломестные казаки владели землями и сенокосами под городом. Ездоки имели самые большие наделы.
В январе 1626 г. в Валуйках было организовано 24 станицы – каждая из пяти ездоков и атамана, вследствие чего в город приехали писцы; они переписали население и земли и произвели новую разверстку. Ездоки получали по 25 десятин земли у города, отчего часть земли, преимущественно огородной, была забрана у конных стрельцов. Безусловно, стрельцы потеряли часть вложенного труда. Но видеть в этом произвол правительства нельзя. Для центра было главным поддержание возможностей для несения службы. Земля не рассматривалась как собственность, и ее передел происходил так же просто, как перераспределение денежных выплат.[77]
Еще один приметный город южной окраины, Путивль, был гораздо древнее, чем вышеупомянутые. Согласно писцовым книгам от 1626–1627 гг., даже после «литовского разорения» здесь имелось посадское население, платящее оброк – 60 дворов. Оброк оно само разверстывало между собой «по животом и промыслом». Посадским людям также надлежало давать подводы для государевых гонцов и беженцев из Литвы.
Благодаря близости границы торговая жизнь в Путивле была оживленной. В 1626 г. здесь насчитывалось 157 лавок и «полок», 8 харчевых изб, 23 кузницы и 5 торговых, то есть коммерческих бань. По улицам ходило и зазывало покупателей множество торговцев снедью вразнос, особенно калачников. Большая часть «торговых точек» принадлежала служилым людям. Стрельцы и пушкари, отставя в сторону стволы, занимались даже торговлей серебром.
В Путивльском уезде стояло всего 49 помещичьих дворов, хотя служило здесь 164 помещика, – остальные имели дворы в городе или за пределами уезда. На одного помещика приходились в среднем 1 крестьянский и 0,6 бобыльского двора; при таких скромных цифрах подавляющее большинство помещиков должно было браться за плуг.
Если на крестьянина приходилось 3,1 десятины пашни, то на помещика – 4,6 десятины (при среднем размере владения около 35 десятин). В общем, помещик мало чем отличался по своему хозяйству от крепкого крестьянина.
В Путивльском уезде мы часто встречаем такой вид имения, как бортные ухожеи – участки широколиственного леса. Казна, как правило, отдавала бортные места с публичных торгов («наддачи»), взамен получая оброк медом. К участку бортного ухожея обычно относились разные лесные и речные угодья – бобровые гоны, рыбные ловли, «вспуды», «перевесищи».
Один бортный ухожей отличался от другого при посредстве «знамен» – натесов, сделанных на деревьях топором. Их обозначения вносились в писцовую книгу. Натесы могли быть такие: W (столбы), W (шеломец), |/' (сорочья лапка).
В бортном ухожее Путивльского уезда в среднем насчитывалось 6 «дельных деревьев» с пчелами.
С ростом населения бортные ухожеи все чаще подвергались разграблению и потому менялись на пасеки, которые также способствовали колонизационной активности, в частности переходу населения с берегов рек в междуречья.
Писцовая книга по городу Валуйки показывает, что служилые люди распахивают много новых земель «изо пчельников». Оброчные книги по Белгороду дают описания пчельников, находившихся вблизи города, и почти всегда попутно описывают пашни и другие угодья, например хмельники.
Пчельники считались законными, если были внесены в учетные книги и с них выплачивался оброк – обычно по фунту меда с улья. Мед, как и другой пчелиный продукт воск, еще со времен Киевской Руси играл огромную роль во внешней торговле, будучи нашим «сладким золотом»…
В 1631 г. ногаи и крымцы нападали на Воронежский, Белгородский, Курский уезды, их загоны проникали в Елецкие, Ряжские, Рязанские, Шацкие места. Русских полков на «украйнах» не было, они готовились к походу на Смоленск; правительство понадеялось на мирный договор с Крымом.
Война против поляков в 1632–1634 гг. сопровождалась страшными разорениями южного пограничья.
В 1632 г., начиная с мая, туда идут крымцы, с ними турецкие янычары с «огненным боем». Были преданы опустошению Курский, Белгородский, Новосильский, Мценский, Орловский уезды.
Это привело к задержке русского похода на Смоленск, который начался не весной, а в октябре.
В 1633 г., в разгар осады Смоленска, на Русь пришли ногаи и 20–30 тыс. крымцев с «огненным боем». Они осаждали Ливны, накатывались два раза на Тулу, по серпуховской дороге дошли до Оки, приступали к Серпухову, Кашире, Веневу ходили под Рязань, штурмовали Пронск. И хотя не взяли ни одного города, южные уезды получили еще один жестокий удар. 8 тыс. человек русского полона было приведено в Крым, в том числе из Рязанского уезда 1350 человек.
Многие дети боярские украинных городов бросили смоленское осадное дело и отправились на степное пограничье, где в это время резали и уводили в плен их родных.
А гетман Радзивилл заметил: «Не спорю, как это по-богословски, хорошо ли поганцев напускать на христиан, но по земной политике вышло это очень хорошо!» Эти слова могли бы спокойно стать девизом польской знати, незримо они всегда присутствовали на их знаменах.
В1634 г. в Крым из Польши была послана казна «за московскую войну», на 20 телегах.[78] От нашего стола – вашему.
Увы, ни города в «поле», ни станично-сторожевая служба, ввиду недостатка сил, еще не могли обеспечить надежную защиту южных районов российского государства.
Во второй четверти XVII в. служилое население окраин по-прежнему росло быстрее, чем крестьянское. Документы указывают на полную опасностей жизнь южного фронтира, вынести которую, так сказать, не по службе, вряд ли было возможно. Помимо разорения и погрома, грозившего здешнему населению постоянно, влияли и тяжелые природные условия. К югу от Оки зима немногим теплее, чем в Московском крае, а вот лето много засушливее, что способствовало падежу скота, гибели посевов и распространению заразных болезней.
Характерной можно считать челобитную от жителей недавно построенного города Карпова, в которой они жалуются на болезни, «скорби полевые» и нездоровые воды и просят выслать «целебный животворящий крест».[79]
30 – 40-е гг. XVII в. характеризовались дальнейшим похолоданием во всем степном пространстве до Черного моря. Студеные зимы сочетались с летними засухами.
В донесениях русских воевод южного порубежья того времени часто встречаются сообщения о засухе, обмелении рек.
Остались свидетельства русских послов в Крыму о засухах и суровых зимах в ханстве. В декабре 1645 г. погибли тысячи русских пленников, которых татары гнали в Крым после зимнего набега.
Неблагоприятные климатические изменения еще более подталкивали крымских татар и ногаев к «сбору урожая» на русских землях.
В 1637 г. русские пограничные уезды потеряли из-за набегов 2280 человек – уведенными в рабство и убитыми.
Правительство наказывало воеводам: жить с «великим бережением», «себя и людей уберечь, и уезда воевать не дать, и православных христиан в плен и расхищение не выдать».
В 1632 г. воевода Вельяминов успевает освободить 2,7 тыс. пленных в Новосильском уезде, в 1636 г. под Мценском у крымцев отбито 1,5 тыс. пленников, в 1645 г. в Рыльском – около 3 тыс.
5750 душ составили потери южного фронтира в 1645 г.
Всего за первую половину XVII в. татары увели в плен, по оценкам Ключевского, около 200 тыс. человек. За выкуп пленника выплачивалось от 50 до нескольких сотен рублей.
В 1632–1657 гг. правительством и народом были предприняты титанические усилия по увеличению числа городов и укреплений по всей степной украйне, «чтобы теми городами и острогами от крымских, от ногайских и от азовских людей войну отнять».[80]
На западной стороне Муравского шляха на верховьях Ворсклы выстроены были Хотмыжск, Вольный, Карпов. На Донце, между шляхами Муравским и Изюмским, – Чугуев. На реке Оскол, между Изюмским и
