‹№ 35, 1975)
Федор Абрамов
Жила-была Семужка
I.
Ее звали Красавкой.
Это была маленькая пестрая рыбка, очень похожая своей золотисто-палевой, в красных пятнышках, расцветкой на гольянов - самую нарядную рыбешку северных рек. Вот только голова у Красавки была большая, непомерно толстая, и, наверно, поэтому те же самые гольяны - их семейка жила рядом, в тихой заводи у берега, - никогда не заглядывали к ней на быстринку.
Быстринка - маленькая веточка-протока, оторвавшаяся от пенистого порога. От главной речной дороги, по которой гуляют большие рыбы, ее отделяет серый ноздреватый валун. Сверху валун густо забрызган белыми пятнами ;- на нем постоянно вертятся промоины с холодной ключевой водой. Жарко - ныряй в промоины, разразилась буря-непогодь - и опять выручают промоины. А главное - где бы она укрывалась от врагов?
Врагов много. Враги со всех сторон. Зубастые щуки, рыскающие в прибрежной осоке, огнеперые разбойники окуни, налимы-притворщики, наподобие серых палок залегшие у камней, и даже ерши. Ужасные нахалы! Подойдут скопом к быстринке, развернутся, как для нападения, и стоят - неприступные, ощетинившиеся, выпучив большие синие глазищи.
Поэтому Красавка - ни на шаг от своей быстринки. С утра она ловила букашек и пауков, которых приносило течение, а затем, если было солнечно, играла: то подталкивала носиком искрометные камушки на дне, то прыгала за изумрудными стрекозами, снующими над самой водой, а иногда, ради забавы, даже кидалась на какого-нибудь зазевавшегося малька.
Но особенно она любила наблюдать за большими рыбами. Она часами могла смотреть на пляску проворных хариусов в шумном пороге, на стремительный бег красавцев сигов, которые, подобно серебряной молнии, прорезали темные глубины плеса - огромной ямины, начинающейся сразу за валуном.
В общем, ей нравилось житье на весенней быстринке.
Но вот наступили темные, хмурые дни, с дождями, туманами, и Красавка затосковала.
Солнце теперь показывалось редко, сверху все время сыпались листья, лохматые, разбухшие, и на быстринке было неуютно и сиротливо. А по ночам к валуну стал наведываться обжора налим. Скользкий, безобразно голый, морда с усищами. Он подолгу шарил под валуном, принюхивался, тяжело сопел. Красавка еще глубже забивалась в промоины и до самого рассвета дрожала от страха. И так ночь за ночью.
Что делать? Куда податься?
Однажды утром, в который раз размышляя над своей судьбой, она вдруг увидела слева от валуна, на плесе, там, где пролегала главная дорога в реке, огромную незнакомую ей рыбу. Рыба неторопливо плыла вниз по течению, и, когда она изредка взмахивала хвостом, от нее расходились волны. А как она красива была, эта рыба! Тело длинное, сильное, в розовых и золотистых пятнах, могучие темные плавники с оранжевой каймой.
Едва проплыла эта удивительная рыба, как вслед за нею показалась стайка пестряков - таких же цветастых рыбок, как сама Красавка, но только побольше ростом. И что поразительно: пест- рятки бежали весело и беззаботно, словно по меньшей мере они находились под покровительством этой рыбы.
Недолго раздумывая, Красавка поплыла им наперерез.
- Скажите, пожалуйста, - очень вежливо обратилась она к ним, - что это за рыба прошла мимо?
- Как? - удивились пестрятки. - Ты не знаешь свою родственницу семгу?
- Родственницу? - пролепетала изумленная Красавка. - Значит, и я буду такой же сильной рыбой?
- Ну а как же… Вот еще дуреха! - расхохотались пестрятки. - Да откуда ты взялась?
- Я… я тут, с быстринки…
- Да она сеголеток, - разочарованно сказали пестрятки, - и ни черта еще в жизни не видела. Хочешь с нами на порог?
- А что вы там собираетесь делать?
- Спрашиваешь! Когда семга икру мечет, что делают?
Грубость и высокомерная развязность пестряток покоробили
Красавку. Но почему бы ей не присоединиться к ним?
На древесном приплаве у грохочущего порога творились странные вещи. Большая семга, работая плавниками, разрывала мелкую гальку, а рядом с ней хлопалась еще одна семга, поменьше - розоватая, с длинной костлявой головой и уродливым хрящеватым отростком на кончике нижней челюсти. Это, как сказали Красавке, был самец, которого называли крюком.
- А что они делают? - тихо спросила Красавка, с любопытством присматриваясь к семгам.
- Они роют коп - яму, куда откладывается икра.
Пестрятки обошли стороной большую семгу и начали спускаться в шумный, пенистый порог.
- Ой, я боюсь, меня унесет! - закричала Красавка, отчаянно работая хвостиком.
- Да не бойся ты, глупая! Разве такие бывают пороги!
Впрочем, Красавку напугал не столько сам порог, сколько то,
что она увидела за горловиной порога. Там, под густыми шапками пены, толпилась крупная рыба: темноспинные хариусы с оранжевыми плавниками, крутолобые, поблескивающие слизью налимы. Зачем же она полезет к ним в пасть?
Красавка прибилась к стайке пестряток, задержавшихся у небольшого валуна, сбоку стремнины, и стала ждать, что будет дальше.
Тускло мерцало оловянное солнце. В горловину порога со стуком скатывались камешки, выворачиваемые плавниками.
Вдруг вода вокруг - семги уже наполовину зарылись в яму - забурлила, закипела ключом. Семги неистово били хвостами, извивались, с яростью терлись брюхом о дресву.
Пестрятки насторожились.
- Что они делают? - шепотом спросила Красавка, кивая на коп.
- Ну и бестолочь! Милуются…
- А зачем?
- Зачем, зачем…
Из-под хвоста большой семги выскользнули веселые оранжевые горошинки, и тотчас же от брюха самца отделилось белое мутное облачко…
Пестрятки стремительно бросились на эти горошины. Красавке тоже удалось схватить несколько штук.
- Ну как, хороша семужья икра? - спросила ее одна из пестряток.
