И ему придется вернуться.
— Он умер. — прошептала она, ее голос был охрипшим.
— Ты, среди всех прочих, лучше всего должна знать, что это не конец.
— Нет. О нет, ты не посмеешь.
— Ты узнаешь, что я смею очень многое.
— Он мертв!
— Да — ты так говоришь.
— Мертв двенадцать лет! Ради чего надо ввязывать его? Зачем?
— Ты не знаешь моих намерений.
— И не желаю знать.
— Эта война тянется достаточно долго. Ее можно закончить — и скоро. Мне нужна сила для столкновения с ворлонцами. Мои агенты сделали что могли, привели в движение множество связей, и это почти закончено. Время заканчивать.
— Ты не хочешь, чтобы война закончилась.
— Говоря начистоту… нет, но я все равно покончу с ней, так или иначе. Как я сказал — мне нужно принудить ворлонцев к встрече. Они избегают меня с тех пор, как Изначальные и я победили их у Минбара три года назад. Они начали партизанскую войну, подбрасывая врата в разные миры, спуская с цепи Чужаков там, где могут. Глупость, разумеется. Они не могут контролировать Чужаков, как только те появляются здесь. Но когда это логика останавливала их?
— Или тебя.
— Я считаю, что могу разобраться с Чужаками, но прежде мне надо разобраться с ворлонскими флотами. Я не могу позволить им отвлекать меня.
— Как это связано с Джоном?
— Он подходит для моих планов.
— Он мертв.
— Опять ты это говоришь.
— Он умер не напрасно. Не смей обесценивать эту смерть.
— Я смею и не такое.
— Как ты можешь его воскресить? Его душа давным — давно отлетела.
— О, при нормальном течении событий — согласен, но его душе не позволили отлететь. Ее забрал ворлонец.
Она закрыла глаза.
— Ты наслаждаешься, рассказывая мне это, верно?
Он продолжал, словно она и не заговаривала.
— Его тело не разложилось. Я позаботился об этом на Голгофе. Если честно, это крайне просто. Все, что мне надо сделать теперь — это освободить его душу оттуда, где она сейчас заключена. У меня уже есть… некоторый опыт по этой части, но душе надо что — то, к чему возвращаться. Я не могу представить себе что — то, более подходящее, чем ты.
Она вздрогнула.
— Ты не знаешь ничего.
— То есть, ты не поможешь мне?
— Ты знаешь, что нет! Мы разошлись. Это было горько и больно, и это резало меня по живому. Я уже пыталась удержать его живым, когда он должен был умереть. Теперь я не буду играть никакой роли ни в чем, что нарушит его покой.
— Если ты думаешь, что он покоится — то ты более наивна, чем я от тебя ожидал. Так ты не поможешь?
— Нет.
— Что ж, пусть будет так. Мне придется воспользоваться другим методом. Менее надежным, быть может, и точно более жестоким, но какой у меня выбор?
— Ты этого не сделаешь!
— А как ты собираешься меня остановить? Деленн, ты могла быть вождем. Ты могла бы обладать влиянием. Ты даже могла бы командовать в этой войне, на моем месте.
Но ты отвергла все это, чтобы спрятаться здесь. Я не насмехаюсь над тем, что ты делаешь, или над тем, чего ты заслуживаешь, но не забывай — ты решила не пользоваться силой, а сила, которой не пользуются, вскоре иссякает. Ты ни в чем не можешь мне помешать.
— Тогда уходи. Не возвращайся сюда.
— У меня и не было такого намерения. Удачного дня, Деленн.
Она открыла глаза только когда была уверена в его уходе. Потом она посмотрела вниз, и поняла почему у нее болят руки. Она так сильно вжала ногти в ладони, что на них показалась кровь.
По три капли на каждую ладонь.
Л'Нир взглянула на багровое небо и вздохнула. Умиротворение не приходило к ней — не сейчас. Она часто уходила медитировать перед закатом солнца и этот вид неизменно приносил ей спокойствие. Он напоминал ей о двух вещах, что всегда поддерживали ее веру и стремления.
Первая — что смертные создания эфемерны и преходящи. Какие бы великие деяния она ни совершила, какие бы чудеса ни творила, какой бы сверхъестественною мощью ни обладала — солнце будет все так же подниматься и заходить как всегда. Были существа, такие как Чужаки и, возможно, ворлонцы, кто мог это изменить, но она этого не может, никогда не сможет и никогда не желала.
И следующая — что тем, кто владеет силами богов, следует помнить, что они не боги. Синовал выучил этот урок, хоть она и не сомневалась, что время от времени он забывает про него. Чужаки… что ж, ей было жаль их.
— Вы… мм… часто приходите сюда, принцесса Л'Нир. Ха'Кормар'х сказал, что я наверняка найду вас здесь.
Это был центаврианин, Вир. Она уже довольно давно слышала, как он идет сюда. Путь вверх по горному склону был крутым и каменистым, а он был не в лучшей форме.
— Довольно часто, да. Прошу, садитесь.
Он послушался, тяжело дыша и держась за грудь. Он взглянул на нее и пожал плечами.
— Слишком много еды и питья, и недостаточно тренировок. — просто объяснил он.
— Мне говорили, что в вашем мире многим еды и питья не хватает. Настолько, что им точно не стать толстыми и неуклюжими.
— А… Ну да, это правда. Впрочем, для правительства и знати еды хватает всегда. Всегда хватало. И я ел, потому что… ну… иначе ее выкинут, и это кажется еще хуже. Съесть это одно, но выкинуть…
— Извините. Боюсь, что вы не найдете во мне ценителя шуток.
— Нет, принцесса Л'Нир. Это из — за сообщения, которое я принес?
— Прошу, не называйте меня так. — устало отмахнулась она. — Это Та'Лон. Он считает занятным это человеческое выражение, У меня нет никакого титула.
— Хм… Это не то что я слышал. Кое — кто из вашего народа искренне называет вас мессией.
— А это еще хуже. Я не мессия и не пророк. Я просто женщина.
— Весьма мудрая. Я слышал, как вы говорили раньше. Хотел бы я быть таким мудрым, когда я был в вашем возрасте. — Он вздохнул. — А в общем — то, и сейчас тоже.
— У меня нет особенной мудрости, Министр.
— Как рассказывал мне Его Величество, то же самое говорил Пророк, когда они оба были моложе. Я… извините, что я явился сюда, вытаскиваю вас обратно…
— Нет, ваше дело серьезно, и если с этим согласился Г'Кар, то соглашусь и я. Кроме того, у меня есть… собственные причины желать свидеться с вашим императором Моллари.
— О?
— Старое обещание. Очень старое обещание. Если честно — ему столько же лет, сколько и мне. У меня есть сообщение для него, которое я могу передать только лично.
— Это важное сообщение?
