«И он не может. Он воин. Как и у Валена — у него своя жизнь, и ты не можешь и не сможешь стать ее частью.»
«Я не понимаю этого. Их кодекса. Я просто не понимаю этого.»
«Это не вопрос понимания. В этом их сила, это единственная вещь, которую Вален взял от них и использовал для себя. Согласие. Честь — это все, доблесть, долг, верность, иерархия. Ты не задаешь вопросов, ты просто повинуешься. Тем же оно станет для Рейнджеров.»
«Ты считаешь, что это неверно?»
«А ты?»
«Да. Думаю, что все в их воинском кодексе неправильно. Все до последнего».
«Почему?»
«Честь, доблесть, верность… Где сострадание, где любовь, где дружба?»
«Возможно, они существуют в большем количестве обликов, чем ты ожидаешь».
«Ты напоминаешь мне…»
«Кого?»
«Моего отца. Он пытался… учить меня подобному. Я ничего не понимала, но он продолжал учебу. Он учил меня даже после смерти. Ты точно также пытаешься учить народы».
«Я пытался. Слушали немногие из них. Это ужасно — когда воюют твои дети. Когда — то я верил… Они остались, когда ушли остальные, чтобы присматривать и направлять юные расы, но все чем они занимаются — это война. Они остались чтобы доказать, что они были правы а остальные ошибались».
«Тени?»
«И ворлонцы. Они связаны в замкнутом круге, неспособные увидеть, чем они стали. К сожалению, большинство из них и не пытается увидеть. Они слишком увлеклись вашими воинскими идеями и перенесли их на свое назначение. Тени верят в честь и отвагу. Они думают, что оставаясь здесь — выказывают мне уважение. Они не понимают. А ворлонцы… долг и иерархия. И они требуют этого от юных рас. Никто не смеет думать иначе, чем предписано ими.»
«Ворлонцы наши союзники.»
«Ты и впрямь так думаешь?»
«Нет. Они разбили мне жизнь. Их… пророчество… отметило меня с самого дня рождения. Как они узнали?»
«У них есть дар предвидения. Они сильны, и всегда были хорошими учениками. В некоторых расах есть пророки, оракулы…»
«Да.»
«Они есть и среди ворлонцев, но куда более сильные, чем те, о ком ты слышала. Они… видят время, они видят его потоки и ключевые точки, его повороты и возмущения.»
«Как они это делают?»
«Я учил их. Я видел… великую трагедию в их будущем и надеялся, что заставлю их осознать, что они наделали, что они смогут одуматься. Я ошибался. Потому я пришел сюда, ждать, наблюдать и надеяться, что хотя бы к одной из сторон придет понимание».
«Почему ты рассказываешь мне об этом?»
«Потому что ты можешь понять.»
«Такова моя судьба? Я знаю.»
«Твоя, твоих потомков, их потомков. Да, это судьба. Я видел часть ее. Я хотел увидеть тебя своими глазами, пока ты здесь. Я хотел увидеть еще кое — кого.»
«Парлонна? Маррэйна?»
«Нет, того кто еще не наделен мыслью, но уже получил жизнь. Я был рад встретиться с тобой. Прощай, юная мать.»
* * * Как было предназначено судьбой, предопределено и благословлено роком, двое воинов встретились в темных тоннелях, ведущих к сердцу За'ха'дума.
Парлонн — цель и знание уступили древней мудрости и предопределенности. Он уже умирал, под ярко сияющим небом Полуночи, и он вернулся в мир, с новой целью и желаниями, кипящими в его жилах словно огонь. То предназначение пока что было забыто. Если он победит — эта задача вновь будет тяготить его, пусть и чуть меньше чем прежде. Он сражается за спасение народа Минбара — но на его, пылающий темным огнем, взгляд — очень немногие минбарцы заслуживают спасения.
Маррэйн — любовь и нежность в первый раз осветили его мысли. Он умирал тысячу раз, каждый день, с тех пор как увидел, как душа Беревайн ушла к ее предкам, и лишь сегодня, закрывая глаза он не видел ее лица. В первый раз в жизни у него было за что сражаться и умирать — большее, чем умирающий кодекс, и забывающиеся обычаи. Эта любовь и память оставались в нем даже когда он смотрел в лицо своему противнику.
Прежде враги, прежде друзья, что — то большее. Теперь…
Что?
— Ты изменился. — холодно заметил Парлонн.
— Как и ты.
— Нет, это в твоем взгляде.
— Она в безопасности?
— Она жива. Она сильна.
— Знаю.
— Я был бы счастлив увидеть, как ты женишься на ней.
— Я возьму ее в жены.
— Рад так думать. Я буду сражаться с тобой.
— Знаю.
— Воин, защищающий своего лорда, стерегущий святилище. Последний защитник павшего замка…
— Не стоит мне объяснять.
— Не тебе. Я заставлю понять других.
— К чему этот труд? Они никогда не поймут.
— В этом все дело. Они не поймут.
— Я пойму.
— Мы последние. После нас не будет никого. После нас не будет ничего. Ничего.
— Нет. Останутся наши дети, и дети других. Кто — нибудь вспомнит.
— Я был бы рад так думать. Ты готов?
— Я готов уже десять лет.
— Как и я.
И, наконец, пришло время. Мрачные стены из черного камня сомкнулись вокруг них и здесь нет света, но они не нуждаются в свете. Они вынуждены сражаться — силой своих душ и оковами своей чести.
Это была последняя дуэль на дэчай. Ничьи глаза не видели ее; ни историки ни поэты не писали о ней.
И это не было важно. Нисколько.
* * * Вален закрыл глаза и гром, жар и ярость битвы остались где — то вдали.
«Ненавижу это. Ненавижу войну.»
«Это будет концом. Финал. Никто более не узнает этого, не почувствует этого. Больше нет страха, больше нет потерь. Мир.»
