самые храбрые, самые сильные и выносливые, и вообще самые-самые — это, мягко говоря, нетактично.
— Значит, Михайловский, — подытожил я. Жаль, конечно, мне нравился этот парень. Впрочем, мне нравились все мои подопечные — командование действительно отобрало замечательных ребят.
— Да, — уверенно сказал Валько. — Если бы я сам подбирал себе подчинённых, то его бы не взял. А что теперь с ним будет?
— Ничего страшного. Его вернут в систему Дельты Октанта, возьмут подписку о неразглашении и отправят на одну из наших секретных баз — якобы для специальной подготовки. Вместе с ребятами, которые были вашими «дублёрами», и вместе с теми, кто был призван на службу таким же образом, как и вы, но только для отвода глаз. Все эти парни и девушки ускоренными темпами окончат школьное образование и получат хорошие назначения с перспективой скорого производства в младшие офицерские чины.
— Вот это правильно, — одобрил Валько. — А то у меня было опасение, что кому-то может взбрести в голову собрать информацию об этих досрочных призывах, проанализировать прошлое всех призывников, их происхождение и сделать соответствующие выводы.
— Можете не беспокоиться, лейтенант, командование всё учло. — Я хлопнул ладонью по подлокотнику кресла. — Ладно, с Михайловским решено. Ещё есть отводы?
Немного помявшись, Рашель назвала имя одной девушки-славонки, Божены Малкович, которая, по её мнению, была слишком озабочена в сексуальном плане и заигрывала со всеми парнями. Тут Валько не преминул поддеть мою дочь, но против предложенного ею отвода возражать не стал. А потом они уже единодушно забраковали одного землянина — им не нравилась его замкнутость и скрытность.
— Будь у нас больше времени, — объяснила Рашель, — мы бы сумели сойтись с ним, наладить нормальные отношения — но так мы просто не знаем, чего от него ожидать.
В течение следующего получаса мы перебрали всех остальных членов группы, и я убедился, что ни у Рашели, ни у Валька нет к ним никаких претензий. Адмирал Дюбарри прогнозировал двадцати- или даже двадцатипятипроцентный отсев, однако всё обошлось пятнадцатью процентами.
После этого я отпустил обоих отдыхать. Валько ушёл сразу — его здорово клонило ко сну, а Рашель задержалась у двери каюты, переминаясь с ноги на ногу.
— Сэр... — нерешительно начала она, но я мягко перебил её:
— Когда мы одни, можешь опять называть меня папой. Будем постепенно входить в роль. — Я улыбнулся и заговорщически подмигнул ей. — Держу пари, что нам это не составит труда.
На лице Рашели явственно отразилось облегчение. Она подошла ко мне и склонила голову к моему плечу. Я обнял дочку и стал гладить её белокурые волосы.
— Ах, папа, если бы ты знал, как мне было тяжело всю эту неделю, — сказала она. — Постоянно называть тебя «сэр», а в ответ слышать «мичман Леблан»... Слава богу, скоро всё закончится.
— Всё только начнётся, солнышко, — возразил я. — Да, конечно, нам не придётся притворяться, изображая отца и дочку, это немного облегчит нашу задачу — и в то же время осложнит её. Наше родство может сыграть с нами злую шутку. Чего доброго, мы расслабимся, потеряем бдительность и в результате сорвём всю операцию.
— Насчёт этого не беспокойся. С нами будет Анн-Мари, уж она не позволит нам потерять чувство реальности. Кстати, па, о нашем задании. Мадам Пети сказала, что ты — один из двух, кто способен справиться с ним. Что она имела в виду?
Я нахмурился.
— Госпожа президент неточно выразилась. Когда только замышлялась эта операция, в качестве её возможных руководителей было предложено более сотни кандидатур, в том числе и моя. В конечном итоге осталось двое — я и ещё один человек, имени которого мне не назвали. Не знаю, что во мне нашли такого особенного, но факт налицо.
Рашель поцеловала меня и высвободилась из моих объятий.
— Ты просто скромничаешь, папа. Ты весь особенный. Ты самый-самый лучший.
Вскоре дочка, пожелав мне спокойной ночи, ушла. Боюсь, она не поверила моему объяснению. Сам я на её месте точно бы не поверил...
13
На следующей день, ровно в полдесятого утра по бортовому времени, наша группа собралась в кают-компании, готовая к посадке в десантный челнок. Все мы были в одежде, изготовленной на Новороссии; никаких предметов, могущих выдать наше инопланетное происхождение, у нас не было. Командование учло все мелочи, вплоть до нижнего белья, носков, наручных часов, серёжек в ушах девушек и косметики, которой они пользовались в течение всего полёта.
Я подозвал к себе троих ребят, которых накануне забраковали Рашель с Вальком, велел им идти со мной, а минут через двадцать вернулся один и сообщил:
— Ваши товарищи отказались от участия в операции. Я видел, что они колеблются, поговорил с ними, и они признали, что не годятся для такого задания. — Я сделал паузу и смерил всех пристальным взглядом. — Кто ещё хочет взять отвод? Это ваш последний шанс.
Никто из присутствующих моим предложением не воспользовался. Я смотрел на решительные выражения лиц ребят и чувствовал себя последним негодяем, представляя, как трое их товарищей мечутся сейчас, замкнутые в каютах, и проклинают меня на все заставки. Но это было неизбежно...
В четверть одиннадцатого явился пилот «призрака», капитан-лейтенант Буало, и провёл нас на борт своего челнока. Когда мы прошли из тамбура в довольно просторный салон и устроились в удобных мягких креслах, Буало сказал:
— Надеюсь, господа, вы предупреждены, что в течение всего полёта вам не позволено покидать пассажирский отсек челнока?
— Да, капитан-лейтенант, — ответил я. — На этот счёт мы получили чёткие инструкции. Никто из нас, включая и меня, не имеет права заходить в кабину пилота или в машинное отделение. Так что не беспокойтесь.
— Вот и хорошо, сэр. А на всякий случай ваш отсек будет наглухо закрыт — сами понимаете, секретность. Связь с вами я буду держать через интерком. Также вы сможете наблюдать за ходом полёта на своих экранах, — с этими словами он указал на стены с обеих сторон от двери в тамбур. — Большой экран справа — передний обзор. Слева расположены экраны заднего и боковых обзоров. Думаю, вы разберётесь. Но когда мы войдём в атмосферу планеты, подача визуальной информации будет прекращена — никто из вас не должен знать, где мы совершим посадку. Кроме того...
— О снотворном нас тоже предупредили, — нетерпеливо произнёс я. — Делайте своё дело, капитан-лейтенант. Удачи вам.
Буало козырнул:
— Спасибо, сэр. Удача понадобится и вам. Счастливого пути, господа.
Он вышел из салона, дверь люка за ним задвинулась, и с лёгким гудением сработали блокирующие электромагнитные замки.
— Ну вот теперь мы закупорены, как сельди в банке, — пробормотал сидевший рядом с Рашелью Валько. — Начинаем мариноваться.
Насчёт «мариноваться» парень подметил верно. Прошло добрых полчаса, растянувшихся для нас в целую вечность, пока наконец не ожил интерком. Голос капитана-лейтенанта Буало произнёс:
— ...Включил связь с пассажирским отсеком, а то они уже умирают со скуки. Полную готовность челнока к старту подтверждаю.
— Готовность крейсера к запуску челнока подтверждаю, — ответил капитан Марсильяк. — Отстыковка шлюза.
— Есть отстыковка шлюза.
Пауза.
— Шлюз отстыкован успешно, — отрапортовал Буало.
— Тридцатисекундный отсчёт до прекращения связи и перехода в «призрачный» режим.
— Отсчёт начат. Двадцать семь секунд.
— Открытие ангара — через сорок секунд после прекращения связи. Отключение гравизахватов — через двадцать секунд после открытия ангара. Закрытие ангара — через сто двадцать секунд после отключения гравизахватов.
— График принят. Пятнадцать секунд до перехода. Бортовые системы функционируют нормально.
— Ни пуха ни пера вам, Пьер, Тома.
— К чёрту, капитан... Десять секунд до прекращения связи... Пять, четыре, три, два, один, ноль... Связь прекращена. Бортинженер, переход в «призрачный» режим.
— Есть переход! — отозвался напарник Буало, старший лейтенант Нарсежак.
Короткое молчание. Затем бортинженер доложил:
— Переход в «призрачный» режим произведён, командир. Энергопотребление в норме. Ожидание открытия ангара.
— Ангар открывается. Готовность к запуску привода.
— Привод к запуску готов. Ждём отключения гравизахватов.
— Эй, пассажиры! — обратился уже к нам Буало. — Сейчас отшвартовываемся от корабля. Закройте-ка все иллюминаторы.
— Ага, очень смешно! — тихо фыркнула Рашель, не оценив по достоинству шутки пилота. Конечно же, никаких иллюминаторов у челнока-«призрака» не было.
— Гравизахваты отключены, командир.
— Принято. Выходим из ангара.
Нас стало слегка покачивать. Это значило, что Буало, как и всякий опытный пилот, немного замедлил реакцию бортовых гравикомпенсаторов, дабы, что называется, «чувствовать» своё судно.
— Швырнули нас капитально, — резюмировал Буало. — Но коррекция курса пока не нужна. Идём по инерции. Господа пассажиры, вам, небось, уже надоела наша болтовня, так что мы отключаемся, а взамен предлагаем вам понаблюдать за полётом. Тоже не шибко увлекательное зрелище, но это временно. Часа через два гарантирую вам изрядную дозу адреналина.
Интерком замолчал, зато включились экраны с такой привычной, но по-прежнему чарующей меня панорамой усеянного звёздами космоса. На огромном
