уничтожения, то тут мы на две головы выше всех Иных рас; однако старые добрые парализаторы и всевозможные лучевики как у нас, так и у чужаков совершенно одинаковы, в их конструкции ничего принципиально не менялось уже лет пятьсот, они надёжны и безотказны.
В качестве демонстрации к своим словам он достал из кармана парализатор, замаскированный под обычный фонарик, направил его в стену и нажал на спуск.
Ничего не случилось. Ровным счётом ничего. Озадаченно хмыкнув, Валько повторил попытку. Всё тот же результат.
Между тем Олег взял пистолет Саши Киселёва и выстрелил в стену. Раздался характерный треск разряда, сверкнула голубоватая вспышка.
— Вот видишь, работает.
Валько прижал палец к сенсорной кнопке «П» прибора. Текст на дисплее сменился: «Активно: Л Т». После этого испробовал свой парализатор — он работал исправно.
— Ну и дела!..
Сделав «П» снова активным, он убедился, что его оружие опять заклинило.
— Круто! Нечего сказать... А «Л», значит, «лучевики»? Тогда и вправду можно мочить чужаков, как мух. Надо только избегать выстрелов издали... — Он повернулся к Олегу: — А что такое «Т»?
Тот пожал плечами:
— Не знаю. В той игре у нас была защита только против парализаторов и лучевиков.
Валько задумчиво почесал нос.
— Гм-м. Танки? Торпеды? Термоядерное оружие?.. Нет, глупо.
— Топоры, томагавки, — злорадно предположил Олег.
— Прекрати! Сейчас не время для шуток.
— Вот именно, — вмешалась я. — Не время. Ни для шуток, ни для экспериментов. Прежде всего нужно выяснить, что случилось с отцом и Анн-Мари.
— Да, действительно, — согласился Валько. Он поочерёдно нажал все три кнопки — «П», «Л» и «Т». Дисплей высветил: «Не активно». — Вот так-то лучше. Ну, и кого будем допрашивать — Корееву или Киселёва?
— Лучше Аню, — предложил Олег. — Из них двоих она главнее. К тому же Саша мне больше нравится.
— Хорошо, — кивнула я и указала на конфискованные у пленников побрякушки: — Но сперва нужно убрать их подальше... Нет, постойте. Этого мало. «Жучки» могут быть и в одежде.
— Ты что, предлагаешь раздеть её? — смущённо спросил Олег.
— Да, догола. И не красней, как невинная барышня. Можно подумать, ты никогда не видел голых девчонок. Хотя ладно. Сбегай ко мне, принеси один из моих халатов. Пощадим твою стеснительность.
К тому времени, когда Олег вернулся, я сняла с Ани всю одежду, включая бельё. Прикрыв наготу девушки коротким халатиком, я распорядилась вынести все её вещи в холл, а после некоторых раздумий велела ребятам оттащить туда же и бесчувственного Сашу Киселёва. Кто знает — может, спрятанные в его одежде «жучки» сработают и от Аниного голоса.
Плотно закрыв дверь гостиной, мы удобно усадили Аню на диван. Валько и Олег уселись справа и слева, придерживая её за руки.
— Ноги тоже держите, — сказала я. — Ниже колен, чтобы она не брыкалась, когда очнётся.
— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — произнёс Валько. — Лично я совсем не разбираюсь в «наркотиках правды».
— Зато я немного разбираюсь, — ответила я, доставая из упаковок ампулы. — Не слишком хорошо, но достаточно, чтобы не повредить её здоровью.
Склонив Анину голову набок, я сделала ей в шею инъекцию синергина, нейтрализуя действие парализатора. Подождав, когда она начнёт проявлять признаки жизни, я вколола ей диметилатропина.
Через полминуты Аня подняла голову, распахнула глаза и уставилась на меня мутным, бессмысленным взглядом. Зрачки её были расширены, дыхание глубокое, учащённое — явное свидетельство, что наркотик подействовал.
Она резко дёрнулась, благо Валько с Олегом надёжно удерживали её. Аня тихонько заскулила, из уголка её рта потекла слюна.
— Молчать! — властным тоном приказала я. — Сидеть смирно. Отвечать на мои вопросы. Ты поняла меня?
— Да.
— Кто ты? Откуда? Расскажи о себе.
— Кореева Анна. Родилась в городе Артёмовске, Петропавловский уезд, Христовоздвиженская губерния, двадцать шестого августа три тысячи пятьсот...
— Нет! — перебила я. — Говорить правду. Только правду. Назови своё настоящее имя.
— Я... не могу сказать.
— Ты должна. Отвечай!
Она вяло мотнула головой:
— Мне нельзя.
— Почему?
— Запрещено.
— Кем?
— Мной.
— Я снимаю запрет, — сказала я. — Разрешаю отвечать.
— Ты не можешь разрешить. Мне нельзя об этом говорить.
— Чёрт! — отозвался Валько. — Она что, зомби?
— Ты психокодирована? — спросила я.
— Да, — последовал короткий ответ.
Вот так-так! Никогда бы не подумала. Аня не производила впечатление человека безынициативного, с притуплённой интуицией, лишённого смекалки и творческого воображения. Как раз наоборот...
— Психокод подавляет твои мыслительные способности?
— Нет.
— Почему?
— Он включается, когда нужно.
— А именно?
— Не могу сказать.
Валько вполголоса прокомментировал:
— Какой-то новый способ кодирования. Не всеобъемлющий, а тонкий, ситуационный. В обычных обстоятельствах он не действует, а срабатывает лишь при определённых условиях. Например, после приёма наркотиков, при сильном алкогольном опьянении или продолжительном болевом воздействии.
— Похоже на то, — согласилась я. — И похоже, что он не такой эффективный, как глубинный психокод. На некоторые вопросы она всё-таки отвечает. Следовательно, мы можем кое-что выяснить.
Аня снова начала дёргаться. Я прикрикнула на неё:
— Сиди смирно! Подчиняйся мне! Отвечай: что с моим отцом и Анн-Мари?
— Не могу сказать.
— Однако ты знаешь, что с ними случилось?
— Да.
— Они... — мой голос сорвался от волнения. — Они живы?
— Да.
— Они захвачены в плен?
— Не могу сказать.
— Они пленники твоих товарищей?
— Не могу сказать.
— Их жизни грозит опасность?
Молчание. В Аниных глазах мелькнуло что-то вроде растерянности. Очевидно, вопрос был поставлен слишком расплывчато. Я попробовала уточнить:
— Есть ли вероятность, что они погибнут?
— Каждый может умереть. Все мы ходим под Богом.
— Ишь ты, философ, твою мать! — выругалась я. — Их могут убить твои товарищи?
Категорическое:
— Нет.
— Что вы собираетесь с ними делать?
Опять молчание. Я конкретизировала:
— Вы намерены отпустить их на свободу?
— Да.
— Когда?
— Не могу сказать.
— Их плен продлиться долго?
— Зависит от обстоятельств.
— От каких?
