Миры Джона Уиндема, том 4

должен был сработать, когда в комнате понизится температура.) Мой пистолет и часовой механизм исчезли. Я обыскал комнату: пистолета так и не нашел, а механизм обнаружил в шкафу. Там же находились ударный капсюль, порох – должно быть, из пистолетных пуль, бумага и промасленная тряпка.

Убедившись, что других сюрпризов в комнате нет, я принялся устраивать новую западню. Если использовать мину вроде тех, какие ставили немцы… Эти мины, как правило, пропускали первые шесть грузовиков колонны и взрывались под седьмым. Неплохо, неплохо. Подготовка заняла у меня пару дней, после чего я вновь уселся за аппарат.

Признаться, эта игра изрядно мне надоела, однако она могла закончиться только тогда, когда кто-то из нас двоих перехитрит другого. Перенос состоялся. В те два дня, которые я бодрствовал, ожидая очередной пакости со стороны Хайморелла, мне в голову пришла любопытная идея. Я поспешил поделиться ею с Клитассаминой.

– Послушай, а что, если мне переселиться в тело кого-нибудь из слабоумных? Попытавшись поймать меня, Хайморелл попадет впросак, потому что в моем кресле тогда окажется какой-нибудь дурачок. Мы оба останемся здесь, и все наконец-то уладится.

Она покачала головой:

– Терри, тебе нужно отдохнуть, а то ты уже совсем запутался. Хайморелл ловит твое сознание. Ему безразлично, в чьем теле оно находится.

Клитассамина была права: мне следовало отдохнуть. На третьи сутки я плюнул на Хайморелла и лег спать. Проспал без малого четырнадцать тамошних часов – и проснулся в том же месте.

Замечательно! Я не мог поверить, что Хайморелл упустил такой случай… Значит, с ним что-то случилось. Выходит, моя ловушка сработала, и теперь я могу спать спокойно.

Шли дни, все оставалось по-прежнему. Я окончательно перестал бояться сна, почувствовал себя полноправным человеком будущего и начал подыскивать себе в нем подходящее местечко. Мне вовсе не хотелось уподобляться тем, кто дожидался «шанса на спасение», ничего не предпринимая для того, чтобы этот шанс появился.

– Вы никогда не задумывались о том, что шанс можно создать? – спросил я однажды у Клитассамины.

Она улыбнулась – как мне показалось, немного печально.

– Я знаю, какие чувства ты сейчас испытываешь. Сама пережила то же самое в первые два поколения. Ты еще молод, Терри.

Она смотрела на меня с легкой завистью. Не знаю, что изменило в тот момент направление моих мыслей. Возможно, включилось подсознание. Поглядев на Клитассамину, я словно прозрел – и ужаснулся тому, что увидел. Молодость и совершенное тело оказались оболочкой, под которой скрывалась неизмеримо древняя, уставшая женщина. Я казался ей ребенком, и обращалась она со мной соответственно. Ее веселил мой юношеский задор – вероятно, она вспоминала себя в мои годы. Однако теперь она устала от меня. Я понял, что очарование Клитассамины искусственное, что у нее нет ни единого естественного движения или жеста, что она – великая притворщица.

– Я тебе больше не нужен, – сказал я, не сводя с нее взгляда. – Я перестал тебя развлекать. Ты хочешь, чтобы вернулся Хайморелл.

– Да, Терри, – согласилась она.

Следующие два дня я прикидывал, как быть. Этот мир – изнеженный, умирающий – мне никогда не нравился. Теперь, утратив возлюбленную, я внезапно почувствовал, что задыхаюсь в нем и что перспектива бесконечного «продления жизни» ничуть меня не прельщает.

Ну и положеньице: в прежнее тело вернуться, по-видимому, невозможно, а новая жизнь, оказывается, немногим лучше. Похоже, смерть имеет вполне разумное объяснение. Во всяком случае, она явно предпочтительнее этакого вот бессмертия.

Но я зря беспокоился. Бессмертие мне, как выяснилось, не грозило. Я лег спать в зеленой комнате и проснулся в больничной палате.

До сих пор не могу понять, каким образом Хайморелл все это устроил. Должно быть, наша игра надоела ему не меньше моего. Скорее всего, он изготовил сразу два аппарата, с помощью которых и осуществил тройной перенос. Он вернулся в свое собственное тело, а в моей инвалидной коляске очутился какой-нибудь слабоумный. В результате я лишился доступа к аппарату.

Осознав, что со мной произошло, я попросил узнать о судьбе Терри Молтона, назвавшись его знакомым. Мне сказали, что он погиб в результате неосторожного обращения с электроприбором. Из-за короткого замыкания в комнате начался пожар, но пламя вовремя заметили и сумели потушить. Случилось это приблизительно через три часа после того, как я очнулся на больничной койке.

Я оказался в затруднительном положении. Стивен Доллбой – сумасшедший, который нуждается в присмотре. Если я стану утверждать, что являюсь на самом деле Теренсом Молтоном, сочтут, что у меня галлюцинации. Получить мое законное имущество мне, похоже, не светит, однако надеюсь, что со временем сумею убедить врачей в своем душевном здравии и меня отсюда выпишут.

Если так случится, что ж – и на том спасибо. По крайней мере, тело у меня теперь здоровое, а разум неплохо ориентируется в происходящем вокруг. Выходит, приобрел я больше, чем потерял.

Но зовут меня Теренс Молтон.»

Несомненно, мы имеем дело со сложной галлюцинацией, однако если других серьезных отклонений от нормы замечено не будет, наш пациент какое-то время спустя покинет клинику.

Хотелось бы, впрочем, обратить ваше внимание на два обстоятельства. Во-первых, хотя эти люди никогда не встречались, Стивен Доллбой удивительно много знает о жизни Теренса Молтона. Во- вторых, когда к нему пришли двое друзей Молтона, которых мы пригласили, он незамедлительно обратился к ним по именам и выказал в их отношении прекрасную осведомленность, что немало удивило посетителей. Они утверждают, что Стивен Доллбой ничем – кроме, разве что, манеры выражаться – не напоминает Теренса Молтона.

Таким образом, можно утверждать, что наш пациент – именно мистер Стивен Доллбой. Если выяснятся какие-либо новые подробности, мы сразу же поставим вас в известность.

Искренне ваш,

Джесс К. Джонсон,

главный врач клиники

Блок сочувствия

На пятый день пребывания в клинике Джанет окончательно уверилась в том, что ей необходим домашний робот. Два дня у нее ушло на то, чтобы определить, что медсестра Джеймс – робот, день она к этому привыкала, а последние два постепенно осознавала, насколько удобно иметь в доме робота- помощника.

Осознание принесло громадное облегчение. Роботы-помощники имелись едва ли не в каждом доме и считались второй – ну, может быть, третьей – по значимости семейной ценностью: женщины ценили их чуть выше автомобиля, мужчины, естественно, чуть ниже. Некоторое время тому назад Джанет начала замечать, что подруги относятся к ней довольно снисходительно, считают, должно быть, слегка помешанной. И в самом деле, какая нормальная женщина станет изводить себя хозяйством, когда есть робот, который справится с домашними хлопотами гораздо лучше? Да и Джордж постоянно дуется, что вполне объяснимо: он приходит домой и обнаруживает загнанную до полусмерти жену…

Впрочем, справиться с предубеждением оказалось не так-то просто. Дело заключалось вовсе не в тупом упрямстве, каким отличаются люди, которые не желают, чтобы их обслуживали роботы-официанты, отказываются ездить в автомобилях с роботами-водителями, предпочитая рисковать собственными жизнями, а также игнорируют роботов-гидов и не посещают показы моделей с роботами-манекенщицами. Нет, Джанет всего-навсего побаивалась роботов. Дрожать от страха с утра до ночи при мысли, что ты одна