— Бедуины говорят, что женщина состоит из грехов сатаны.
— Значит, как я полагаю, мужчины — сущие ангелы, так? — парировала она. — А вообще-то, — поймав блеск его кошачьих глаз, добавила она, — говорят, что холостяки — братья дьявола.
«Подходящее слово для этой башни ужасов и плеток», — подумала она.
— А что вы предпочитаете, джунгли или пустыню? — спросила она.
— Итак, я вижу, вас уже предупредили о том, что своей неотесанностью и дикостью я обязан джунглям?
— Мне рассказала о вас мадам Жерар. Но тогда я и не подозревала, что это было предупреждением.
— Теперь вы знаете меня лучше?
— Я знаю самое худшее, — ответила Рослин, проводя пальцем по ссадине на руке. — А какого рода плантации были у вас в джунглях?
— Розовое дерево, каучук, ананасы и кофе, — перечислил он.
— А вы отдаете предпочтение финиковым пальмам?
— В некоторой степени, да. Ведь это — владения Жераров, а я — тоже Жерар. Результаты моих усилий заметны по нашим карманам. Я воспринимаю как личную победу, когда нам удается собрать хороший урожай, или когда одна из моих идей приносит реальные плоды.
— Могу себе представить, что Дар-Эрль-Амра, место гораздо более привлекательное, чем плантации в джунглях, где время от времени льют проливные дожди.
Глаза Дуэйна опять сузились и стали похожи на кошачьи, и опять Рослин почувствовала беспокойство.
— Как же так, вам знакомы сведения из области географии, а о себе вы ничего не помните?
— Врач в больнице сказал, что это — одна из особенностей амнезии, — ей снова пришлось защищаться. — Я не играю никакую роль. господин Хантер. Моя голова абсолютно пуста, что касается моей личной жизни… а моя помолвка с вашим кузеном реальна для меня только благодаря вот этому кольцу.
Сквозь щелочки смотрели на нее по-кошачьи зеленовато-желтые глаза Дуэйна. Он подошел к увитой зеленью стене и сорвал нежный кремового цвета бутон. Оборвав лепестки, он обнажил его сердцевину. Все это время Рослин наблюдала за ним, и ей показалось, что в этом было нечто угрожающее. Затем он выбросил изуродованный цветок за парапет, взял ее под руку и сказал, что им пора спуститься вниз к ужину.
Ей было любопытно, всегда ли он приезжал сюда к ужину. Она чувствовала, как крепко сжимают руку его пальцы, как не проходит напряжение в теле. Она надеялась, что он не приезжает сюда каждый день. Она так хотела, чтобы ей не пришлось с ним встречаться чаще, чем это будет необходимо.
Столовая в Дар-Эрль-Амре была столь же необычна, как и его обитатели; все ели за маленькими столиками, рядом с которыми стояли низкие пуфики. Рослин оказалась рядом с мадам Жерар, очень элегантной в кружевном платье цвета слив. Изабелла сидела между двумя мужчинами.
Ее глаза были сильно накрашены, платье — в тон губ, цвета светло-розового вина. Она в равной степени одаривала сидящих рядом мужчин остроумием, язвительностью и смехом. Рослин не могла не отметить живости и грациозности ее жестов, движений головы. Приглушенный свет отражался в заколке из драгоценного металла, которая удерживала шиньон.
— Нанетт, как любезно было с вашей стороны посадить меня рядом с двумя мужчинами, — обратилась она к мадам Жерар. — Почему же вы не приберегли одного из них для себя и, конечно же, крошки Рослин?
— Не такая я уж и добрая, Изабелла. — Нанетт промокнула салфеткой губы и отпила из высокого бокала белое вино. — Я не могла решить, которого из моих внуков ты избрала для пытки на сегодняшний вечер, поэтому я позволила им разделить тебя.
Изабелла рассмеялась, и ее сопрано раскатисто зазвучало по всей комнате.
— Да, вы немного зловредны, мадам. Так долго прожив на Востоке, вы восприняли традиции полигамии.
— Я впитала в себя и многие другие традиции Востока. — Она улыбнулась Рослин и продолжила. — В ЭльКадии я прожила уже почти пятьдесят лет, во времена войны и мира, так что теперь, когда бываю в Париже, чувствую себя там чужой.
— Но Париж никогда не забудет своей Нины Нанетт, — галантно добавил Тристан и, повернувшись к бабушке, поднял за нее бокал. — За тебя, Нанетт, за женщину с изюминкой!
— Спасибо, Тристан. — Взгляд голубых глаз стал мягче, и, повернувшись к Дуэйну, она спросила, — Ну, а что же скажешь ты, мой мальчик? Что ты можешь предложить своей старой бабушке?
— Ты никогда не состаришься, пока твои глаза остаются голубыми, — сказал он своим обычным тоном, немного с ленцой.
Рослин видела, как Нанетт затаила дыхание, затем, склонив седую до голубизны голову в сторону своего внука, наполовину англичанина, она продолжила ужин. На первое у них был острый суп под названием шорба, и Рослин была рада возможности время от времени запивать его сухим вином.
— Витрины Парижа похожи на сценические декорации, и платье, которое сейчас на мне надето, было куплено именно там, — заметила Изабелла.
— Платье вам идет, донья Сол, но вы бы и в хламиде выглядели сексуально, — съязвил Дуэйн. — А как боль после утреннего галопа, поутихла?
— Не понимаю, как только ты смеешь меня об этом спрашивать, дикарь! — Склонив голову, Изабелла внимательно смотрела на загорелое лицо Дуэйна. — Ты совершенно бесчувственный, — заключила она.
«Браво, Изабелла!» — подумала Рослин, взглянув на Дуэйна, серый шерстяной костюм которого был скорее похож на стальные доспехи. С полуулыбкой он смотрел на португалку Изабеллу, отраженный свет приглушал зелень его глаз, и взгляд уже не казался таким злобным, как тогда, на гаремной башне.
Ягуб и его помощник, молодой араб, принесли второе: лопатку газели, фаршированную травами, с овощным гарниром. Молодой слуга подошел к Рослин и протянул ей блюдо с овощами. Она подняла вверх серые глаза, чтобы поблагодарить, но улыбка так и застыла у нее на устах — так резко отпрянул он назад, чуть не уронив блюдо, бормоча что-то себе под нос. Рослин расстроилась, но это не мешало ей почувствовать на себе острый взгляд Дуэйна Хантера. Он сказал несколько слов по-арабски, и слуга тотчас же подал блюдо с овощами. Рослин трясущимися руками положила себе совсем немного. Реакция слуги окончательно сбила ее с толку и причинила боль.
— Все хорошо, дитя мое, — услышала она голос Нанетт, которая успокаивающе поглаживала ее по руке. — Арабы очень суеверны, но скоро ты к этому привыкнешь.
— Суеверны? — Рослин все еще не могла прийти в себя после происшедшего.
— Да, это все ваши глаза, — резко сказал Дуэйн. — Арабы не доверяют серым глазам.
Рослин передернуло оттого, как он это сказал. Она склонилась над тарелкой, а слезы застлали глаза. Она моргала, чтобы не расплакаться, но желание бежать из этого дома было настолько велико, что не так- то просто было его контролировать. Она автоматически брала вилкой еду и ела, даже не чувствуя вкуса. Изабелла посмотрела на нее долгим взглядом, полным открытого любопытства. Скоро разговор возобновился, но для Рослин это был просто шум голосов.
Она испытывала боль и неловкость. Больше всего она сейчас жалела о том, что не отказала в столь гостеприимном предложении мадам Жерар. Она решила, что завтра же утром сообщит Нанетт о своем отъезде в Англию.
Кофе подали в салоне, их обслуживал Ягуб. Рослин устроилась с чашкой на подушках. Она почувствовала себя защищенной, приняв решение об отъезде из Дар-ЭрльАмры. Теперь уже не имело никакого значения, что о ней могут сказать или подумать.
К ней подошел Тристан с маленькой рюмочкой коньяка.
— Добавить вам немного в кофе? — с улыбкой спросил он. — Кофе с коньяком — замечательный тонизирующий напиток.
Ей нравился Тристан, который был так похож на бедного Арманда. Она протянула ему чашку, и, пока он наливал коньяк, она вдохнула его аромат.
— Ну, вот, — сказал Тристан, — выпейте это, и все ваши заботы и тревоги забудутся.
