Установив на холмике свежей земли грубо сколоченный крест, они прибили к нему табличку, на которой перочинным ножом было вырезано: «Жиль Орнан, полковник. 1783–1812». Воинские почести подлому кладокопателю воздавать не стали. Спустя несколько часов французские кавалеристы покинули Останкино.
А Жиль Орнан, приходившийся опричнику Орну далеким родственником, все-таки вернулся во дворец. Ближе к вечеру к его парадному входу подполз немощный старик. На вид ему было не меньше ста лет. Дряблая кожа обвисла, а глубокие морщины сделали его лицо почти неузнаваемым. Совершенно беспомощный, он лишь шевелил губами да протягивал руки к заветному перстню, что грезился ему. Легенда о всемогущем сокровище передавалась из поколение в поколение в семье Орнанов. И Жиль, прояснив подробности, стал одержим ею.
Пытаясь заползти на ступени, старик вдруг обреченно вздохнул, закрыл глаза и тихо отдал Богу душу. Смоленская дорога, которая погубит многих из его полка, больше не угрожала его жизни. Он прожил многое за те несколько часов, что кружила его богомолица по здешним болотам.
ПОВЕСТВОВАНИЕ СОРОК ПЯТОЕ
Холеный майор ГИБДД Парамошкин всей своей внешностью дисгармонировал с уменьшительно- ласкательной фамилией. Грузный, высокий, статный шатен с импозантными залысинами на массивном лбу, при густых рыжих кавалерийских усах, Парамошкин прекрасно устроился бы, будь он Оболенским, Вересаевым, Георгиевым или Архангельским. Ну, или хотя бы Парамоновым. Тогда бы он непременно стал генералом ГИБДД. Но комичная фамилия тянула его вниз с самого детства. Несмотря на мощное телосложение и врожденную инициативность, друзья не воспринимали его всерьез, а новые знакомые поначалу были уверены, что «Парамошкин» — это кличка. В юности девушки примечали его, но когда приходила пора определяться с избранником, они лишь от души веселились, примеривая к себе новую фамилию, которая достанется им, если дело дойдет до ЗАГСа.
Обиженный на жизнь, Парамошкин выбрал опасную профессию милиционера, чтобы придать себе солидности. Но начальство не доверяло ему важных заданий, инстинктивно опасаясь, что тот завалит дело, вдвойне опозорив подразделение не только результатом, но и фамилией. С трудом согласившись подарить Парамошкину звание майора и добрую, но некрасивую жену Любу (в девичестве Плюеву), жестокая судьба перестала обращать на него внимание, пустив его жизнь на самотек серых будней. События в Останкине, в которых он принимал участие в качестве патрульного, стали одним из самых значимых свершений его жизни. На каждом своем дежурстве он был внимателен, суров и собран, мечтая отличиться. В своих смелых мечтах Парамошкин видел восторженные заголовки газет, в каждом из которых красовалась его фамилия. Он знал, что если она будет набрана на первых полосах «Известий», «МК» и «Комсомолки», злой рок навсегда отступит от него.
Сегодня было его дежурство, его очередной шанс. Стоя рядом со своим стремительным патрульным «Фордом» у въезда на Первую Останкинскую, Парамошкин еще издали заметил приметный черный джип «Рэнглер». Тот медленно скользил по улице, то и дело резко притормаживая, иногда останавливаясь и сдавая назад. Опытный майор ГИБДД сразу понял, что брутальный потомок знаменитого «Виллиса» совершает все эти маневры не просто так. Экипаж «Рэнглера» явно был в поиске, словно выслеживая кого- то невидимого. Легкий аромат удачи защекотал волосатые ноздри майора. Приняв охотничью стойку, он схватил бинокль и стал вести наблюдение, намертво впечатывая в память текущее время, номера транспортного средства и все его перемещения. Как только джип стал приближаться к милиционеру, тот решительно сжал жезл и, держа свисток крупным лоснящимся ртом, в очередной раз приготовился изменить свою жизнь к лучшему. Или хотя бы получить поощрение от начальства в виде запоздалого присвоения очередного звания. Но удостоверения почетного ветерана МВД и сотрудника ФСБ, которые предъявили ему пассажиры джипа, не оставили от грядущей удачи и следа. Мельком досмотрев автомобиль, майор козырнул, удрученно вздохнул и потерял к транспортному средству всякий интерес. Троица в «Рэнглере» отправилась дальше.
Если бы майор знал, что происходит внутри внедорожника, то обязательно задержал бы их, наплевав на звания и удостоверения. Двое мужчин средних лет сидели впереди. Ничем особо не примечательные, разве что очень сосредоточенные и напряженные в ожидании чуда, которое было им просто необходимо.
Чудо это могла явить им женщина, сидевшая на заднем сиденье. Чуть старше тридцати, полноватая, старомодная и некрасивая блондинка. Наметанный мужской взгляд безошибочно узнавал в ней старую деву, которой плевать на мужское внимание. Было в ее жизни что-то более важное, чем пресловутое женское счастье. И сейчас это «что-то» настолько ею завладело, что не оставляло места повседневным обыденным реакциям. Раскинув руки с раскрытыми ладонями, она сидела, закрыв глаза. Сквозь сомкнутые веки было заметно, как дергаются ее глазные яблоки. Мысленным взором она искала то, чего никогда не нашла бы, если бы открыла глаза.
Ее звали Надежда, и один из мужчин, сидевших впереди, видел в том особый знак. Она была его надеждой. Тайком он молился, прося Всевышнего помочь этой странной женщине почуять то, во что он изо всех сил старался верить.
— Вот здесь что-то… — вполголоса неуверенно говорила она, не открывая глаз, когда они проезжали по Аргуновской. — Нет, дальше, — шептала Надя, когда Васютин сбрасывал скорость до минимума.
Так происходило уже не раз — на Цандера, на Королева, на Новоостанкинской, заставляя Кирилла нервно играть желваками, выпрашивая у Господа удачу. Федя Малаев, сидевший рядом с ним, выглядел совершенно спокойным. И только изредка излишне резко оборачивался на экстрасенса, выдавая свою нервозность.
Когда они во второй раз въехали на Первую Останкинскую, уверенность в успехе стала стремительно таять. Но поравнявшись с дворцом Шереметьева, Васютин с Малаевым услышали с заднего сиденья твердое «стоп». Резко прижавшись к обочине, машина остановилась. Оба они замерли, боясь легким движением или нечаянным звуком спугнуть долгожданное чудо. Ледяную тишину их ожидания нарушал лишь мощный движок «американца», деликатно урчащий на холостых оборотах. Секунды Надиного молчания тянулись мучительно долго, не торопясь тикая в мозгу Кирилла. Он был уже готов услышать безнадежное «нет, дальше», когда экстрасенс плавно произнесла:
— Вот… кажется, здесь…
Не удержавшись, они с Федей разом повернулись к ней. Она открыла глаза. Несмотря на прохладу от кондиционера, по лицу Надежды стекали капельки пота.
— Да, вот здесь! Очень яркий след, — кивнула она.
— Какой? — коротко спросил Малаев.
— Тот же, что и раньше. Это вроде человек, но какой-то странный. След от людей совсем другой.
— А от мертвых? — дрогнувшим приглушенным голосом спросил Кирилл.
— Нет, это не покойник. Этот здесь был… Был в физическом виде, совсем недавно.
— Сердце, да? — со знанием дела уточнил Федя. Экстрасенс молча кивнула. Сказав: «Можно потихоньку ехать дальше», она снова закрыла глаза, чуть шевеля пальцами. Они тронулись, крадучись пробираясь в сторону проспекта Мира.
— Надя почувствовала работу сердца, его биотоки, — еле слышным шепотом пояснил Малаев, наклоняясь к Кириллу.
Немного не доезжая до торгового центра, Васютин свернул во двор хрущевки. Миновав его, направился к Южному входу ВВЦ. Когда до него оставалось метров тридцать, экстрасенс вновь скомандовала «стоп», но куда громче и решительнее, чем в первый раз. На этот раз пауза длилась куда дольше, пробуя на прочность Кирюхины нервы. Он заглушил движок «Рэнглера». Спустя три минуты абсолютной тишины Надя открыла сомкнутые веки и плавно сказала:
— А вот тут такое, чего я никогда не чувствовала. Очень сильный след… Очень!
— Сердце чуешь? — отрывисто бросил Малаев через плечо.
— И не только сердце… Это здесь было совсем недавно, я точно знаю, — пояснила Надежда и шумно
