свою жизнь.
Одетта была в восторге от брачной церемонии, хотя жужжание видеокамеры дяди Дерека мешало ей сосредоточиться на наиболее важных ее моментах — когда произносилось знаменитое: «да, я согласна» и «да, я согласен».
Несмотря на то что Тернеры громко чавкали своей мятной жвачкой на всем протяжении церемонии, Одетта решила, что бракосочетание прошло в лучших английских традициях. Все было просто, достойно и красиво, и любая мечтающая о свадьбе девушка просто не могла пожелать для себя лучшего.
Когда в церковных книгах были сделаны соответствующие случаю записи, подтверждавшие семейный статус Саскии и Стэна, и гости потянулись к выходу, вдруг выяснилось, что на улице уже темно, очень холодно и идет снег. По этой причине церемониальный обход женихом и невестой церкви совершился очень быстрым шагом, временами сбивавшимся на рысь, после чего Тони Ситгон объявил, что по случаю дурной погоды коллективная фотосъемка гостей на улице производиться не будет. Вслед за тем последовало приглашение перейти в павильон, где должен был состояться свадебный обед.
— Дэн Нишэм, нынешний владелец Дейтон-менора, в качестве свадебного подарка жениху и невесте предоставил территорию своего поместья в наше полное распоряжение, — сказал Тони Ситтон. — Так что предлагаю вам прогуляться по его дорожкам.
— Кому, на хрен, нужны прогулки при такой погоде? — проворчал Гэрри Тернер, вроде бы ни к кому конкретно не обращаясь, но придвигаясь поближе к Одетте. По счастью, в эту минуту к Одетте подошла Флисс Вулф, старая знакомая Стэна, и, не обращая внимания на Гэрри, сказала:
— Жуткая погодка, верно? Я в этом снегопаде едва тебя разглядела, но сразу же хочу сказать, что выглядишь ты просто великолепно. Пойдем скорей в тепло.
Вслед за остальными гостями они вошли в узорчатые чугунные ворота, на которых висел свадебный символ в виде двух огромных обручальных колец, украшенных цветочными гирляндами.
Перед ними лежала дорога длиной в половину мили, которая была ярко освещена смоляными факелами и вела через поместье Дейтон-менор к находившейся у кромки леса ферме Хидден-фарм, сверкавшей от многочисленных огней, как рождественская елка. Эта картина была такой романтической, такой чарующей, что у Одетты захватило дух. Сославшись на то, что она кое-что забыла в церкви, Одетта неспешным шагом пошла в обратную сторону. Ей неожиданно захотелось побыть наедине со своими мыслями — в частности, обдумать свои крайне непростые отношения с Калумом.
— Куда путь держим? — осведомился шедший ей навстречу в костюме от Версаче Лайэм Тернер. — Все-таки вы, француженки, странные — все время норовите плыть против течения. Я-то понятное дело почему задержался. Хотел в «Короне» наполнить флягу огненной водой. Один бог знает, когда у этих Ситтонов станут разносить напитки, — вот и решил сделать запасец. Глотнешь? — Лайэм вытащил из кармана дорогого пиджака плоскую серебряную фляжку от Тиффани и протянул Одетте.
Одетта хотела было сказать ему что-нибудь едкое, вроде: «На свадьбу не для того ходят, чтобы надираться до поросячьего визга», но вовремя себя остановила.
«Неужели я становлюсь снобом? — с содроганием подумала она. — Паршивым снобом, каких прежде всегда ненавидела? Ну нет. Надо немедленно от этого избавляться».
— С удовольствием, — сказала она и, сделав глоток, едва не задохнулась. Лайэм в прямом смысле наполнил свою фляжку «огненной водой» — в ней плескался крепчайший неразбавленный джин.
Заметив, как судорожно скривилось ее лицо, Лайэм смутился.
— Это материно пойло, — объяснил он. — Она у нас вино не пьет. Газы, говорит, от него бывают. Впрочем, я тоже против джина ничего не имею. Уж глотнешь так глотнешь. Чувствуешь, по крайней мере, что выпил.
Одетта подумала, что Лайэм вовсе не такой плохой человек, как кажется. Подхватив его под руку, она двинулась вместе с ним по направлению к Хидден-фарм. В определенном смысле она была даже рада, что Лайэм отвлек ее от мыслей о Калуме. К чему причинять себе лишнюю боль? Однако принимать ухаживания Лайэма ей тоже не улыбалось.
— Ты только ничего не забирай себе в голову, — сказала она на всякий случай. — У меня есть парень. Большой и сильный.
— А почему он не приехал с тобой на свадьбу?
Одетта снова подумала о Калуме. Она не имела ни малейшего представления, где он сейчас находится. К тому же он никогда не был по-настоящему ее парнем, вдруг с душевной болью осознала она. Он был скорее неким символом, нежели человеком из плоти и крови.
— Он инструктор по рукопашному бою и служит в армии далеко от Лондона, — сказала она, отсекая таким образом все возможные вопросы на эту тему.
Ферма Хидден-фарм — или Вилла, как называли ее местные обыватели из-за непривычной архитектуры, — была все-таки слишком мала, чтобы вместить всех приехавших на свадьбу гостей. По этой причине Ситтоны соорудили неподалеку от дома огромный брезентовый шатер, напоминавший передвижной цирк-шапито. Когда Лайэм и Одетта, откинув полог, вошли внутрь, первые четверть часа ушли у них исключительно на обмен привычными формулами вежливости с гостями дома. В устах Лайэма это звучало примерно так: «Какпоживаетесэрледирадвасвидеть».
Одетта же, здороваясь и знакомясь с людьми, стремилась подобрать для каждого нестандартные, идущие как бы от сердца слова. Она двигалась словно по кругу, улыбаясь, шутя, рассыпая комплименты и очаровывая. Она похвалила шляпку матери Стэна, сказала комплимент Макджилли-старшему относительно его мешковатого костюма и сообщила Саскии и Стэну, что они заслуживают счастья, потому что они чудные и выглядят, как два ангелочка. Только в самый последний момент, когда Одетта заканчивала этот своеобразный обход, она обнаружила, что за ней в кильватере следует старший брат Феликса Сильвиана. Тот самый, что наводил на нее ужас своим громоподобным голосом. Так же, как и она, он здоровался с гостями и пожимал им руки.
— Это было великолепно, — громогласно заявил он. — Я наблюдал за вами, открыв рот, и не знал, то ли плакать от восторга, то ли аплодировать.
— Вы на что это намекаете? — спросила Одетта, растягивая рот в любезной улыбке. При ближайшем рассмотрении этот детина показался ей весьма привлекательным. В нем было нечто от деревенского сквайра, помешанного на охоте и рыбалке.
— Я намекаю на то, — сказал здоровяк, просверлив ее своими голубыми глазами, — что вы здесь всех просто очаровали. Будь вы торговым агентом, вам удалось бы втюхать этим людям даже самый залежалый товар. Так что же все-таки вы хотели им продать, а?
— Счастье, мистер Сильвиан, — ответила Одетта, храбро встречаясь глазами с пронизывающим взглядом гиганта. — Я говорила им то, что они хотели от меня услышать, подчеркивая лучшее, что в них есть, и оставляя без внимания дурное. — Схватив с подноса проходившего мимо официанта два бокала с шампанским, она протянула один из них мужчине и сказала: — Давайте выпьем за счастье. Итак, мистер Сильвиан, будьте счастливы.
И тогда он сказал одну чрезвычайно странную вещь, к которой потом Одетта неоднократно возвращалась мыслями:
— Как же я могу быть счастлив, мисс Филдинг, коли печальны вы? У меня даже сложилось такое впечатление, что вы, торгуя столь эфемерным товаром, как счастье, всякий раз предлагали вместе с ним еще и часть собственной души. А душу, раз продав, назад не выкупишь — вы уж мне поверьте, я знаю.
Сказав это, он повернулся на каблуках и пошел к своим братьям, которые, желая подшутить над гостями, переставляли на столах таблички с именами приглашенных. В следующую минуту он совершил еще один странный, по мнению Одетты, поступок. Сграбастав, словно нашкодивших котов, братьев в свои могучие объятия, он при всем скоплении народа основательно оттаскал их за уши — судя по всему, в наказание за глупую шутку, которую они выкинули.
Одетта пила шампанское и раздумывала над тем, что ей сказал Сильвиан-старший. Подумать только — «раз продав душу, назад не выкупишь»! Какая, в сущности, претенциозная чепуха! Пусть она и не получила рафинированного воспитания и образования, но уж на такую дрянь не купится.
По удушливому запаху дешевого лосьона после бритья Одетта поняла, что к ней подошел кто-то из Тернеров. Она оглянулась. Так и есть: у нее за спиной стоял Гэрри Тернер. Вытянув, как гусь, шею, он
