мы к сырости уже привыкли и сушку одежды на себе и в спальных мешках считаем нормальным явлением.
За бухтой стали лагерем у южной части полуострова Парижской коммуны, пройдя за день 25,9 километра.
Весь следующий день шел дождь, то крупный, то помельче. Стоим, чтобы дать отдых вконец истощенным собакам. Они обессилены не работой, которая не так уж тяжела, а главным образом вследствие потери крови из израненных, не успевающих заживать лап. Лед на море в настоящее время от вытаивания слагающих его столбчатых кристаллов, располагающихся вертикально, стал похож на гигантский рашпиль. Выступающие бугорки настолько остры, что режут и царапают даже прочные кожаные подошвы сапог, которые у нас уже разбиты вдребезги и пропускают воду, как решето. На этой же ледяной терке собаки ободрали себе все ноги. Каждая лапа — сплошная зияющая рана. Конечно, можно было бы сшить собакам чулки, но на это нет материала, да и 40–50 штук чулок ежедневно не нашьешься и не начинишься. Корки, образовавшиеся на ранах за время стоянки, как только трогаемся в путь, снова повреждаются, и раны перманентно кровоточат, так что собачий путь поистине путь кровавый. Если предположить, как минимум, что на метр каждая собака теряет только каплю крови, это составит на километр 1000 капель, или 50 куб. сантиметров. На десятикилометровый переход потеря достигнет поллитра, а на двадцать километров литр. Правда, кровь регенерируется быстро, но это происходит в данном случае за счет запасных потенциальных сил организма, так Как те полкилограмма пеммикана, которые мы даем, далеко не достаточны даже для пополнения энергии, затрачиваемой на тяговую работу. И все же собаки еще живы и даже в состоянии работать. Их выносливость и жизнеспособность изумительны.
После остановки собаки валятся в упряжке, обессиленные, и лежат пластом, пока их отпрягаешь. Приходится каждую потом переносить на сухое место, иначе все останутся там, где остановились сани, будучи не в силах подняться. Корм каждой нужно подкладывать под нос, и он съедается лежа. Если не поднести, собака останется голодной, так как подойти и взять она сама не в силах.
Утром к упряжке каждую приходится подтаскивать на руках. Когда подходишь, чтобы запрягать, животные смотрят такими умоляющими, чисто человеческими глазами, что прямо сердце разрывается от жалости. Но помочь ничем нельзя. Нужно итти вперед, иначе может быть совсем не дойдешь.
Впрочем, стоит только запрячь, выправить и гаркнуть «а ну, вперед», как все вскакивают и тянут из последних сил. Такова сила условного рефлекса.
Через день туман несколько разредился и дождь перестал. Едем вдоль берега полуострова и через 15,3 км подъезжаем к «вехе-гнилушке» — конечной точке осеннего маршрута. Теперь наш путь замкнут, и съемку острова Октябрьской революции можно считать законченной.
До дома осталось на прямую километров сорок, так и решили ехать, потому что севернее под остров[20] видно очень много воды. Некоторые пятна не голубеют, отсвечивая от лежащего ниже льда, а почти черные. Это, несомненно, полыньи. Значит, там лед сильно разъеден и соваться туда никак не следует.
Впереди, по дороге к дому, на льду воды тоже много. Местами видны сплошные полосы шириною до километра и более. Это все результат последнего юго-восточного метра. Поехали, — вернее, поплыли, так как озера на льду имеют кое-где метр и более глубины. Собаки измучены окончательно, итти более не могут, валятся прямо в воду, не разбирая места. Приходится поднимать и гнать беспощадно вперед. Торос в моей упряжке, наконец, не выдержал и свалился мертвым. Ушаков вынужден был положить на сани сначала Тяглого, потом Козла и, наконец, передового — Шайтана. У всех у них лапы протерты до костей, и итти они более не в состоянии.
В довершение спустился густой туман. Пришлось остановиться, иначе можно, не видя, забраться в такую воду, что и не выберешься. Все же сделали по одометру 14,1 километра.
Лагерем стали на куче старых торосов среди разливанного моря воды.
Продовольствие все кончилось. Отдали собакам три последние банки пеммикана и 1 банку своего. У нас осталось не более поллитра керосина в примусе, 8/4 банки пеммикана и немного чая. Галеты, сахар кончились уже давно, больше недели назад. Вместо этого варим рис и едим его взамен хлеба по-китайски. Осталось еще несколько плиток шоколада и с килограмм масла.
На другой день, 19-го, погода ухудшилась. Сильный северный ветер, густой туман, гололедка. Воды нагнало еще больше. Сидим, как зайцы на острове в водополье. Всего хуже, что сильный ветер может поломать льды и унести нас в море, чего мы опасаемся больше всего. Собакам отдали последнее: масло, шоколад и пеммикан. Теперь осталась одна кружка риса, да и то неполная.
20 июля стало немного яснее, туман ветром разогнало. Воды тоже стало много меньше. Очевидно ее прогнало дальше к югу. Немедленно запрягли собак и потащились к видневшемуся километрах в пятнадцати острову Среднему. Через перемычку сани переволокли на себе и в 16 часов были уже дома.
Наши товарищи встретили нас с распростертыми объятиями. По радостным восклицаниям и суетливой беготне по берегу, когда мы приближались, чувствовалось, что наше возвращение значительно позднее назначенного срока было неожиданным. В душе они нас, вероятно, уже считали погибшими. Однако, никто этих мыслей не высказал, и разговор при встрече носил обычный характер, как будто мы расстались всего несколько дней тому назад.
От мыса Берга Журавлев доехал до дому, как и предполагал, в три перехода, как раз во-время, потому что на другой день после его приезда началась ростепель и дорога сразу испортилась.
За наше отсутствие убито четыре медзедя, так что мяса на корм собакам достаточно.
Из новостей внешнего мира наиболее интересно сообщение, что в ближайшее время, вероятно в конце этого месяца к нам должен прилететь дирижабль «Цеппелин» с русско-германской экспедицией.
Вокруг Дома сухо, весь снег стаял уже давно. В доме от выкрашенных в белую краску стен и потолка светло и уютно.
Лед у острова еще стоит, но, судя по водяному небу, на юг и запад километрах в десяти-пятнадцати должна быть открытая вода.
ГЛАВА IX
Отдыхаем, моемся, бреемся и вообще приводим себя в культурный вид. За последний месяц условия маршрута были довольно трудны, так что бриться мы забыли, тем более что отсутствие морозов к этому и не побуждало. Собаки все лежат пластом, не поднимая головы, даже ничего не едят, хотя мяса имеется в изобилии. В последние дни маршрута они, видимо, дошли до предела истощения, и если бы дорога затянулась еще на 2–3 дня, нам, несомненно, пришлось бы добираться пешком, без собак.
Погода улучшается, и туман стал подниматься. Тепло. В полдень в метеорологической будке термометр показывает + 5°. Тают последние остатки снега. От гигантского забоя вокруг дома осталась лишь небольшая куча с северной стороны. Водою для питья пользуемся из луж от талого снега на невзломанном льду пролива. Но когда лед взломает, придется собирать остатки снега, уцелевшие от забоев под обрывами острова. Впрочем, свежий долго ждать себя не заставит.
Собаки начали понемногу оправляться. Поднимаются, тяжело бредут к мясу и понемногу едят. Можно надеяться, что поправятся, хотя едва ли все.
У Голомянного под северным мысом открытая вода на запад и север до горизонта, о чем сообщил ездивший туда по льду Журавлев. На воде много нерп и зайцев, но убитые все мгновенно тонут, так что загарпунить удается очень немногих. Поэтому с охотой нужно немного повременить, пока зверь не станет жирнее. Мяса у нас достаточно, а для охоты хватит времени впереди.
Сейчас Журавлев занялся сбором строительного материала: досок, брусков и фанеры для постройки
