— Абсолютно. Во-первых, Рикард Иверо сейчас пьян, как бревно...
— Бревно не пьет вино, — заметил Гастон.
— Зато люди подчас напиваются до такой степени, что превращаются в бесчувственные бревна. Я напоил его именно до такого состояния. Это во-первых. А во-вторых, Рикард Иверо сам признался мне, что покушение назначено на завтра. Когда я увидел, что он теряет над собой контроль, то завел с ним разговор о Маргарите. Виконт сразу же начал плакаться мне в жилетку, твердил, какая она жестокая, бессердечная, извращенная. Потом бухнул что-то о плахе, потом о топоре и по секрету сообщил, что завтра ночью произойдет такое, что заставит нас содрогнуться от ужаса. После этого он вырубился окончательно.
— Понятно, — сказал Филипп, чуть поостыв. — Но все же...
— Не беспокойся. На всякий случай я поставил Жакомо сторожить покои принцессы. Он спрятался в нише под лестницей и до самого утра глаз не будет спускать с ее двери. Так что и сегодня она в полной безопасности.
— И на том спасибо, — снова проворчал Гастон. — Успокоил...
— А я вот одного не понимаю, — отозвался Симон. — Причем здесь топор, о котором говорил виконт Иверо? Он что, собирается зарубить принцессу?
Д’Альбре устремил на своего зятя такой взгляд, как будто ожидал, что тот с минуты на минуту должен превратиться в осла.
— И за кого я только выдал мою единственную сестру! — удрученно пробормотал он.
— Любого преступника не покидает мысль о наказании, — снизошел до объяснения Филипп. — Это становится его навязчивой идеей. Поэтому Рикард Иверо и сболтнул о плахе с топором. Он прекрасно понимает, какое наказание ждет его в случае изобличения... гм... возможно.
— Что значит твое «возможно»? — оживился Эрнан.
Филипп чуть помешкал, потом вздохнул:
— Ладно, расскажу. Только воздержись от комментариев, Гастон, прошу тебя наперед... Как вы уже знаете от Эрнана, вчера я провел ночь с Маргаритой. Но это получилось неумышленно; поначалу она просто хотела излить мне душу...
— Видать, излияние получилось на славу, — заметил Гастон. — Хотел бы и я...
— Прекрати, Гастон! — рявкнул Эрнан. — Тебя же по-хорошему просят заткнуться. Еще одно слово, и я надаю тебе по лбу. Продолжай, Филипп.
— Поэтому я не стану пересказывать весь наш разговор, а лишь вкратце сообщу то, что имеет отношение к делу. Итак, первое. Маргарита решила выйти замуж за графа Шампанского...
— Искренне ему сочувствую, — вставил Гастон и тут же получил от Шатофьера обещанный щелчок.
— Однако, — продолжал Филипп, — любит-то она своего кузена Иверо.
— Да что ты говоришь! — это уже не сдержался Эрнан. Он не обратил никакого внимания на щелчок, который не замедлил вернуть ему Гастон. — Она все еще любит его?
— Ладно, скажем иначе: он ей очень дорог. Но если вы хотите знать мое мнение, то после вчерашнего разговора с Маргаритой я убежден, что она в самом деле любит его и страстно желает помириться с ним. Однако он отвергает любые компромиссы и твердо настаивает на браке.
— Ничего не понимаю, — пожал плечами Симон. — Если она любит виконта Иверо, почему выходит за графа Шампанского?
— Я тоже не понимаю, — признался Филипп. — Поступки женщин зачастую не поддаются логическому объяснению. Поэтому я не уверен, что Рикарда Иверо ждет казнь или тюрьма.
— А что, по-твоему, брачное ложе? — осведомился Гастон.
— Не исключено. В конце концов, виконт не преступник, а сумасшедший. Он просто помешан на Маргарите, и граф Бискайский решил воспользоваться его безумием.
— Значит, ты думаешь, что принцесса может простить виконта Иверо?
— Такой исход вполне вероятен. Маргарита женщина парадоксальных решений. Узнав обо всем, она может без лишних разговоров вцепиться ему в горло, но может и броситься ему на шею, растроганная такой пылкой и безумной страстью, готовностью скорее убить ее, чем уступить кому-нибудь другому.
— Ты не шутишь?
— Отнюдь. Насколько я понял, Маргарита панически боится потерять Рикарда Иверо, но никогда не рассматривала эту перспективу всерьез. Даже попытку самоубийства она восприняла как обычный шантаж с его стороны. Однако в последние дни ее начали мучить дурные предчувствия, и вчерашний разговор со мной она затеяла в подспудной надежде, что я сумею убедить ее пересмотреть свое решение насчет замужества.
— То есть, она хотела, чтобы ты уговорил ее выйти за виконта?
— Вот именно. Но я не стал этого делать. Напротив, я приложил все усилия к тому, чтобы она не передумала.
— Почему? — спросил Симон.
— Да потому, что меня не устраивает брак Маргариты с Рикардом Иверо; мне ни к чему укрепление королевской власти в Наварре. И коль скоро на то пошло, мне вообще непонятно, зачем она существует, эта Наварра — искусственное образование, слепленное из кастильских и галльских земель.
— Следовательно, — отозвался Эрнан, — ты против примирения принцессы с виконтом?
— Решительно против.
— В таком случае, ты должен согласиться, что ей нельзя ничего рассказывать, пока он не будет изобличен публично.
После секундных размышлений Филипп утвердительно кивнул:
— Пожалуй, ты прав.
— Значит, ты позволяешь мне действовать по моему усмотрению?
— Э нет, дружище, хватит самодеятельности. С этого момента командовать буду я. Сейчас ты ляжешь в кроватку, пару часиков поспишь, а на рассвете сядешь на Байярда и к полудню доберешься до Памплоны. Я дам тебе верительное письмо — предъявив его, ты будешь немедленно принят королем... Что качаешь головой? Не согласен? Отказываешься повиноваться своему сюзерену?
— Отказываюсь категорически. Ты снова предлагаешь мне стать доносчиком.
— Но какой же это будет донос?!
— Самый обыкновенный донос. И кроме того, — вкрадчиво добавил Эрнан, — уверен ли ты, что дон Александр захочет предавать огласке это дело? А не решит ли он замять некоторые его аспекты?
— То есть как?
— Элементарно. Король весьма благосклонен к Рикарду Иверо и мечтает женить его на своей дочери. К тому же отец виконта, дон Клавдий, очень влиятельный вельможа, дядя императора по жене, в кастильской Наварре его почитают гораздо больше, чем самого короля, и дон Александр может не захотеть вступать с ним в конфликт...
— Давай покороче. К чему ты клонишь?
— А не получится ли так, что король, выслушав меня, велит арестовать графа Бискайского, свалит на него всю вину, а Рикарда Иверо представит героем, расстроившим его преступные замыслы? Предварительно он, конечно, шепнет Маргарите: «Либо ты, доченька, выходишь за него замуж, либо я твоему милку буйну головушку отрублю», — и если она любит его, то, безусловно, согласится... Ну, отвечай! Не исключен ли такой вариант?
— Да, — вздохнул Филипп, уступая. — Этого исключить нельзя. И что ты предлагаешь?
— Компромисс. Я иду на некоторые уступки тебе, а ты — мне. Разумеется, было бы лучше дождаться завтрашней ночи и поймать Рикарда Иверо на месте преступления, но раз ты не хочешь подвергать Маргариту опасности, я не буду настаивать. Вместо этого предлагаю во время завтрашней прогулки незаметно изловить виконта и, постращав пытками, вытянуть у него признание.
Филипп помотал головой:
— Об этом речи быть не может. Королевскую кровь надо уважать. Рикард Иверо — внук императора Римского, правнук короля Наварры. Даже дон Александр, его государь, не вправе подвергнуть его пыткам без согласия Судебной Палаты Сената.
— Ты невнимательно слушаешь меня, Филипп. Я не предлагаю подвергать его пыткам — но лишь постращать. Он ведь слабак и сразу расколется, стоит показать ему клещи для вырывания ногтей. Мы запротоколируем его признание в двух экземплярах, один из которых вручим королю, а другой — верховному судье Сената, графу де Сан-Себастьяну. Тогда виконту никак не избежать суда; и даже если затем король его помилует, замуж за него Маргарита не выйдет.
— Не выйдет, — эхом повторил Филипп.
— Вот я же и говорю...
— Ты не понял меня, Эрнан. Я сказал:
— И мне это не нравится, — поддержал Филиппа Симон.
— А я согласен с Эрнаном, — решительно заявил Гастон.
Филипп озадаченно уставился на него:
— Как?! Ты ухаживаешь за Еленой, которая души в своем брате не чает, и, по идее, должен был бы поддержать мой вариант действий, дающий Рикарду Иверо шанс выкрутиться...
— Однако я поддерживаю Эрнана.
— Ну что ж, воля твоя. Все равно это ничего не меняет. Наши голоса разделились поровну, а значит, окончательное решение остается за мной. И я...
Шатофьер предостерегающе поднял руку.
— Э нет, не спеши. Симон еще не высказал своего мнения; он лишь заметил, что ему это не нравится. — Эрнан с суровостью судьи поглядел на Бигора. — Но клянусь Марией... Гм... Пречистой Девой Марией клянусь, нравится ему это или не нравится, он поддержит мое предложение.
Симон опустил глаза и еле слышно произнес:
— Да, я, конечно, поддерживаю Эрнана... Но мне это не нравится...
— Шантажист! — раздосадованно буркнул Филипп. — Хотелось бы мне знать, на чем ты подловил Симона...
— Ну, так что? — торжествующе осведомился Эрнан. — Подчинишься решению своих
— Ладно, лиса хитрющая, — обреченно сказал Филипп. — На этот раз твоя взяла. Выкладывай свой план.
— Итак, — начал Шатофьер, — в четырех милях от Кастель-Бланко есть небольшое местечко Сангоса... Кстати, Филипп, твой Гоше надежный человек?
