– Долгоносик его донял?
– Да.
– Ну, зато он абсолютно честен, как и его отец.
– Умеет убеждать. На заседаниях церковного совета он в состоянии проводить резолюции, не разозлив народ.
– А он сможет себя защитить?
– Я учился вместе с ним в деревенской школе и насколько я помню, он никогда первым не лез в драку, но и никогда никому не позволял взять над собой верх.
– А он будет работать за эти деньги?
– Будет, – пояснил Холмс. – Но если работы прибавится, то думаю, что мы заранее должны предусмотреть возможность прибавки. Ведь у него семья.
– А с оружием он умеет обращаться?
– Из ружья ему стрелять, конечно, не придется, но я наблюдал, как ловко он стреляет белок из двадцать второго калибра.
– Он добрый прихожанин. Думаю, он пользуется таким же уважением, как и любой из сидящих здесь его сверстников.
– А кстати, сколько Уиллу Генри лет?
– Около тридцати. Он года на два меня младше.
И опять воцарилась тишина. До сих пор Холмс не высказывался, а только отвечал на вопросы. Зато теперь он решил сказать свое слово:
– Уилл Генри – человек ответственный. Он неглуп и, думаю, никогда не будет использовать свою должность кому-нибудь во зло, на что Фокси вполне способен. Он аккуратно платит по счетам, и семья его давно укоренилась в графстве Меривезер. Особенно удачливым фермером он никогда не был, но у него хватало смекалки, чтобы оставаться на плаву, пока не появился долгоносик. Ну, а когда это случилось, у него хватило ума покончить с этим, не дожидаясь, пока окажется по уши в долгах. Все знают, что он человек с характером и добрый христианин. Раньше он не занимался ничем, кроме фермерства, но полагаю, что если его назначат на эту должность, он будет чувствовать себя обязанным отдавать ей всего себя, и думаю, что это хорошо. Считаю, что нам следует принять его на работу.
– Ставится на голосование, – без колебаний заявил Фрэнк Мадтер.
– Постановку на голосование поддерживаю, – проговорил Бен Бердсонг.
– Все, кто «за», скажите «Да».
Раздалось дружное «Да». Промолчал лишь Идес Брэй, который счел нужным сделать отдельное заявление.
– Ну, раз уж вы решили, что вам непременно нужен начальник полиции, назначение Уилла Генри станет наименьшим злом. Итак, «Да».
– Следовательно, совет принимает единодушное решение удовлетворить просьбу Уильяма Генри Ли и назначить его на пост начальника полиции, – проговорил Холмс. Послышался шум отодвигаемых стульев. – Есть еще один вопрос. В первый раз город нанимает человека на должность, где исполнение служебных обязанностей может быть сопряжено с опасностью для жизни и здоровья. Мы просим этого человека носить оружие, чтобы защищать нас, и в любой момент может случиться так, что, исполняя это поручение, он будет убит. Полагаю, что нам следует что-нибудь предпринять в отношении страховки, которая помогла бы его семье в случае, если он, выполняя свой долг, будет убит или станет инвалидом.
– Не думаю, – проговорил Идес Брэй, – чтобы город должен был приобретать за свой счет страховые полисы для своих служащих. Вижу в этом нежелательный прецедент.
– А почему бы нам не увеличить ему оклад на десять долларов в месяц с условием, что эта прибавка имеет целевое назначение и должна быть истрачена на оплату страховки? – высказался Бен Бердсонг.
– Ставится на голосование, – заявил Фрэнк Мадтер.
– Постановка на голосование поддерживается, – произнес Ламар Мэддокс.
– Кто за то, чтобы принять это предложение?
– «Да»! – проговорили четверо.
– Кто против?
– «Нет»! – раздался одинокий голос Идеса Брэя. – Это дурной прецедент.
– Предложение принято, – заявил Холмс. – Других вопросов нет?
– Есть предложение закрыть заседание.
– Предложение поддержано.
– Кто за то, чтобы принять его?
– «Да»! – хором воскликнули все.
– Тогда с Новым годом, с новым счастьем, джентльмены!
Глава 3
Уилл Генри Ли спустился с фасадного крыльца, обуреваемый страхом и преисполненный решимостью человека, наконец-то рискнувшего броситься с огромной высоты в неведомые воды. Знание истории семьи подсказывало ему, что пять ступенек, по которым он должен был спуститься, чтобы выйти во двор, – это путь, пройдя который, он переменит не только собственную жизнь, но и судьбы следующих поколений. Где-то в одном из ящиков, стоящих на гладком полу фургона, лежит Библия, владельцы которой прослеживаются вплоть до 1798 года, а теперь, во второй половине последнего дня 1919 года, он становится первым из семьи, кто покидает землю, не идя при этом на войну.
Он подошел к небольшой группе людей, дрожавших от холода возле работавшей на холостом ходу машины. Двое чернокожих попрощались и отошли, направившись по промерзшей земле к одному из маленьких некрашеных домиков в нескольких ярдах оттуда. Двое других произносили последние прощальные слова. Чернокожая женщина утирала слезы.
– Ну, Флосси, не надо, – произнес Уилл Генри. – Ты же знаешь, что очень скоро опять будешь с нами.
– Это правда, Флосси, – подтвердила жена Уилла Генри, Кэрри, в свою очередь вытирая глаза. – Ты же знаешь, что без тебя и Роберта нам не обойтись.
– Да, мэм, – отвечала Флосси. Она, чтобы отвлечься, поглядела на детей. Крошечная девочка, младшая из двоих, осторожно несла коробку, перевязанную бечевкой. – Смотрите, дети, не ешьте лимонный кекс с сыром весь сразу. Я не скоро смогу испечь новый. И, Элоиза, проследи, чтобы Билли не съел его один, слышишь?
– Не надо об этом беспокоиться, Флосси, – твердо заявила девочка.
Уилл Генри отозвал в сторону Роберта, мужа Флосси.
– Пока не говори ничего Флосси, но думаю, через неделю или дней через десять все встанет на место. И я еще разок переговорю в банке с мистером Холмсом, чтобы мы вместе подобрали для вас дом в городе. Мистер Холмс хотел бы, чтобы Джесс и Нелли оставались на ферме до тех пор, пока банк не найдет покупателя. – Джесс и Нелли были единственными из оставшихся на ферме работников. Нелли была сестрой Флосси.
– Это замечательно, мистер Уилл Генри, ну, просто замечательно. А я довезу все ваши вещи в город так быстро, как быстро ходит мул.
Мужчины пожали друг другу руки в первый раз в жизни. Роберт на мгновение задержал руку Уилла Генри в своей.
– Мистер Уилл Генри, вы хороший фермер, вы хороший фермер.
Уилл Генри благодарно улыбнулся, хотя и знал, что это неправда.
– Лучше не бывает, – проговорил Роберт. – Никто не может победить долгоносика, только богатый человек, только страшно богатый человек.
Когда семья садилась в «форд», Уилл Генри в последний раз окинул взглядом дом и двор. В эту холодную погоду все вокруг казалось насквозь промерзшим. Весной станет веселее, если будет, кому смотреть на это весной. Он заставил себя не думать о случившемся с ним на этой земле, о том, как тут жили отец и дед. Об этом он подумает, наедине с собой. Он вывел машину со двора, аккуратно двигаясь по раскисшему краснозему в сторону основной дороги на Делано. В подпрыгивающем зеркале он увидел на мгновение, как Флосси и Роберт стоят во дворе и глядят им вслед. Он быстро отвел глаза. В машине Билли вцепился в переднее сиденье.
– Мама, почему в городе у меня не будет своей комнаты? Не хочу, чтобы Элоиза занимала половину моей комнаты. – Уилл Генри услышал, как Билли осекся, боясь, что его сочтут эгоистом. Он решил переменить тактику. – Не могу спать в одной комнате с Элоизой, – продолжал он. – Она храпит.
Столь прозрачный намек встретил лишь укоризненный взгляд Кэрри.
– Билли, ты же знаешь, что нам потребуется гостиная.
– Но к нам почти никто не ходит; она просто будет стоять пус…
– Билли!
Мальчик откинулся на заднем сиденье, грустно глядя матери в затылок. А Элоиза показала ему язык.
Уилл Генри бросил взгляд на Кэрри. Он понимал, что она одновременно и страшится, и с нетерпением ждет их будущей жизни в Делано. Ей понравится, что к подругам можно будет пройти пешком, но без фермы она какое-то время будет чувствовать себя неуверенно. Тем более, он ей четко объяснил, в чем будет заключаться его работа. Сказал только, что будет работать «городским служащим», а что конкретно будет входить в его служебные обязанности – об этом он пока умолчал. Но на данный момент ей этого оказалось достаточно. Пока что он еще не представлял себе, как ей обо всем расскажет.
Сидя за рулем автомобиля, Уилл Генри погрузился в размышления. Он стал отбивать пальцами по баранке руля ритм одного из баптистских гимнов и напевать его себе под нос.
Он чувствовал себя так, как некоторые чувствуют себя, демобилизуясь из армии; как некоторые чувствуют себя, расплатившись с долгами; как чувствуют себя все, очутившись на свободе.
И он громко запел последнюю, бодрящую строку гимна.
