– Как правило, дается испытательный срок. Полагаю, что в этот период я попытаюсь пройти в конгресс или стать губернатором штата Джорджия.
– Разумно.
– И вдобавок, с моим безупречным послужным списком, ранением и всем прочим как они могут меня отвергнуть?
– Послушай-ка, нахал, если тебе на службе у дяди Сэма прострелили жопу, это еще не значит, что все так и попрутся за тебя голосовать. Сам понимаешь, в жопу ранили не одного тебя.
– Люблю, когда ты выражаешься заборными словами!
– Не уходи от темы!
– А что у нас за тема?
– Ты делаешь мне предложение.
– Ага, точно. И ты даешь мне ответ?
– Да.
– Какой же?
– Тот, что слышал.
Тут он разинул рот. А она снизу прикрыла его своим кулачком.
– Это правда?
– При определенных условиях.
– Твое положение при заключении данной сделки наивыгоднейшее. Назови их.
– Во-первых, ты должен сделать предложение по всем правилам.
– Патриция Ворт-Ньюмэн, я люблю тебя, я действительно тебя люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой и матерью моих детей. Пойдешь ли ты за меня замуж?
– Очень мило. Второе условие: я не могу быть целый день просто женой политика. Ты должен купить мне ферму.
– Куплю тебе что угодно, чтобы заручиться фермерскими голосами.
– Я серьезно.
– А я тем более. В штате Джорджия фермерские голоса решают все.
– Значит, договорились.
– Других условий нет?
– На сегодня хватит.
– Господи, как же я люблю тебя, Триш!
– А я тебя тоже люблю, Билли Ли. Отвези меня домой, и я докажу тебе это.
И пока они блуждали по задворкам в поисках такси, она стала расспрашивать насчет капитана в «пабе».
– Военные истории, – отвечал он. – Этот капитан рассказал мне самую скверную из слышанных мною военных историй. Ты правда согласна выйти за меня замуж?
– Если пообещаешь мне никогда не рассказывать военных историй.
– Условия, сплошные условия!
Он обнял ее, и они пошли вперед, тесно прижавшись друг к другу.
Глава 2
Старшина Хомер Баттс, известный всем по прозвищу «Санни», стоял под лучами солнца в ясный, весенний день 1946 года по стойке «смирно» на бейсбольном поле средней школы в Делано. А в одном ряду с ним находился еще тридцать один уроженец Делано в армейской, флотской форме и в форме морских пехотинцев.
Санни было скучно. Банкир Хью Холмс травил баланду о воинской службе, чести и самопожертвовании, а у Санни эта служба уже вот где стояла, и все прочее тоже. Ну, во время войны все это было еще о'кей; надо же было чем-то кровь разогревать, но вот уже почти целый год самой трудной для него работой было играть в покер и ждать, ждать и ждать демобилизации.
Он окинул взглядом переполненные трибуны. И головы поворачивать не надо. Они пришли сюда поглядеть на него, а не на всех этих шутов гороховых. Парень из нашего города, получивший больше всех наград в штате Джорджия. Не исключено. А, черт, он чуть было не огреб Почетную медаль Конгресса, чуть было не огреб. Кто-то, однако, торпедировал его по дороге. Дружок, писарь из ротной канцелярии, намекнул на это дело. Вот дьявольщина, если бы он получил еще и это, то был бы так же знаменит, как Один Мерфи, и получил бы на киностудии контракт, как и Мерфи. Внешность у него достаточно привлекательная. Уж, конечно, более привлекательная, чем у Мерфи.
Он великолепно знал, как он выглядит, стоя на этом бейсбольном поле в форме, которую этот старик-немец сшил за два блока «Лаки Страйк». Рост, конечно, не такой, какой бы ему хотелось, всего пять футов девять дюймов, но за время службы он прибавил в весе, и теперь в нем сто семьдесят пять фунтов. Если бы у него были эти лишние двадцать фунтов, когда он кончал среднюю школу в Делано, он бы наверняка получил футбольную стипендию в университете штата Джорджия или Алабаме, а то и в Оберне.
Как заверили люди знающие, скорость у него была, а вот габариты подкачали. А теперь он даст своим светлым волосам отрасти. Девчонки устали от парней, похожих на солдат даже прической. А еще он купит парочку броских костюмов на деньги, выигранные в покер, и еще останется на хороший подержанный автомобиль. Может быть, даже с открытым верхом.
Санни услышал, как назвали его фамилию. Это Холмс зачитывал перечень наград. Санни опять позволил себе отключиться, но внезапно насторожился и стал внимательно прислушиваться. Холмс говорил то, что ему страшно хотелось услышать.
– Сегодня утром городской совет Делано проголосовал за то, чтобы предоставить преимущественное право занятия муниципальных должностей возвращающимся ветеранам, а среди ветеранов – тем, кто непосредственно принимал участие в боевых действиях, – заявлял Холмс.
Санни заскрежетал зубами. Позавчерашний разговор с Холмсом вряд ли можно считать удачным, подумал он. Холмсу он чем-то не понравился, чувствовалось явное недоверие. Ощущение это было ему знакомо: такое же чувство тревоги всегда вызывало у него общение со своим ротным командиром в Бельгии. Санни подозревал, что именно этот его командир роты торпедировал награждение Почетной медалью Конгресса, даже несмотря на то, что в это время он находился в госпитале, и на его место была прислана замена.
А Холмс продолжал:
– Сегодня я имею возможность объявить во всеуслышание, что первая же имеющаяся у нас вакансия предоставляется ветерану. Из числа имеющихся кандидатов на вакантную должность в городской полиции принят старшина Санни Баттс.
– Старшина Баттс, два шага вперед, марш! – скомандовал Билли Ли, самый старший по званию офицер из более, чем двухсот ветеранов города, человек, которого Санни знал лишь как спортсмена из средней школы, когда сам он учился в начальной.
Санни вышел из строя, и Холмс пожал ему руку.
– Поздравляю, сынок. Надеюсь, что мы и впредь будем гордиться тобой. В понедельник в восемь утра доложишься начальнику полиции Томасу.
– Спасибо, сэр. Я буду хорошо работать, сэр.
Санни весь размяк, словно гора с плеч свалилась. Его очень тревожила и мучила проблема работы. До войны он подавал в аптеке соду и раскладывал товар на полках, и единственной для него перспективой, если бы не выгорела возможность служить в полиции, была фабрика, но при одной только мысли о фабрике его бросало в дрожь. А теперь он получил работу, исполняя которую, он будет пользоваться таким же уважением, какое он заслужил своими подвигами на поле боя.
Полковник Ли выстроил группу в одну колонну и промаршировал с нею по всему полю. И когда они прошли за ограду и дошли до самой дренажной канавки, строй распался, люди стали подходить, жать Санни руку и приносить поздравления. А когда толпа стала редеть, Санни обнаружил, что рядом с ним очутился жилистый, сморщенный человечек в форме старшего лейтенанта времен первой мировой войны. Человек этот несколько секунд тряс Санни руку, и только тогда Санни узнал его. Господи, да это же Фокси Фандерберк!
– Старшина, вы славно послужили своей стране, – говорил Фокси, – и я надеюсь, что ваша служба в полиции будет столь же славной.
– Спасибо, сэр. Я сделаю все, что в моих силах.
Когда он был еще мальчишкой, его одолевал безумный страх при одном только виде Фокси Фандерберка; и не только он один, но и любой из ребят готов был обосраться от непонятного и беспричинного, казалось бы, ужаса. А теперь этот старый пердун жмет ему руку.
– И не забывайте, что мой опыт всегда в вашем распоряжении. Если понадобится помощь, просите, не стесняйтесь.
– Да, сэр. Само собой.
Какого черта он тут мелет? Какой еще опыт? Но прежде, чем Санни успел задуматься всерьез, затянутая в форму фигура сделала поворот «кругом» и строевым шагом удалилась.
Санни едва сдержался, чтобы не расхохотаться во весь голос.
А в дальнем углу поля формировалась еще одна группа бывших солдат. Все они были черные. И черные жители Делано постепенно заполняли трибуны. Тут же болталось несколько любопытствующих белых. Холмс почти слово в слово повторил свою благодарственную речь и особо выделил немногих награжденных. Среди них был и Маршалл Паркер.
Маршалл, принимавший участие в одном из тяжелейших боев в день высадки на европейском континенте и награжденный Бронзовой звездой, обратил внимание на то, что в обращении Холмса к черным ветеранам Делано ничего не говорилось о муниципальных должностях. Неважно; он накопил денег, и у него есть собственные планы. До войны он даже не осмелился бы предположить, что заведет собственное дело, но служба в армии переменила его так же, как и его черных ровесников, и вообще война, как он полагал, для всех для них многое переменила к лучшему. Холмс поддержал его и даже сделал намек, что под разумное начинание может быть предоставлен кредит.
