милая женщина, отправилась в доки и приказала какому-то торговцу, судно которого было готово к отплытию, купить ей, когда будет в Константинополе, настоящий турецкий кофейник.
Он рассмеялся и покачал головой.
– Что вас рассмешило? – спросила она.
– Вы так спокойно рассказали, что готовили кофе для неаполитанской королевы, как будто это обыденное явление для каждой английской мисс.
– С нами это случалось, – сказала она, надув губки.
– Не сердитесь, – попросил он. – Вы не хвастаетесь и не произносите имена знаменитых людей, чтобы произвести впечатление на окружающих. Нам, простым смертным, кажется особенно удивительным то, что это была просто ваша повседневная жизнь.
– Не уверена, что все было так уж увлекательно, – сказала она, пожав плечами. – Мне всегда хотелось, чтобы наше воспитание было несколько более… традиционным.
Он снова рассмеялся.
– Не думаю, что ваша жизнь когда-нибудь будет традиционной, мисс Лэнгли. Особенно пока с вами живет тетушка Минти.
Она аж застонала.
– Я надеялась, что вы не станете возвращаться к этой теме.
– Как же мне забыть об этом, если у меня в ушах до сих пор стоят вопли леди Ламби? Но я не понимаю одного: почему она живет с вами?
– Ах, я знаю, что у тетушки Минти есть небольшая проблема. – Она помолчала, потом, посмотрев ему в глаза, сказала: – Со штопкой, я хочу сказать.
– Небольшая проблема? Да из-за нее нас всех чуть было не отправили в Ньюгейтскую тюрьму! – Он наклонился к ней и, понизив голос, добавил: – Насколько я мог убедиться, вы тоже обладаете этим мастерством.
Она отмахнулась от него:
– В прошлое Рождество она научила нас этому ради развлечения. Для веселья у нас не было причин, и Талли решила, что, возможно, было бы забавно научиться этому мастерству.
– А почему Рождество было таким мрачным? – спросил он.
Она вздохнула:
– Летом умерла леди Колдекотт, наша опекунша, и мистер Эллиот, поверенный отца, стал совершенно невыносимым. Он хотел нанять для присмотра за нами какую-то старую драконшу. Мы, конечно, были решительно против, а тут как раз тетушке Минти потребовалось место, где она могла бы спокойно доживать свои дни. Нам, конечно, пришлось утаить от мистера Эллиота сведения о ее мании…
– И она даже родственницей вам не приходится?
– Об этом мы тоже умолчали. – Она прикоснулась к своим варежкам. – Милая старушка связала каждой из нас варежки и такие же носки, чтобы было что положить в пакеты, которые надлежало открыть в рождественское утро. Никто, кроме нее, не был так добр к нам, да, откровенно говоря, у нас никого и не было. Не осуждайте ее, пожалуйста, договорились?
Как и накануне на Темзе, она полностью и безоговорочно обезоружила его безмолвной мольбой в глазах. «Никто, кроме нее, не был так добр к нам». Он покачал головой:
– Будьте уверены, я сохраню ваш секрет.
– Даете честное слово ливрейного лакея? – поддразнила его она.
– Честное слово ливрейного лакея, – пообещал он. – Хотя мне все же кажется, что надо бы предупредить добропорядочных жителей Брук-стрит, чтобы они крепче держали свои кошельки.
Она покачала головой:
– Надеюсь, тетушка Минти больше не будет этого делать. – Он не успел ответить, так как появился хозяин с двумя кофейниками, чашками и блюдом разнообразных сладостей. Он и мисс Лэнгли что-то долго обсуждали, потом поклонились друг другу, и она, наклонившись над столом, с наслаждением вдохнула аромат кофе.
– М-м-м, пахнет именно так, как я помню. – Она осторожно наклонила кофейник и, налив две чашки кофе, передвинула ему одну из них по поверхности стола. – Подождите немного, пусть осядет гуща, а потом попробуйте, – посоветовала она и улыбнулась, взглянув на свою чашку. – Взбитые сливки приготовлены великолепно. Я попросила добавить в них побольше сахара.
Выждав несколько мгновений, она поднесла чашку ко рту, и он сделал то же самое. Как только ароматный кофе прикоснулся к языку, он почувствовал, будто перенесся в какое-то другое место. Кофе, который он привык пить, представлял собой горькое пойло, тогда как этот напиток, густой, ароматный, дразнил воображение. Он поднял взгляд и увидел, что она наблюдает за ним, с нетерпением ожидая вынесения вердикта.
– Не пейте его залпом, – предупредила она. – Его следует потягивать. И не вздумайте пить то, что на дне. Это всего лишь осевшая гуща.
– Великолепно, – сказал он.
– Я очень рада, что вам нравится. – Устроившись поудобнее на стуле, она принялась с наслаждением понемножечку отхлебывать кофе.
Закрыв глаза, он подумал, что все делает правильно. Если бы он действовал по-другому, то разве смог бы узнать о ее страсти к кофе? Нет, не смог бы, если бы они встретились, например, в свете. Или в чьей-нибудь гостиной, когда на них направлены все взгляды.
По завершении типично английского периода ухаживания они сочетались бы браком, оставаясь совершенно чужими друг другу, и начали бы семейную жизнь, так и не узнав никогда, связывает ли их что-нибудь еще, кроме этих дурацких «естественных склонностей».
– Вы, наверное, намерены поддразнивать меня по поводу Холлиндрейка? – спросила она.
У него шевельнулись угрызения совести.
– Поддразнивать вас? С чего бы это?
– Возможно, вы были правы в отношении этого человека…
– Я сомневаюсь, что…
– Не надо, – сказала она и вздохнула – Послушав вчера мистера Маджетта, я не знаю теперь, что и думать. Мне кажется, все, что он рассказал…
