Потом все снова началось сначала, он кричал, и мир для него превратился в сплошной раскаленный ад.
Когда он пришел в себя, все тело его болело, но это было лишь воспоминание о перенесенных им мучениях. Воспоминания были ужасные, однако они не шли ни в какое сравнение с настоящими мучениями, которые он перенес в том каменном мешке. Ему хотелось умереть и разом покончить со всем. Потом он подумал о людях, которые его пытали, и ему снова захотелось жить Он должен встать на ноги и жить для того, чтобы каким-нибудь образом уничтожить их всех.
Время шло Снова он очнулся от того, что кто-то поднял его голову и влил ему в рот холодное питье. Он увидел нескольких женщин в длинных серых одеяниях, с белыми косынками на головах.
На его хриплые вопросы они отвечали успокаивающими жестами и призывами помолчать, меняя тем временем бинты, которыми были обмотаны его голова и ноги. Они делали это осторожно, однако он снова потерял сознание от боли. На этот раз он очнулся быстро. Они обработали ею раны болеутоляющей жидкостью и мазями и снова перебинтовали их чистыми бинтами.
Он спросил, где он, и одна из женщин ответила, что он находится в уютном и безопасном месте и что никто и никогда больше не сделает ему больно. Тут он не выдержал и заплакал. Они смущенно опустили глаза, однако он не понял, вызвано ли их смущение его порывом или они ведут себя так, как им предписано.
Бодрствовал он недолго и вскоре снова погрузился в сон, от которого очнулся только двумя днями позже. Он чувствовал себя, словно оглушенный наркотиком. Голова была тупая и пустая, во рту сухо. В тот же вечер ему удалось встать с постели и добраться до двери своей палаты. Никто не помешал ему сделать это, и он даже поговорил, точнее, попытался поговорить с другими пациентами. Испуганный, он вернулся назад, в свою маленькую палату. О’Брайен лежал на соседней койке. Он повернул голову и спросил:
— Где мы?
— В сумасшедшем доме, — ответил Ту Хокс.
О’Брайен был слишком слаб, чтобы бурно реагировать на это.
— Вероятно, наши палачи решили, что мы — душевнобольные. Мы крепко держались за нашу историю, а наша история, с их точки зрения, просто не может быть правдой. Итак, мы здесь и мы можем сказать, что нам повезло. Эти люди, кажется, испытывают первобытное почтение к сумасшедшим. Они хорошо обращаются с нами. Но, как ты понимаешь, мы все равно остаемся пленными.
— Я думаю, я с этим не справлюсь, — сказал О’Брайен. — Я умру. Что сделали со мной эти дьяволы… сама мысль о том, что в этом мире… с меня достаточно…
— Ты слишком много перенес, чтобы умереть именно сейчас, — сказал Ту Хокс. — Ты испытываешь горькое разочарование.
— Нет. Но на тот случай, если я не выкарабкаюсь, ты должен мне кое-что обещать. Если у тебя будет возможность, ты должен разыскать этих негодяев и убить их. Пусть умрут медленной смертью.
— Совсем недавно я думал точно так же, как ты, — ответил Ту Хокс. — Но потом мне кое-что пришло в голову. На этой Земле нет Гаагской конвенции или чего-нибудь подобного. И то, что мы перенесли здесь, ждало нас, кто бы ни взял нас в плен, если б только этим людям показалось, что они могут от нас что-то узнать. Если бы мы попали в руки перкунцев, с нами, вероятно, обошлись бы точно так же. По крайней мере, палачи не сделали нас калеками на всю жизнь, а могли бы. Но теперь самое худшее позади. С нами обращаются, как с пленными королями. Индейцы верят, что в сумасшедших сидит божественное начало. Может быть, теперь они в это больше не верят, но свои обычаи они еще сохранили.
— Ты должен убить их, — пробормотал О’Брайен и заснул.
В конце следующей недели Ту Хокс почти совсем поправился. Ожоги третьей степени зажили еще не полностью, но у него больше не было ощущения, что с него заживо сдирают кожу. Постепенно он подружился с директором этого заведения, высоким худым мужчиной по имени Таре, который был дружелюбен, образован и интересовался случаем Ту Хокса с точки зрения психиатрии. Он дал своему пациенту разрешение пользоваться его библиотекой, и Ту Хокс ежедневно помногу часов проводил за изучением этого мира — или Земли-2, как он теперь его называл. Таре был очень занят, но он рассматривал заболевание обоих этих чужаков как вызов и все это время каждый день посвящал им полчаса, а иногда и целый час.
Во время одного из таких медицинских разговоров Таре дал им понять, как он толкует этот случай. Он предполагал, что его пациенты пережили на Западном фронте ужасные бои и это, должно быть, привело их к душевному надлому. Они бежали из реальности в вымышленный мир Земли-1, из которого, как им кажется, они явились сюда, потому что они сочли действительность невыносимой.
Ту Хокс рассмеялся.
— Предположим, что все это так, как вы говорите, тогда и у О’Брайена такой же психоз? Ведь его вымышленный мир до мельчайших деталей совпадает с моим. Не находите ли вы странным то, что о тысячах подробностей этого вымышленного мира мы имеем одну и ту же информацию?
Таре пожал плечами.
— Вы знаете, он мог найти ваш психоз настолько привлекательным, что захотел принять в нем участие. Ничего странного. Он считает себя исключением и чувствует себя совершенно одиноким, поэтому ему хочется оказаться на этой Земле-1.
— А как же вы объясните то, что мы не знаем вашего языка? — спросил Ту Хокс.
— Вы разумный человек. Вы решили навсегда бежать в ваш вымышленный мир. Поэтому вы просто забыли свой родной язык. Вы никогда не думали о том, что вам снова придется вернуться в реальный мир.
Ту Хокс вздохнул.
— Вы просто все слишком рационализируете. Вы когда-нибудь думали о том, что я мог говорить и правду? Почему вы не отважитесь на эксперимент? Расспросите О’Брайена и меня о нашем мире по отдельности. Может быть, в большинстве черт наша история будет одинаковой. И если вы все это подробно изучите, сравните все детали рассказа об истории, географии, религиях, обычаях, языках и так далее, то в результате этих исследований вы можете изменить свое мнение. В нашем случае, конечно, обнаружите удивительные совпадения. Это будет настоящий научный эксперимент.
Таре снял очки и начал задумчиво протирать их стекла.
— Это будет научный эксперимент. Действительно, вы не сможете создать новый язык с его словарным запасом, грамматической структурой и особенностями истории или архитектуры.
— Но почему же тогда вы не сделаете такой попытки?
Таре снова надел очки и с мягким скепсисом посмотрел на Ту Хокса.
— Может быть, когда-нибудь. А пока вы должны считаться сумасшедшими. Каковы были ваши чувства, когда я изложил вам свою версию?
После первого приступа ярости Ту Хокс громко рассмеялся. Он ни в чем не мог упрекнуть Таре. Будь он на месте психиатра, поверил бы он такой истории?
Большую часть дня занимали различные процедуры. Каждый день проводилась процедура почтения, имевшая целью изгнать из тела находившихся там всевозможных демонов. Во время религиозных церемоний священник из ближайшего храма тоже пытался изгнать этих демонов. Таре не принимал участия в подобных ритуалах. Он старался не показать своего нетерпения священнику и, казалось, считал все эти процедуры пустой тратой времени. Это доказывало силу местных религиозных институтов. Даже врач не мог открыто выступать против религии.
В свободное время Ту Хокс упражнялся в языке, разговаривая с персоналом и другими пациентами, или шел в библиотеку. Если ему когда-либо удастся ускользнуть отсюда и он захочет остаться на свободе, ему необходимо как можно лучше знать этот мир. Один из учебников истории для школьников дал ему картину исторического развития народов на Земле-2. На этой планете кончался ледниковый период и скоро должно было начаться общее потепление. Это было счастьем для Европы, потому что здесь не было Гольфстрима, который смягчил бы резко континентальный климат этой части света Отсутствие теплого течения сильно помешало расселению людей, развитию их культуры и цивилизации. Северная часть Скандинавии и север России все еще были погребены под толстым слоем снега и льда.
На протяжении многих тысяч лет индейские племена все новыми и новыми волнами устремлялись из Сибири и Центральной Азии в Восточную Европу, покоряя и порабощая находящиеся там народы, или
