дороги. Земля была твердой и не пыльной. Остатки нескольких луж свидетельствовали о том, что здесь недавно шел дождь. Поверхность дороги была испещрена глубокими колеями от колес, следами скота и коровьими лепешками, засохшими и свежими.
— Никаких лошадей, — сказал Ту Хокс самому себе.
О’Брайен спросил:
— Что?
На другой стороне дороги находились деревянные ворота усадьбы. Ту Хокс подошел к ним и открыл, стараясь действовать как можно бесшумнее. Петли были вырезаны из дерева и забиты клиньями в створки ворот. Пара овец с жирными курдюками паслись во дворе. Они, испугавшись, подняли головы, но не издали ни звука Ту Хокс услышал кудахтанье кур. Из стойла донеслось сопение какого-то крупного животного. Крестьянский дом был построен в форме буквы “Н”. Впереди, по-видимому, находились жилые помещения — по крайней мере, два, как оценил Ту Хокс, — в то время как заднюю часть дома занимали стойла. Внешние стены были сложены из рубленых бревен, пазы замазаны глиной. Дом венчала крутая соломенная крыша.
На истертой деревянной двери дома кто-то неумело изобразил орла Под ним был нарисован большой глаз и черное “X”.
Ту Хокс поднял деревянную щеколду и толкнул дверь.
Но зайти в дом он не успел, потому что в это мгновение из-за угла дома вышла женщина. Она испуганно вскрикнули и широко раскрытыми карими глазами на побледневшем лице уставилась на обоих мужчин.
Ту Хокс улыбнулся ей и мобилизовал все свое знание румынского языка, который он изучал согласно инструкции. Это были в основном формулы обращения.
Женщина смущенно произнесла что-то на незнакомом языке и осторожно приблизилась на пару шагов. У нее было открытое добродушное лицо, черные блестящие волосы, смазанные маслом, и сильная, коренастая фигура. Костюм ее состоял из белой хлопчатобумажной кофточки и длинной красной юбки, которая достигала ее щиколоток, на шее — ожерелье из красных и белых раковин. Босые ноги были запачканы землей и куриным пометом. “Настоящая крестьянка, — подумал Ту Хокс, — и как будто дружелюбно настроенная”.
Он попробовал произнести пару немецких фраз, но она снова ответила на том же непонятном языке. Когда он беспомощно пожал плечами, женщина попробовала заговорить на другом языке, которым она сама, казалось, владела недостаточно хорошо.
Ту Хокс снова должен был признаться, что он ее не понял, но на этот раз она, казалось, была этим довольна. Она даже улыбнулась и потом снова попыталась заговорить на своем собственном языке.
— Мы должны использовать язык жестов, — сказал Ту Хокс О’Брайену. — Я…
Он замолк. Женщина теперь смотрела мимо него и ожесточенно жестикулировала Он повернул голову и увидел сквозь деревья машину, металл которой сверкнул на солнце. Она двигалась по проселочной дороге и находилась от них примерно в километре. О’Брайен тоже увидел ее.
— Машина, — сказал он. — Мы должны исчезнуть!
Ту Хокс с сожалением взглянул на опушку леса.
— Я думаю, мы должны довериться этой девушке, если мы не хотим тащить ее с собой.
Женщина ускорила их решение, она схватила Ту Хокса за запястье и потянула за угол дома, а он свободной рукой махнул О’Брайену. Женщине было ясно, что оба чужака хотят укрыться и не хотят, чтобы их заметили люди с машины.
Ту Хокс примирился с этим. Бегство в лес могло привести только к тому, что их тут же возьмут в плен.
Женщина провела их через боковую дверь в кухню. У Ту Хокса еще было время заметить огромный облицованный камнем очаг, наполненный дровами, с большим железным котлом на треножнике, потом женщина подняла в углу кухни крышку в полу и знаком указала, что они должны спуститься вниз. Ту Хоксу не понравилось, что они с О’Брайеном окажутся в таком месте, из которого не смогут вылезти, однако у него не было другого выбора. Вслед за О’Брайеном он опустился вниз по крутой лестнице. Крышка закрылась, и они оказались в полной темноте.
Глава 3
Над ними что-то скребло, царапало по крышке подпола. Женщина заставляла ее какой-то мебелью. О’Брайен вытащил из кармана фонарик, и они осмотрели помещение, в которое попали. Они находились в низком темном подполе с глиняными стенами, скорее яме, чем настоящем подполе. С потолочной балки свисали два пласта шпига. Маленькие бочонки с солеными огурцами, солониной, белой фасолью и овечьим сыром стояли в ряд вдоль стен. В другом конце помещения лежали пустые мешки, инструменты и огромная выделанная деревянная маска, привлекшая внимание Ту Хокса. Она представляла из себя лицо какого-то демона или чудовища и на ней были следы раскраски.
— Смешно, — сказал О’Брайен. — От всего этого мне как-то не по себе. Я хотел сказать тебе об этом, но ты мог вообразить, что у меня какой-то заскок. Незадолго до того, как появился этот истребитель, у меня возникло странное чувство, как будто внезапно начался приступ морской болезни. Сначала я подумал, что меня зацепило, но я не почувствовал и не заметил ранения. Потом у меня больше не было времени думать об этом. Но когда мы опустились на опушке леса, у меня снова появилось то же самое чувство, но только не такое сильное. Чувство, что находиться здесь намного хуже, чем получить пулю в лоб или прятаться от немцев.
Ту Хокс кивнул.
— Да, я знаю. У меня самого было такое же чувство. Но я не могу объяснить его.
Тут они услышали, как автомобиль приблизился и остановился возле дома. Мотор его громко стучал. О’Брайен выключил фонарик и попытался выковырять глину между верхним краем ямы и плотно прилегающим бревном внешней стены. Потребовалось немного времени, чтобы проделать узкую щель, через которую в подвал просочился дневной свет. Они приникли к щели. Щель была не больше чем в полсантиметра шириной, но она позволила им увидеть машину и двоих солдат, вылезших из нее. На вид машина была очень странная, может быть, не столько странная, сколько старомодная.
— Румыния, — рассуждал Ту Хокс, — выглядит очень отсталой страной, но она располагает мощнейшими в Европе нефтеперерабатывающими заводами. И солдаты эти конечно же не подданные германского вермахта. Их мундиры не похожи ни на что, что Ту Хокс видел до сих пор, не были похожи они и на изображения, которые ему показывали во время инструктажа. Офицер — если это был офицер — носил блестящий шлем в виде головы волка, в разверстой пасти которого виднелось лицо мужчины. Все, даже волчьи уши, было изображено достаточно точно. Куртка из зеленого материала с меховым воротником доходила до колен. Костюм его дополняли узкие красные брюки с двумя кожаными накладками на коленях, а также сапоги с довольно высокими голенищами. В правой руке он сжимал странной формы пистолет, которым он жестикулировал, отдавая приказы. Когда он повернулся, оказалось, что на левом боку у него был меч в ножнах.
Солдаты носили цилиндрические, заостряющиеся кверху шлемы с козырьком для защиты шеи, черные кители до колен с застегивающимися на кнопки полами и красные длинные брюки, заправленные в сапоги. У них тоже были мечи на широких кожаных поясах, а в руках они держали ружья. На ружьях были полукруглые барабаны для патронов. Офицер был гладко выбрит, а у солдат, насколько это было видно, были окладистые бороды и длинные, до плеч, волосы, что делало их похожими на кочевых цыган.
Солдаты начали обыскивать двор. Летчики в укрытии слышали, как они топают и хлопают дверями. Офицер, казалось, взялся за крестьянку. Ту Хокс слышал, как он медленно и с акцентом говорил с ней, словно использовал язык, который он изучал в школе. Женщина отвечала, и, казалось, этот язык был ее родным. Ту Хокс снова попытался понять смысл их разговора, и, хотя ему казалось, что он вот-вот поймет его, это ему так и не удалось. Прошло минут десять. Страшное кудахтанье, хлопанье крыльев свидетельствовали о том, что идет экспроприация крестьянского добра, во всяком случае, птицы. “В
