желудки, издавая при этом утробные звуки, которые напоминали слабые раскаты грома.
Теперь Роберт намного осторожнее проходил под ветвями гигантских деревьев и свисавшими с них водопадами зеленого мха. На рассвете следующего дня он вышел из леса. Перед ним простирался пологий спуск. Местность просматривалась на многие мили вперед. Справа в низине протекала река. На противоположной стороне виднелся крохотный замок, венчавший колонну зубчатой скалы. У подножия скалы располагалась небольшая деревня. При виде дымков, тянувшихся из труб, у Роберта перехватило горло. Ему казалось, что на свете нет ничего лучше, чем сидеть за столом и болтать с друзьями ни о чем, наслаждаясь завтраком и чашкой кофе после доброго сна в мягкой постели. О Господи! Как он соскучился по обычным человеческим лицам и голосам, приюте, где бы ему никто не угрожал!
По его щекам сбежало несколько слезинок. Он смахнул их и продолжил путь. Выбор сделан, и ему остается принимать хорошее наряду с плохим — точно так же, как он поступал на отвергнутой им Земле. А этот мир, особенно сейчас, казался не таким уж и плохим — свежий, зеленый, без телефонных линий и рекламных щитов, газет и консервных банок, разбросанных повсюду, без смога и угрозы атомного взрыва. Как бы плохо ему здесь не приходилось, он многое мог бы сказать в пользу этого мира. И Роберт обладал здесь тем, за что многие продали бы душу, — он обрел молодость, сохранив опыт зрелых лет.
Однако уже через час он начал сомневаться, что ему удастся сохранить столь бесценный дар. Вольф вышел на узкую пыльную дорогу и зашагал по ней, как вдруг из-за поворота в сопровождении двух ратников вышел рыцарь. Его огромную черную лошадь частично прикрывали латы. На рыцаре сияли черные пластинчато-кольчужные доспехи, которые напомнили Роберту образцы амуниции германских воинов тринадцатого века. Приподнятое забрало открывало мрачное ястребиное лицо с ярко-голубыми глазами.
Рыцарь натянул поводья и окликнул Вольфа на языке средневековой Германии, с которым тот освоился благодаря Кикахе и своей профессии на Земле. Язык, конечно, кое в чем был видоизмененным и пестрел заимствованными словами из хамшемского и других местных наречий. Тем не менее Вольф разобрал большую часть того, что ему говорил всадник.
— Стой смирно, урод, — закричал рыцарь. — Как ты посмел появиться здесь с луком?
— С позволения вашей августейшей светлости я охотник, — язвительно ответил Роберт, — и потому имею королевское позволение носить свой лук.
— Ты лжец! Я знаю всех законных охотников на много миль вокруг. И ты такой темный, что выглядишь как сарацин или даже идш. Брось лук и сдавайся, или я зарублю тебя, как свинью, которой ты, собственно говоря, и являешься.
— Если тебе нужен мой лук, попробуй забрать его, — ответил Вольф, едва сдерживая закипевшую ярость.
Рыцарь взял копье наперевес и пустил коня галопом.
Роберт подавил желание отпрыгнуть в сторону или отбежать назад, уклоняясь от блестящего наконечника копья. То, чего он ждал, произошло за долю секунды. Он рванулся вперед — копье опустилось, чтобы пронзить его, но прошло в дюйме над ним и воткнулось в землю. Словно прыгун с шестом, рыцарь вылетел из седла и, все еще цепляясь за древко, описал в воздухе дугу. Первой завершила полет его голова в шлеме. Должно быть, при падении он сломал себе шею или позвоночник, поскольку, упав, рыцарь больше не шевелился.
Вольф не стал терять время даром. Он снял с рыцаря меч в ножнах и застегнул пояс на своей талии. Конь убитого, великолепный чалый жеребец, вернулся и остановился рядом с мертвым хозяином. Вольф сел на него и поскакал дальше.
Тевтония получила свое название в честь завоевавшего ее Тевтонского ордена, или тевтонских рыцарей госпиталя святой Марии в Иерусалиме. Орден возник во время третьего крестового похода, но позже отклонился от первоначальной цели. В 1229 году Немецкий орден начал завоевание Пруссии с целью обращения в христианство прибалтийских язычников и подготовки земель к колонизации. Один из отрядов ордена попал на этот ярус планеты либо по случайности, что весьма маловероятно, либо по воле Властителя, который умышленно открыл им врата и хитростью вынудил пройти через них.
Какой бы ни была причина, райтеры тевтонских рыцарей покорили аборигенов и создали общество наподобие того, которое оставили на Земле. В ходе естественной эволюции оно, конечно, изменилось, и Властителю удалось во многом оформить его на свой собственный лад. Первоначально единое королевство, Великий Маршалиат, выродилось во множество независимых государств. Те в свою очередь состояли из мало связанных друг с другом баронатов, многие из которых управлялись самозванцами и разбойниками.
На этом же плоскогорье находилось государство Идше. Его основатели перенеслись через врата почти одновременно с тевтонскими рыцарями. И опять же никто не знает, прошли они через них случайно или по замыслу Властителя. Тем не менее множество говорящих на идше германцев обосновалось на восточном конце плато. И хотя прежде они занимались торговлей, им тоже удалось стать хозяевами туземного населения. Идши переняли феодально-рыцарскую структуру Тевтонского Ордена — видимо, им пришлось так поступить, чтобы сохранить свою независимость. Именно это государство и имел в виду встреченный Вольфом рыцарь, обвиняя его в том, что он идш.
Подумав об этом, Роберт довольно рассмеялся. Итак, немцы попали на уровень, где уже образовался архаично-семитский Ханшем, и их современниками стали столь презираемые ими иудеи. Такое стечение обстоятельств можно было бы объяснить случайностью, но Вольф видел за всем этим ироничное лицо Властителя, с улыбкой наблюдавшего за ситуацией.
На самом деле в Дракландии не существовало ни христиан, ни иудеев. И хотя две веры по-прежнему использовали свои первоначальные названия, обе претерпели огромные изменения. Властитель занял место Яхве и Господа, и к нему обращались, используя эти имена. Потом в теологии произошли другие изменения: в церемонии, ритуалы и заповеди вносились тонкие и незаметные искажения. В обеих странах этого мира вера предков отвергалась потомками как ересь.
Вольф направился к владениям фон Элгерса. Ему хотелось оказаться там как можно быстрее, но приходилось избегать дорог и деревень. После гибели рыцаря он не смел вступать во владения барона фон Лорентиса, как планировал прежде. Пропавшего искали по всей округе, и везде шныряли люди с собаками.
Суровые холмы, отмечавшие границу бароната, стали ближайшей выбранной им целью.
Через два дня Роберт добрался до такого места, где, слезая с коня он не попадал под власть сюзерена фон Лорентиса. Предстояло преодолеть крутой, но не очень-то трудный спуск с холма. За холмом у реки раскинулся широкий луг, и на его противоположных концах располагались два лагеря. В центре каждого из них в окружении множества небольших палаток, походных костров и лошадей стояли нарядные, украшенные флагами и вымпелами шатры. Большинство обитателей лагерей, разделившись на две группы, наблюдали за поединком бойцов, которые атаковали друг друга с копьями наперевес. В тот самый момент, когда Вольф увидел их, противники со страшным лязгом столкнулись на середине поля. Одного из рыцарей от удара отбросило назад; в его щите застряло копье соперника. Но и другой, не удержав равновесия, с грохотом свалился наземь.
Вольф окинул взглядом живописную картину. Сражение не походило на обычный рыцарский турнир. Во-первых, не было крестьян и горожан, которым полагалось толпиться вокруг. Во-вторых, отсутствовал наспех сколоченный помост с рядами, заполненными пышно разодетой знатью и прекрасными дамами. Очевидно, в этом уединенном месте у дороги ставили свои палатки странствующие рыцари, которые вызывали на поединок всех проезжающих рыцарей.
Роберт начал спускаться с холма на виду у всех. Он полагал, что в такой момент вид одинокого странника не вызовет большого интереса. И оказался прав. Никто из обитателей двух лагерей не поспешил к нему с расспросами. Вольф мог подойти к краю луга и не спеша понаблюдать.
Желтый флаг над шатром слева от него украшала звезда Давида. Вольф понял, что там расположил свой лагерь идшский рыцарь. Чуть ниже флага реяло зеленое знамя с серебряной рыбой и ястребом. В другом лагере развевалось несколько государственных и личных вымпелов. Один из них привлек внимание Вольфа, заставив его вскрикнуть от удивления. На белом поле красовалась ослиная голова, а ниже — рука, все пальцы которой, кроме среднего, были сжаты в кулак. Когда Кикаха рассказывал об этом гербе, Роберт хохотал до упаду. Только Кикаха мог носить такой герб на своем щите.
