Любимый плут

– Откуда они взялись, Юника? Служанка выглядела усталой и расстроенной:

– Леди Гермиона потребовал привести их сюда. А теперь я должна запереть их в клозете.

– Зачем?

– Кто знает? Перестань! – прикрикнула она, когда Пан вылезла из-под руки Бет. – Я не хочу даже прикасаться к ним. Они такие грязные, что я боюсь завшиветь.

– Новая услуга «Лордс Дрим», – усмехнулась Кэйт. – Кикиморы в постели членов парламента.

– Лучше отпустите нас, – пригрозила Пан. Юника занесла руку, чтобы шлепнуть девочку, но Кэйт опередила ее:

– Может быть, вы лучше пойдете со мной?

– Нет! – сказала Пан.

– Вы нас вправду запрете в клозет? – со слезами спросила у нее Бет.

– Нет, если вы не станете вести себя плохо.

– Я не веду себя плохо. Панси иногда ведет себя плохо, но ведь ей только шесть лет.

– Значит, ты должна заставить ее вести себя хорошо. Идите за мной.

– Леди Гермиона хотела, чтобы их заперли в клозет у нее в спальне, – напомнила Юника.

– Может быть, я сделаю это потом, – сказала Кэйт. – Если они будут плохо себя вести.

Джоко не оказалось дома.

Герцогиня послала всех оставшихся детей разыскивать его по городу, а сама пошла к миссис Эйвори Шайрс. Она долго стучала и звонила в ее дверь, но оттуда не раздалось ни шороха. Все занавески в доме миссис Шайрс были задернуты. Герцогиня обошла дом и подошла к кухонным дверям. Там тоже никто не ответил на ее стук и звонки. За дверью никто не двигался, а главное, оттуда не доносилось никаких кухонных запахов.

Она уселась на ступеньки заднего крыльца, упершись лбом в подставленные руки. Если дети не найдут Джоко, она окажется в безвыходном положении. Она не знала адреса Марии Торн.

– Ох, Джоко, – прошептала она. – Пожалуйста, не уезжай.

Герцогиня закрыла глаза, но тут же открыла, потому что в ее мозгу стали проноситься ужасные картины. Грубые, злые руки разденут Бет и Пан догола, их незрелые детские тела помоют, оденут в панталончики, нижнее белье и белые чулочки, а затем отправят к безжалостным содержателям борделей. Если им повезет, то их приласкают и изнасилуют. Если не повезет, то сначала исхлещут до крови. И все для извращенных удовольствий злых стариков, калечащих детские тела и души.

Медленно и глубоко вздохнув, чтобы дурнота прошла, Герцогиня опустила голову на колени. Внезапно ей стало холодно. Солнце опускалось за дома по другую сторону парка. Наступал вечер.

– Панси, – прошептала она. – Бетти. Герцогиня встала и быстро пошла на стоянку кебов. Ей нужно побывать у русского в «Петухе Робине». Если и тот не знает, где Джоко, тогда можно будет не сомневаться, что вор уехал из города.

А если он уехал… Герцогиня содрогнулась. Она не сможет бросить детей и смириться с ужасной судьбой, уготованной Пан и Бет этими негодяями. И тогда ей придется надеть прежнюю одежду и самой пойти в «Лордс Дрим».

– Ты задумал опасный план, приятель, – русский налил Джоко выпить. – Как ты ввязался в это? Музыкант с гармошкой переходил от стола к столу.

Я поймала богатого щеголя,
Разодета я, как в кино,
Пусть живу я особенным образом,
Только мне это все равно.

Джоко поморщился на слове «щеголь», а затем усмехнулся над тем, каким он стал в последнее время. Эта песня была словно про него написана.

– Зачем ты это делаешь? – допрашивал его русский.

– Из-за Ревилла. Помнишь? У него моя бумага.

– Нет, – белые зубы здоровяка блеснули из-под черных усов. – Ревилл? Он не заставил бы тебя это делать. Та девица. Это она тебя заставила, – он подвинул стакан Джоко.

Тот потянулся к стакану:

– Ты не прав. Она тут не при чем. Это Ревилл. Русский смотрел, как Джоко опрокинул в себя жидкость, припоминая его привычку никогда не пить залпом.

Мэйзи с нагруженным подносом двигалась между столами. Мужчины снимали с него пенящиеся кружки и совали деньги за вырез ее блузки. Музыкант с гармошкой шел следом за ней, напевая:

Ох, взгляните-ка на Мэйзи…

Мужчины взорвались от хохота. Один из них схватил служанку за грудь. Та шлепнула его по руке и хихикнула.

Ведь она такая рвань,
От нее свихнусь я скоро,
Ну и баба, баба – дрянь.

Парочка подошла к столу русского:

– Угощайся, Джоко, – пропела Мэйзи в такт гармошке.

– Премного благодарен, старушка, – он поднял голову и натянуто усмехнулся. – Обо мне заботится русский.

– Занимается моим делом, – притворно огорчившись, обвинила его служанка.

– Какая разница, – ответил ей русский. Он взял бутылку и снова наполнил стакан Джоко. – Так что ты сказал?

– Ревилл! – Джоко сказал это громче, чем намеревался. Следующие слова он проговорил почти шепотом. Русский наклонился к нему, чтобы расслышать их. – Он того и гляди превратит меня в легавого.

Джоко выпил снова. Вино было теплым и горьковатым на вкус.

– Я надеюсь, что когда закончу с этим делом, то уговорю его написать мне рекомендацию. Что ты об этом думаешь? Ты только представь меня в синей форме и с бляхой на груди, – он поставил стакан и зажмурился, потому что крепкое вино обожгло ему желудок.

– Ренегат ты, – русский снова наклонил бутылку над стаканом Джоко. В стакан полилась жидкость, выплескивая на стол несколько капель, которые русский вытер пальцем.

– Тебя это не коснется, – Джоко потянул стакан к себе, слегка пролив жидкость на руку. – Это не пустые слова, вовсе нет. Я буду следователем по грязным